Николас Уайзмен - Фабиола стр 23.

Шрифт
Фон

Корвин взглянул и действительно увидал на крыше большой и тяжелый меч германца.

- Да как же ты отдал его, безмозглый?

Солдат покрутил усы с недовольным видом и произнес:

- Отдал! я не отдал. Кто его знает, как он взял его, да и забросил. Тут не обошлось без нечистой силы.

- Сила-то тут есть, да не та, тут сила твоей непроходимой глупости, - сказал Корвин с досадой, которой сдержать не мог. - Ну, а потом что?

- А потом мальчишка, который бродил около столба, отошел, и молодой силач оставил меня и ушел с ним. Оба точно сгинули в потемках.

"Кто это сделал? - думал Корвин. - Не всякий мог решиться на такую дерзкую проделку". И, обратясь к германцу, он вдруг закричал:

- Почему же ты не поднял тревоги, не разбудил стражу, не бросился в погоню?

- За кем это? За ними-то? Да кто их знает, кто они, может колдуны. Мы с колдунами драться не беремся. Кроме того, доска цела; мне дали стеречь доску - вот она!

- Варвар тупоумный, - пробормотал Корвин, - ничего не втолкуешь в его пустую голову. Ну, товарищ, - продолжал он вслух, - это дело недоброе и обойдется тебе недешево; разве ты не знаешь, что совершено преступление?

- Преступление? Как так? Надпись, что ли, преступление?

- Не надпись, а то, что ты недосмотрел, позволил подойти к доске людям, не знавшим пароля.

- А с чего ты это взял? Они подошли и сказали пароль.

- Как сказали? - воскликнул Корвин.

- Да так сказали.

- Стало быть, они нехристиане?

- Этого я не знаю, они подошли и громко сказали: "Номен императорум"

- Как?

- "Номен императорум".

- Ах ты, несчастный! - закричал Корвин. - Да ведь пароль был не тот. Пароль "нумен императорум", то есть "божественность императоров".

- Ну, уж этого я не знаю. Я не мастер говорить по-вашему; "номен" или "нумен" - по-моему, все одно.

Корвин задыхался от бешенства. Он упрекал себя, зачем поставил на часы идиота-варвара вместо умного и ловкого преторианца.

- Тебе придется ответить за это перед начальством, - сказал Корвин глухо, - а ты знаешь, что оно тебе не спустит.

- Хорошо, хорошо, только и ты и я равно подначальны и, стало быть, равно виноваты. Корвин побледнел и растерялся.

- А коли виноват, - продолжал германец, который оказался не столь глуп, как думал Корвин, - так сам и выкручивайся. Спасай меня и себя. Ведь тебе будет хуже, чем мне. Надпись поручили тебе, а мне поручили доску. Доска ведь вот она! Целехонька!

Корвин задумался.

- Вот что, - наконец сказал он, - беги и спрячься. Никому не показывайся несколько дней, а мы скажем, что на тебя напала ночью толпа, что ты защищался и, вероятно, тебя убили. Сиди дома, а я уж достану тебе пива вволю.

Солдат не стал долго раздумывать и тотчас ушел. Через несколько дней на берегах Тибра было найдено тело германца. Предположили, что он был убит в ночной схватке в каком-либо загородском кабаке, и дело предали забвению. Как это случилось, мог бы рассказать Корвин. Покидая Форум, он внимательно осмотрел доску, столб, на котором она висела, и землю вокруг. Он нашел только небольшой нож, который, как ему казалось, он где-то видел, и заботливо спрятал его, силясь припомнить, у кого именно он его видел.

Когда настало утро, народ толпой повалил к Форуму. Все хотели собственными глазами увидеть страшный декрет, но обнаружили только голую доску. Впечатление, произведенное на толпу, было различным. Одни возмущались дерзостью христиан; другие потешались над теми, кому поручено было вывесить эдикт; некоторые не могли не удивляться мужеству христиан, но большинство осыпало их ругательствами и распалялось против них еще большей ненавистью.

