- Конечно Наташа. Только ты - лучше.
- Это ты лучше, чем Андрей.
В другой раз она принималась мечтать вслух, что станет делать, когда кончится война.
- Ты не будешь смеяться, Федя, если я скажу, о чем больше всего мечтаю?.. Вот вернусь домой, вымоюсь с ног до головы, надену на себя все, все гражданское, новое, шелковое. Тебе не представить, конечно, до чего можно истосковаться по такой чепухе... И учиться хочется!..
А иногда она задумывалась, словно уходила от него куда-то далеко.
- О чем? - допытывался он, стараясь заглянуть в ее глаза.
- Глупость просто... Все хочу спросить у тебя одну вещь, да не решаюсь.
- А ты спроси! - Он насторожился.
- Да ничего серьезного, так просто... Скажи, почему твою гимнастерку стирала Анька из штаба?
- Какая Анька? - искренне удивился он. - Понятия не имею, кому давал стирать белье наш старшина.
Поля не могла скрыть, как полегчало у нее на душе от этого простого объяснения.
Однажды она принесла за пазухой промаслившийся сверток.
- Вот, попробуй, пока не остыли. Маша взяла обед сухим пайком, все утро блины пекла...
- Скажи на милость, и верно, блины. - Он обрадовался, как ребенок, даже зажмурился от удовольствия, надкусывая блин. - Вкусно!.. В детдоме мы с ребятами, помню, рыжики пекли.
Девушка удивленно посмотрела на него: разве рыжики пекут?
- На костре... Проткнем веточкой - и в огонь. Тоже вку-усно! - протянул он мечтательно.
Куском марли Поля вытерла масло с его подбородка.
- Беспризорный ты мой! Больше не будешь таким... Мама моя тебе понравится. Бывало, чуть свет меня будит: вставай, дочка, поешь блинков горячих с маслицем да опять ложись. - Она вздохнула. - Перед самой войной мама второй раз замуж вышла... Она у меня молодая еще.
- Так вот почему ты здесь! Был бы жив родной отец - нипочем не отпустил бы на войну такую маленькую. - Он обнял ее за плечи, притянул к себе. - С другой стороны, не уйди ты на фронт - мы б не нашли друг друга. Может, я неживой был бы...
На ветке клена над их головами чирикнула пичужка. Горизонт осветили рыжие сполохи, послышался подземный гул разрыва. "Чирик", - пискнула пичуга, улетая.
- Пятисотку кинул, - вздохнула девушка.
- Клёст, - Федор проводил птицу глазами. - Мы в детдоме красили им носы лаком и на базаре продавали. За дроздов сходили...
- А дрозды что - дороже?
- Дрозд птица певчая.
Он не хотел думать и говорить о войне, но о ней напоминало все - и это усилившееся погромыхивание вдали, и клен со срезанной осколком верхушкой.
- Эх, попить бы после блинов твоих. - Он хотел спуститься к ручью, но Поля опередила.
- Сиди уж, принесу.
Она побежала к ручью под обрывом, замелькали солдатские кирзовые сапоги, из которых выглядывали аккуратные ножки в светлых чулках, с таким трудом добытых в ларьке военторга. Присев на бережку, Поля подобрала юбку повыше - здесь стесняться некого. Крепкие точеные коленки отразились в воде.
Поля огляделась: чем бы зачерпнуть воду? Маленькая смелая пичужка рядом с ней набрала полный клюв, чтобы лететь к гнезду, где ее, наверное, ждали птенцы.
Зачерпнув воду в пилотку, Поля стала взбираться по откосу. Вода вытекала тонкой струйкой, девушка так торопилась, что поскользнулась: чулок был безнадежно запачкан, зато вода, которую она несла Федору, уцелела.
Он с удовольствием пил, уткнув нос в пилотку.
- Сладко, - Федор даже причмокнул. - Еще бы, а?
Поля, стиравшая кусочком марли грязь с чулка, спохватилась:
- Я мигом...
Федор удержал ее:
- Шучу, не надо... Посиди минутку! - Он обнял девушку. - Что я буду делать в тот день, когда ты не придешь?
