За Родину! Не ставшую родной,
Прости, прощай браток, мы все тебе приснимся.
Налей и покури, - за упокой.
А к матерям, на день сороковой,
придем. Последний раз, в окошко постучимся"
Потеряв убитыми свыше ста человек, вечером 1 января 1995 года, окруженная на вокзале 131 Майкопская мотострелковая бригада вместе с 81 Самарским мотострелковым полком, прорвав кольцо, вышла к своим. Практически вся техника была потеряна в ходе двухдневных боев. Погиб командир бригады, командир самарцев был тяжело ранен. Отдельные подразделения и военнослужащие еще в течение недели выбирались из Грозного. Всего за время штурма свыше 2.5 тысяч военнослужащих, были ранены. Около 500 попало в плен, 300 пропало без вести. Потери убитыми составляли около 1.5 тысяч человек. Светлая память!
Глава 3
Сергей порядочно задремал, когда в палатку кто-то зашел.
Гитарные страдания оборвались на половине аккорда, в палатке стало тихо, только дребезжащий звук струны еще некоторое время висел в воздухе.
- Начальство - Сергей открыл глаза, на пороге стоял ротный, майор Асоян, по его тяжелому взгляду Сергей догадался, что Герман только что от "Бати" и что ему досталось.
Ротный был армянин, чрезвычайно уравновешенный человек и толковый командир. Сергей никогда не слышал, чтобы Герман матерился или повысил голос даже на провинившегося. Но его в роте уважали, и авторитет его был чрезвычайно велик. С ним пришел и тезка Сергея - капитан Смолянский, командир роты СОБР, стоявшей поблизости. "Вечный капитан" - так, кажется, его звали в роте. Пройдя несколько войн, к 40 годам Смолянский был еще только капитаном.
- Анненков, Лаппо, Вдовин, Жук, Громов и Саитов, к комбату, - выдохнул ротный.
Лапа легко сбросил с койки тренированное тело и весело спросил.
- За орденами?
- Ага, с закруткой на всю жопу.
- Понятно, хоть закруткой задницу прикроем. Серый, что лежишь? Вставай! - Лапа уже успел надеть ботинки и завязывал шнурки.
Сергей тоже спрыгнул с кровати.
Парни одевались без энтузиазма.
- Что, собрались? - спросил Герман. - Пошли.
Все вышли из палатки и молча направились к штабному вагончику.
У входа в штаб, Герман неожиданно спросил.
- С "граника" ты, Сергей, стрелял? - Сергей кивнул.
- Мы сейчас с хлебозавода, посмотрели на Вашу работу. Что сказать - шашлык получился отменный. "Чехов" было двое, У одного дыра во лбу. - Герман выразительно посмотрел на Вдову.
- Второй - в куски. "Батя" только разозлился, что вы без него ведома.
- Если у "Бати" разрешения спрашивать, то эти "чехи", еще бы неделю спать недавали. - вставил свои пять копеек Вдова.
"Батя" метал громы и молнии. Хотя было видно, что работой он доволен, все равно он строил из себя обиженного.
- Не поставив в известность командиров…мать, мать, мать….
- Рискуя нарваться на засаду… мать, мать, мать.
- Что бы я сказал вашим матерям…мать вашу, мать, мать….
В отличие от Асояна, "Батя" любил материться и, был виртуозом в употреблении нецензурной брани.
Когда словарный запас "Бати" истощился, он сел на табуретку и делая вид, что что-то разглядывает в карте, лежащей на столе, еще минут десять пыхтел как самовар. Потом столько же собирался с мыслями, глядя на жужжащую у окна муху и, наконец разродился.
- За уничтожение снайперско-пулеметной группы боевиков, объявляю Вам благодарность!
- Служим Отечеству! - раздался бодрый и радостный рык.
Такой уставной и бодрый ответ, всегда ласкает слух начальника. "Батино" лицо расплылось в улыбке.
Все испортил Лапа.
- Тарщь полковник, о медальке не похлопочите?
- Медальке?!! - лицо комбата снова приобрело ярко бардовый вид.
- Ага, у Сереги орденов почти десяток, а у меня даже медали нет. А я его командир. Даже приказывать неудобно.
- Неудобно штаны через голову надевать, товарищ старший лейтенант - сухо процедил комбат.
- Во-о-он! - тут же заорал он так, что даже муха на окне брякнулась на пол.
Все с хохотом посыпались из вагончика.
- Асоян, останься! - сказал комбат.
- Димон, ты придурок! - со смехом выдавил из себя Громов, когда все вернулись в палатку.
- Что ты его цепляешь, когда он успокоился?
- А - ааа, хрен его знает! Люблю его, он на папашу моего похож. Тоже здорово матюкался, пока не помер, - со вздохом ответил Лапа.
- Что сегодня по маленькой дернем? - спросил подскочивший Игорь Лисин: - с вас простава.
- Тебе только бы по маленькой?
- А что, могу из большой. Я из любой посуды пить могу.
- Вдова, тебе вчера письмо прислали, ты на посту был, иди, возьми у старшины.
- Где?!! От кого? Товарищ старшина-а-а? Петька ты где? Письмо давай.
- Там и Громову посылка.
- Кто прислал? - маленький Громов вытянул шею, он слыл бабником и ловеласом, поэтому ему писали только бабы.
