- У бабушки, - протянул Илья.
- Молока попили, - не то спросил, не то сказал водитель.
- Попили, - опять же не совсем уверенно ответил Илья, посматривая на Димку.
Расспросив, где и с кем живут мальчики, в какой школе, в каком классе, как учатся, чем увлекаются, как проходят каникулы, водитель умолк, сосредоточив внимание на дороге. Молчали и уставшие братья. Ровный ход легковушки, мерное покачивание в мягких сидениях убаюкивали.
При въезде в город, мальчики попросили остановиться.
- Почему здесь? - удивился водитель. - Я вас подвезу к трамваю.
- Нет-нет! Нам отсюда до дома ближе. Спасибо вам! - сказали ребята, выходя из автомашины. - Спасибо!
- Ну, как знаете, дело ваше, - ответил водитель и добавил, - счастливо вам.
Люська
Ренате Глущенко
С первой минуты своего появления в квартире Люська дала нам понять, кто в доме хозяин.
Она не спеша обошла все комнаты, осмотрела мебель, обои, сунула свой нос в каждый угол и улеглась на диване. Теперь стол в зале принадлежит ей, ей принадлежат сервант, секретер, шифоньер, книжный шкаф, и книжные, под самый потолок, полки. Да, ещё и компьютерный столик теперь её.
Появлению Люськи предшествовал тяжелый недуг, постигший мою жену. Доктора, медицинские сестры, уколы, таблетки способствовали лишь временному и незначительному облегчению. Нужно было что-то отвлечённое, неординарное. О поездке к морю, на курорт не могло быть и речи.
- Папа, - позвонила мне дочь, - как ты смотришь, если я принесу вам кошечку. Малюсенькую, пушистенькую.
Звонок дочери, застал меня врасплох. Она знала, что я категорически против содержания в квартире каких-либо животных, тем более кошек. Мысли вихрем закружились в моей голове. Вспомнились не раз читаные материалы и рассказы моих знакомых о том, как кошачьи благотворно действуют на психику человека, улучшают его тонус, продлевают жизнь, излечивают от болезней.
- Ты что молчишь? - вывела меня дочь из задумчивости.
- Позвони маме.
- Звонила. Она сказала, чтобы я позвонила тебе.
Конечно, я и в этот раз был против всяких кошек, но состояние жены беспокоило меня и склоняло к тому, чтобы поступиться своим принципом, сменить своё убеждение. А вдруг и правда, кошка - четвероногий лекарь?
- Папа, прояви милосердие, - упрашивала меня дочь. - Кошечка такая хорошенькая, всем нам очень нравится. Откуда она появилась, никто не знает. Мы её здесь кормим, жалеем. Ей нужна семья, квартира. Её бы взяли, но у всех дома свои кошки есть.
Веский довод дочери "проявить милосердие" подействовал на меня.
- Ну приноси, - сказал я так, будто брал на душу тяжкий грех.
- Спасибо, папа! - обрадовалась дочь.
После работы она на минутку заскочила к нам, достала из хозяйственной сумки и опустила на пол драгоценный подарок - маленький чёрный пушистый комочек: - Это Люська! Посмотрите, какая миленькая!
Я ожидал какую угодно Люську, только не такую чёрную! Чёрная кошка - ведьма! Во всяком случае так укоренился в нашем сознании отголосок народного фольклора. Что делать? Не выставлять же её за дверь, не обижать дочь.
Не сомневаясь в том, что мы безоговорочно примем котёнка, дочь, в семье которой вот уже не первый год проживает флегматичный кот Стасик, - дикарь, как я его называю, порекомендовала, чем кормить кошечку, как за ней ухаживать, что ей позволять и что позволять не следует.
Люська оказалась врождённым интеллигентом. Благородных кровей. Она приняла условия сожительства и приступила к нашему воспитанию.
Первые дни Люська в самом деле вела себя так, как об этом доводилось читать и слышать. Она ложилась на грудь или на бок моей жены, обнимала передними лапками, будто впитывала в себя её недуг.
На кухне Люська появлялась только тогда, когда туда приходили мы. Она не крутилась под ногами, не выворачивала нам душу пронзительным мяуканьем, а после мягкого "мав-мав" терпеливо, широко раскрытыми глазами пронизывала нас насквозь.
- Покорми ребенка, - говорил я в таких случаях, - слышишь, она сказала: "ма-ма"!
К нашему удивлению, Люська отказалась есть молоко, сыр и всякую колбасу. Её излюбленная еда - килька черноморская, которую жена отваривает и тщательно перебирает. Иногда Люська может позволить себе откушать сметанки.
Любители мороженого, мы однажды угостили её пломбиром. Люська с удовольствием вылизала дно блюдечка и ещё долго с умилением облизывалась. Так и пошло. Едва мы говорили: - Люся! Мороженое! - как она, где бы ни была, прибегала или степенно приходила на кухню со своим "мав-мав".
Всякий раз под утро Люська запрыгивает на постель моей жены, аккуратно ступая по покрывалу, подходит к уху своей кормилицы и негромким мяуканием будит её. Если кормилица отмахивается, Люска выпускает коготки.
Однажды, проснувшись, мы не увидели Люську на своём месте. Не оказалось её на кухне, в зале, на балконе.
- Люся! Люся! - переполошились мы. - Люся!
Люся беззвучно выползла из-под кровати, лапки её не держали. Она попыталась что-то произнести, но на это у неё не хватило сил, из горлышка выдался какой-то хрип.
- Что с тобой, Люся! - подхватила жена на руки кошечку. - Ой, она заболела! Её носик сухой и горячий! - Вот твоё мороженое! - накинулась на меня жена. - Люся, мороженое! Люся, мороженое!
- Да нет, это она всю твою хворь в себя вобрала. - Каждый из нас остался при своем мнении. Но встревожились мы одинаково. Люська ничего не ела.
- Где вы так застудили котёнка? - удивился кошкин доктор, померяв температуру Люськи. - Это же надо - сорок!
- Нет, не застудили. Мороженым накормили.
- Что-о-о? Мороженым? Вы с ума сошли! Разве можно! Мороженым!
Кошкин доктор приписал Люське пять болезненных уколов. Люська стоически выдержала их, хотя и кусалась и царапалась. Больно ведь! Слушая рассказы жены о поведении Люськи при уколах, я говорил: - Эта Люськина когтетерапия благотворно скажется на твоем здоровье.
Постепенно Люська пошла на поправку. К ней возвращалась её прыть и резвость. С разбегу она вцеплялась в портьеры и раскачивалась на них, оставляя следы своих когтей. У жены появилась новая забота: штопать повреждённые места.
В ответ на наши жалобы дочери, что Люська исцарапала углы кресел и дивана, слышали: - Подумаешь, кресла! Да их вам давно пора выбросить, а диван купить новый. - Превращённые Люськой красивые обои в лохмотья дочь советовала заменить.
Заприметив в кресле тигра - красивую, хорошо сохранившуюся, мягкую игрушку, купленную мною дочери, когда ей исполнилось два годика, Люська набрасывалась на него, как на свою добычу, хватала за ухо и, хотя он больше её, легко втаскивала на диван, валила навзничь, царапала брюхо и морду, кусала за нос, таскала за хвост, падала на пол и каталась с ним по ковру, давая волю своим задним лапкам, пока тигр не надоедал ей. Тигра жена убрала подальше.
В конце каждого рабочего дня Люська терпеливо ждёт меня у порога входной двери. Когда я задерживаюсь, она вопросительно смотрит на жену.
- Что так смотришь на меня? Откуда я знаю, где он ходит! Вот придёт, ты его и спроси!
Или, едва заслышит звон ключей, как тут же срывается с места, где бы она ни была, и оказывается у двери. Я ещё порог не переступил, а Люська заводит своё: "Мяу мяу мяу…"
Я сажусь на низкую табуретку, Люська запрыгивает ко мне на колени и, мурлыча, укладывается. Я глажу её чёрную лоснящуюся спинку, бархатные лапки, за ушками, она жмурит глазки и, вытягивая мордочку, подставляет шейку.
- Твоим пушистым хвостом, Люська, можно подъезд подметать. И откуда он у тебя такой!
Однажды Люська, как всегда, вскочила на стол и, мурлыкнув, улеглась на раскрытые страницы журнала. Я взял поясок и слегка и беззлобно хлестнул её, крикнув:
- Брысь! Люська перелетев на диван, плюхнулась в него и, вскочив, громко, дерзко, сверкнув фосфорическим взглядом больших округлившихся глаз, с вызовом, крикнула мне: - Мяу! - Не ожидая такой реакции, я рассмеялся, и тут же мне стало стыдно за свой поступок. Незаслуженно обидел Люську.
Люська очень умная кошка, и руку на неё я больше не поднимаю.
СЫН ЭПОХИ
Повесть
Алексей
- Нет! На пана работать я не буду! - твёрдо сказал Алексей сын крестьянина Тихона Харитоновича Данилкина.
- Как это так, не будешь? - Тихон Харитонович медленно опустился на деревянную скамью, опершись бронзовыми от загара трудовыми мозолистыми ладонями на свои колени, широко растопырив огрубевшие от работы пальцы. - На пана не будешь? А на кого же будешь? В пастухи, что ли, пойдёшь?
- На завод пойду, батя, на шахту! Но на пана? Никогда! Довольно, наработался!
- Ну что же, - после некоторого раздумья, сказал Тихон Харитонович, - дело твоё. Силком тебя не заставишь. Не того ты нраву. Я-то надеялся, ты подрастёшь, помощником мне будешь. А оно вон как вышло - не буду!
- Лёша, - встряла в разговор мать Алексея, - годков-то тебе сколько уж? Пора и о своей семье подумать. Жинку в дом привести, невестку, мне помощницу.
- Невестку. Помощницу. Сладитесь ли, мама?
- Сладимся, сынок, сладимся.
Высокий, стройный, чернобровый, с карими глазами, с непослушными кудрями, Алексей был головной болью не одной на выданье селянки. Не одна тайно или явно вздыхала по Алексею, не одна проплакала в подушку. Алексею же приглянулась Галя, дочка Полыниных. Та, что в прислугах была у помещика.
- Ну, - сказал Алексей, - посылайте сватов…
- Сватов? - встрепенулась мать. - Сватов? К кому ж это?
- К Полыниным.