И этот день настал. Федор проглядел все глаза со своего НП, но вместо Поли из-за деревьев показалась толстуха Маша. Мрачно, настороженно наблюдал он за ее приближением. Что случилось с Полей?
- Эй, спишь, герой? - на ходу окликнула Маша.
- Где Поля?
- Не придет твоя Полинка сегодня. Просила передать, чтобы не огорчался! Плакать не будешь?
- А что с ней? Больна?
- С ней-то порядок. После вчерашней разведки боем много раненых, рук не хватает. Поля снова в операционной. Меня бы тоже Акопян не выпустил, если б не дела в госпитале. К вам тяжелых везут, с челюстными ранениями.
День он прожил в тяжелом раздумье, ночь плохо спал, видел тревожные сны. А утром, обманув бдительность сестер, ушел искать медсанбат.
Указки с красным крестом привели его на околицу села. Операционная помещалась в самой большой и чистой избе; окна ее были затянуты марлей. Федор хотел войти, но тут навстречу ему с крыльца спустился Акопян.
- Товарищ военврач второго ранга, разрешите обратиться.
Хирург повеселел, увидя Иванова.
- Обращайся, обращайся, дорогой бывший покойник!
- По личному делу, товарищ военврач... - уже тише сказал Федор.
Акопян вынул пачку "Беломора".
- Угощайся, сержант!
- Спасибо! Я по поводу Поли своей...
Брови военврача поползли вверх.
- Ты имеешь в виду мою Вострову?
- Да. Только мне она тоже не чужая. Она мне кровь свою отдала! Прошу разрешить ей бывать у меня, поскольку мне скоро на передовую...
- Та-ак! Значит, я починил твое сердце для того, чтобы ты его тут же потерял? Неосмотрительно, сержант! - Увидя, что лицо Иванова наливается краской, доктор похлопал его по плечу. - Шучу, шучу, дорогой! Когда сердце отстучало только два десятка лет - чего не случается. Стеша! - крикнул он медсестре, простирывавшей бинты в тазу. - Позовите Полину Вострову!
Поля вышла на крыльцо, удивление и радость были на ее лице.
- Федя! Сам пришел? Так далеко... - Она легко спорхнула по ступенькам, встала с Федором рядом.
Ее рука коснулась палки, на которую он опирался, а показалось, будто их руки сплелись.
- Так вот, товарищ Вострова, не знаю, что ответить нашему молодцу. Просит, понимаете, чтобы я разрешил вам...
- Разрешите! - шепнула Поля, не поднимая глаз.
Акопян даже руки поднял в комическом удивлении.
- Сдаюсь! Без боя сдаюсь... Я знал, что у вас кровь одна, но чтобы мысли были едины, да еще на расстоянии передавались - клянусь, не знал... Только, чур, уговор: после победы на свадьбу приглашайте! - Отозвав Федора в сторонку, он сказал серьезно: - А теперь слушай меня, мальчик. Не как пациент врача - как сын отца слушай. Если ты обидишь ее, если...
- Сурен Георгиевич! - взмолился Федор.
Не закончив фразы, немолодой врач пожал руку Иванова:
- Желаю счастья вам... обоим... от души!
* * *
И построили бы Федор и Поля свой дом, жили бы не расставаясь, если б выпало им счастье родиться лет на десять, а еще лучше - на пятнадцать, позже. Летали бы спутники вокруг их счастья, охраняя его, не на броню - на плуги шла бы магнитогорская сталь, звучали бы на молодежном фестивале "Подмосковные вечера"... Но иные песни не допела война.
То не сокол скрылся
В туче грозовой,
То на фронт уехал
Парень молодой.
Ты не плачь, сестрица,
Не печалься, мать!
Сокол - только птица,
Парню ж - воевать!
Воевал три года,
Трижды умирал,
Трижды встав из гроба,
Роту поднимал.
Ты не плачь, сестрица,
Не печалься, мать!
К вам из-за границы
Долго мне шагать.
Вот вернулся с фронта
Парень молодой,
Он не так уж молод,
Он уже седой...
Поседеют, посекутся кудри Федора, когда он снова встретит свою Полю. И Поля изменится к тому времени, но в одном будет неизменна - в любви своей. А встретятся они обязательно, ведь одной дорогой шли они к победе, одна кровь омывала их сердца...