- Сейчас гляну. Нет Леха, не от девок и не от жены. Это от Мишки, из госпиталя. Во, блин, хорошо он там живет, даже посылки присылает!
В посылке лежали две пятилитровые канистры спирта, их извлекли под одобрительный гул всей палатки.
- Мишган, не забыл!
- Тост для Мишки! Поднимем эти благословенные канистры за то, чтобы дали, бабы, Мишке! Аминь! - гнусаво пропел Лапа, подражая служителям культа.
Мишка был другом Андрея. Вместе рыбачили и охотились, пили водку и ходили по бабам, пели и дрались. Мишка подорвался на растяжке в самом начале командировки и сейчас лечился в госпитале.
Снизу лежало письмо. Андрей начал читать. Начиналось оно весело:
"Здорово Андрюха! Привет мужики. Гром, зная тебя, и зная, что с бабами у Вас туго, хочу сказать.
Не выбрасывай ящик от посылки, сделай в картоне аккуратненькую дырочку. Ну не мне тебе рассказывать зачем".
- Вот, что прислала, - раздался радостный крик Вдовы, - смотрите!
Вдова показывал фотку своей жены, на фото, Лехина Танька была голой.
- Повесь на койку, будет на кого затвор передернуть - буркнул Громов.
- Ты свою повесь, и дергай.
- А что мне на нее дергать. Я ее вдоль и поперек избороздил. На чужую интересней.
Все вокруг заржали, Вдова обижено спрятал фото.
- Греховодники! О душе надо думать. О ее спасении! А они только о бабах. Вот стану священником, так мне Ваши грехи до смерти не замолить. Пожалейте батюшку! - Лапа запел свою песню.
В отряде такие фотки были традицией. Один раз все жены и подруги сделали групповое фото, где кроме противогазов на женщинах не было ни чего. Потом парни долго, со смехом, пытались разобрать - где чья.
На улице послышался нестройный, но уверенный топот и в палатку ввалились парни из СОБРа, во главе со Смолянским.
- Говорят Вам бухло прислали?
- Говорят, что кур доят, - парировал Лапа, - ну что Андрюха, открываем одну?
- Доставай, смотреть на него что ли, - ответил Громов.
- Да, а какая крыса Вам уже сообщила?
- Мы на запах - ответил Сова- пулеметчик СОБРа.
Палатка снова загомонила, Сашка, изобразив на гитаре первые аккорды "цыганочки", пропел:
Рано утром встану я, посередине лета.
Вдруг придут мои друзья, а в доме водки нету.
Чай бы пить, заварки нет. Что за День рождения?!
ЭХ! Ты синий мой берет да тельник в утешение!!!
Кто-то достал косячок, и сладкий дым анаши потянулся по палатке. Анаша тоже была неизменным атрибутом этой войны.
Даже те, кто в мирной жизни никогда не баловался этим зельем, здесь курили, дабы хоть чем-то снять напряжение нервов.
Сергей и Лапа однажды обкурились до такой степени, что увидели в прибор ночного видения реального Годзилу. А потом весь остаток ночи пытались подстрелить его на завтрак.
- Лапа, хочешь годзилятинки! Хе-хе-хе! - смеялся Сергей, поливая из автомата темноту ночи.
- Ага. Никогда еще не хавал. Ха-ха-ха - гоготал Димка, стреляя из винтовки.
Выбравшийся из блиндажа заспанный Громов, разбуженный стрельбой, удивленно посмотрел на них.
- Вот придурки обкуренные. Ведь спать не даете, гоблины!
- Лапа-а-а! Там еще и гоблины-ы-ы! Измена-а-а!
- О-о-о. Серый, точно гоблины, стреляй, а то они утащут нашу Годзилу!!!!
В палатке звенела гитара, надрывая глотки, мужики пели "Десантную". К гитаре присоединилась гармонь. Кто-то начал стучать по пустым патронным цинкам - в такт мелодии.
"Развязали языки, и пошло про службу,
Про прыжки и про броски, вобщем все что нужно!
Наливай Юрок опять, а я возьму гитару. Что ребята Вам сыграть? С чьего репертуару?
Посидим, пока рассвет не начнет вторжение.
Эх! Ты синий мой берет, да тельник в утешение!"
Сергей сидел на лавочке около палатки. К нему подошел Герман. Вытащил сигареты и спросил.
- А ты, что не гуляешь?
- Ты ведь знаешь, я с зеленым змием не дружу. - Сергей вытащил зажигалку.
- Сколько ты здесь, не надоело? Я вот, второй раз поехал и понял, что это не для меня. - Герман затянулся сигаретой.
- Сколько? Я и сам уже не помню. Начал в 94, ранение, госпиталь, потом 96, снова госпиталь. И вот, с 1999 опять сюда. Считай лет пять. Втянулся. Как на работу хожу. Война, странная штука. Она либо отторгает тебя, либо затягивает. Меня затянуло, не могу без этого. Дома посижу месяц, чувствую, снова тянет. - Сергей говорил, глядя куда-то в даль.
- И не страшно? Убить ведь могут.
- Могут. Страшно. Я же человек, и тоже боюсь как все. Перед каждой стычкой мандраж, а потом. Работать начал - все проходит.