Во всех публичных местах, в банях, в садах только и говорили, что о пропаже эдикта. В банях Антонина, где собиралось высшее римское общество и молодежь, также велись оживленные разговоры.

- Какая дерзость, - говорили светские щеголи и важные лица , - украсть декрет!...

- Да это что! Убить бедного солдата - вот дерзость, достойная одних христиан! Чем виноват солдат? Он исполнял свой долг, его приставили охранять эдикт, он и охранял его.

- Неужели убили? - восклицал женоподобный молодой патриций, постоянно любовавшийся собою и своим нарядом.

- Как же, убили... тело нашли... весь изранен, смотреть страшно! Какое зверство!

- И какая низость! Сто на одного! Одни христиане способны на такую низость.

- Они на все способны. Не будет здесь ни спокойствия, ни благоденствия, пока не истребят их всех до единого.

- Травить их зверями! - завопил один.

- Жечь на огне! - крикнул другой.

- Резать, где бы ни попались! - подхватил третий.

- И все это было не так, - важно произнес пожилой человек с надменным лицом, стоявший в стороне, - тут было не нападение, а колдовство. Мне рассказывал очевидец, что к солдату подошли две женщины; он пронзил одну из них мечем, - меч прошел сквозь нее и не ранил; тогда он, испугавшись, - да и кто бы не испугался! - обернулся к другой и пустил в нее свое копье. Копье прошло насквозь через ее тело и полетело дальше. Тогда эта женщина бросила в лицо солдата горсть какого-то зелья, и солдата понесла по воздуху невидимая сила. Она занесла его далеко на крышу одного храма, и нынче утром его нашли там спящим на самом ее краю. Я уж не знаю, как это боги спасли его от смерти. Одно движение, и он бы упал и разбился. Добрые люди, увидев его утром, приставили лестницу, влезли на крышу и осторожно разбудили его. Солдат рассказывал все сам. Один мой приятель видел лестницу, по которой он благополучно слез. Ну, не позор ли, что этих колдунов еще не истребили, и что они могут проделывать такие штуки? После этого никто не может ощущать себя в безопасности, ни вы, ни я...

- Странное дело, - шептали другие.

- А я в это не верю, - сказал какой-то пожилой человек. - Все это сказка.

- Как сказка! Мой приятель видел своими глазами лестницу! - возразил с досадой пожилой.

Видеть лестницу не мудрено, и я нынче видел лестницу, но из этого не следует, что можно верить в колдовство... Но я веду речь не к тому. Вот результаты, к которым пришли, благодаря нашему равнодушию к общественным делам. Христиане воспользовались этим, забрали все в свои руки и вертят всем; все себе позволяют. Их везде много - и в армии, и в обществе, и в провинциях! Таких интриганов трудно найти. Кальпурний! Ты все хорошо знаешь, ты человек ученый: скажи, ведь ты не веришь колдовству?

- Но мой приятель видел все своими глазами!... - воскликнул пожилой.

- Видел лестницу!... Знаем, знаем, - сказал, смеясь, молодой щеголь, и толпа расхохоталась. Пожилой передернул от досады плечами и бросил на все общество взгляд, исполненный глубочайшего презрения.

- Я думаю, - сказал Кальпурний, - что нельзя совершенно отвергать колдовства. Чтобы унести солдата по воздуху, надо только отыскать пригодную для этого траву; в известное время года и при известной погоде надо истолочь ее в ступке, приговаривая магические слова, и смешать с аэролитом, упавшим с неба камнем. Тогда человек, которому бросят в глаза этот порошок, полетит, как аэролит. Колдуньи в Фессалии (это известно даже в простонародье) летают по воздуху. Первые христиане, как я уже говорил не раз, родом из Сирии, которая исстари славилась колдовством и колдунами. Неудивительно, если они и здесь при помощи злых духов совершают разные злодеяния!

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке