В Петров день сошлись и съехались к Данилкиным ближние и дальние родственники. Наступил конец Петровского поста, и Данилкины устроили, как водится, праздничное застолье. В таком застолье участвуют только женатые и старики.
- Кум Тихон, что это Алексея не видно?
- На шахтах он, - ответил глава семейства. - На Петров день обещался быть, да вот, что-то нету.
- Не случилось бы что, - перекрестилась на образа Евдокия Семёновна. - Спаси и сохрани нас, Царица небесная, заступница наша.
- Ну, будет тебе, будет! - оборвал её Тихон Харитонович.
- Работал бы дома, помощником тебе бы каким был! Нет же, дались ему эти шахты.
- Полынины пришли?
- Евдоким с кумом на подворье, трубки курят, а сваха у Гали.
Галя с утра не выходила из своей комнаты.
Вошла Мария Трофимовна, мать Гали, и, стараясь не привлекать внимания мужиков, зашептала на ухо Евдокии Семеновне:
- Сваха, готовь тёплой воды, а я быстренько сбегаю за Марковной.
Евдокия всплеснула руками. - Да ведь нет её, Марковны! Нет! Вчера ещё к куме ушла, сама видела, я с ней ещё говорила!
- Как это ушла? - оторопела Мария Трофимовна. - Что ж теперь делать?
- Постой, постой! Я Настю пошлю. Настя! Настя! Беги быстро к Алексеевне да скажи, чтобы немедля здесь была!
- Что сказать-то? Что надо?
- Беги, беги! Скажи, чтоб здесь была!
Тихон Харитонович, глядя на женщин, что-то смекнул, вздохнул глубоко, крепко сжал губы, и вышел на подворье. На душе отчего-то стало неспокойно.
- Надо же, - сказал он самому себе, покачивая головой, - надо же!
Весь день с высокого безоблачного голубого неба льётся знойная лавина июльского степного солнца. Горячий воздух неподвижен. Серая лента дороги тянется от горизонта к горизонту. По дороге скорее бредут, нежели идут, в одиночестве, парами и небольшими группами по двенадцать изнурённых жарой молодых людей. Получив расчёт на шахте, они возвращаются в село, чтобы через неделю-другую снова уйти на заработки. Устали. Перед глазами, по обе стороны дороги, степь бесконечная, однообразная, серая. Лишь кое-где, как видение, как мираж, два-три деревца, да зелёный островок терновника, и снова степь, степь без конца и края.
- Алексей, - нарушил молчание Фёдор Осыка, - в последнее время мы заметили, что ты вроде бы меняться стал. Замкнулся что ли, куда-то после работы ходишь, чего-то нам не договариваешь.
Алексей усмехнулся в усы и поправил прядь своих волос.
- До баби вш ходе! - хохотнул Васыль Овчаренко.
- До бабы? - Не-е-ет, - серьезно ответил Алексей, - я от своей Гали никуда, ни к кому не хожу.
- Это ты до бабы ходишь! - съязвил Васылю Яков Осыка, брат Фёдора.
- До яко!? - изумился Овчаренко, нисколько не обидевшись на Якова. - До Фроськи? Та то ж я не до не! ходжу, а по самогон! Самогон в не! добрячий! Ну, справдь ну, як ото тобi небо!
- Пекучий, что ли? - засмеялся Егор Коваленко. Егор хорошо знал слабость Васыля к самогону.
- Та нi, чистий! Голубий!
- Лёша, если, конечно, не нашего ума дело, - вернулся к начавшемуся разговору Фёдор, - тогда, конечно.
- Почему не вашего? Вполне вашего, - ответил Данилкин.
- Что-что? - встрепенулся Макар Хлякин, до этого не принимавший участие в разговоре Осыки и Данилкина, - новая байка? Смешная?
- Какая там байка! Слушай, что Алексей говорит.
- Мы на этой шахте не первый раз. Местные присмотрелись к нам, мы им показались надёжными ребятами, вот они и пригласили меня к себе в культурно-просветительное общество.
- Какое общество?
- Культурно-просветительное.
- Это что такое?
- Это? Это нелегальный центр социал-демократов.
- Кого, кого?
- Социал-демократов.
- А ты что там делаешь? - заинтересовались шедшие рядом.
- Там, в центре, социал-демократы подготавливают сознание рабочих к защите своих прав.
- Как это "подготавливают"?
- Читают запрещённые книжки, газеты, лекции.
- Ты нам об этом никогда ничего не говорил.
- Не всё сразу. - Алексей остановился. - Не всё сразу. На счету этого центра есть серьёзные социальные победы. Это и продолжительность рабочего дня, и ссудо-сберегательная касса, и читальня.
- Ух, ты! - выдохнул Макар Хлякин.
- А в нашем селе ничего такого нет.
- Конечно нет. Откуда ему взяться! Главным условием зарождения такого центра является наличие рабочего класса.
- Хлопцы, а мы кто? Мы кто? - выкрикнул Егор Коваленко.
- Як от прийдемо до села - селяни, а як от будемо до шахти - шахтарi - разъяснил Егору Васыль Овчаренко.
- Лёша, - сказал Федор Осыка, - а можем мы у себя создать такой центр?
- Я думал об этом, - коротко ответил Алексей. - Но у нас нет ядра. Рабочего класса.
День пошёл на убыль, солнце - на отдых. Яркий золотисто-жёлтый закат, не предвещающий на завтра перемену погоды, разыгрался перед взором идущих.
До села оставалось неполных семнадцать вёрст.
- Може, спочинемо? Сьогоднi вже засвiтло не дойдемо - Овчаренко с надеждой глянул в сторону Данилкина. Васыль, конечно же, устал, как и все остальные, но дисциплина у Алексея была крепкая.
- В самом деле, Лёша, отдохнём, а? Завтра, на рассвете, по холодку пойдём, - поддержал Васыля Фёдор Осыка.
- Ну ладно! - согласился Алексей. - Идём! - и первый свернул с дороги к копне свежескошенного сена.
От этого места по степи вилась узенькая тропинка к знакомому хутору, который приютился в низине у плоской балки. Но желающих идти на постой к хуторянам не нашлось, так все и решили заночевать под открытым небом.
- С огнём будьте осторожней, - предупредил Данилкин, - не спалите хуторское сено.
- Васыль! Доставай Фроськин самогон! - обратился Егор к Овчаренко.
- Та, хіба ж його на усіх вистачить! - подпрыгнул Овчаренко и, обведя глазами своих товарищей, вздёрнув плечами, закончил обиженным тоном, - в мене ж тільки одна пляшка, а вас он скільки. Я ж не Ісус Христос, щоб усіх напоїти, нагодувати.
- Доставай, Васыль, доставай! - отозвались, смеясь, товарищи.
- Не жадничай! Мы, Васыль, сами с усами! - и каждый выставил на круг бутылку самогона от Фроськи.
Оранжевая полоска заката ещё долго светилась на горизонте, отчего небо чуть выше него побелело, но и оно по мере того, как затухал закат, темнело, приобретало голубой, тёмно-синий цвет и, наконец, стало совсем чёрным. Одна за другой появились крупные, яркие звёзды, следом - чуть помельче и совсем маленькие, и вот уже тёмное июльское небо всё усеяно ими.
- Боже ж мій, скільки ж душ людських! - вздохнув, сказал негромко, как бы сам себе, Овчаренко, утопая в душистом сене.
- Где? - спросил его Козляков.
- Як де? На небі!
- Какие ж это души, Васыль? Это звёзды! В Библии сказано, что Бог создал звёзды. А ты - души!
- Чому ж тоді кажуть, коли зірка падає, то чиясь душа згоріла?
- Люди чего только не скажут! - отозвался Яков Осыка. - Лёша, - обратился он к Данилкину, - ты вот книжки читаешь всякие, знаешь больше нашего, что это такое, звёзды?
- Ничего особенного я не знаю, - отозвался ещё не дремавший Алексей. - Вот учительница говорила нам, что звёзды - это далёкие миры такие же как наш.
- Дивно! - задумчиво произнес Овчаренко. - Десь є якийсь світ, як ото наш. Усе ж таки дивно. Яке ж воно неозоре. Та чи має кінець? Та чи має початок?
- Вот, смотрите, прямо перед нами крест, - Алексей рукой указал на созвездие Лебедя. - Это небесный Крест. Мой дед называл его Птицей. Бывало, говорил мне: "Погляди, внучек, куда Птица летит?"
- И что? - заинтересовался Емельян Козляков, переводя взгляд с Данилкина на созвездие. - Куда птица летит? - До этого он как-то не присматривался к звёздам. Звёзды, да и звёзды, что с того!
- Если Птица летит на юг, как вот сейчас, значит, лето пошло на убыль. А если Птица летит на север - зиме конец, весна идёт.
- Ишь ты! - повертел головой Козляков.
- А вот это, - Алексей указал на Большую Медведицу, - это Большой Ковш. Ещё дед мой слышал, как проходившие нашим селом чумаки ковш называли Чумацким Возом.
Едва забрезжил рассвет, нетерпеливые быстренько поднялись, остальные, открыв глаза, долго потягивались, зевали и ещё глубже зарывались в сено - ночь была душной, но к утру заметно посвежело.
- Лёша, идите. Мы позорюем, сами дойдём, - сонным голосом пробурчал кто-то, с головы до ног укрытый сеном.
- В самом деле, поддержал Егор Коваленко, правая рука Данилкина, - пусть позорюют.
Алексей не возражал.
Родные места, казалось, сами бежали навстречу идущим. Вот зубчатая полоска Большого леса, вот блеснул причудливый изгиб реки, вот с холма уже виден синий купол сельской церкви, вот и само утопающее в садах село, до которого осталось рукой подать.
С окраины села вышла пара волов, за которыми катилась большая арба.
- Кто ж это в такую рань? - Алексей пристально всматривался вдаль.
- И чего ему ехать нам навстречу, а не в село? - заметил Яков.
- Что так? - спросил брат Фёдор.
- Нас бы подвёз. А то всё пешком да пешком. Шутка ли, столько вёрст! - Яков приложил ладонь правой руки ко лбу, будто это могло помочь разглядеть сидящего в арбе.
Когда волы подошли совсем близко, односельчане узнали Карпа, ближайшего соседа Данилкина.
- Здорово, Карпо! - шумно приветствовали седока молодые люди.