- Папу вызывают в Будапешт, а я еду вместе с ним. - Голова Чабы лежала на коленях девушки, и он снизу вверх смотрел на нее. - Чаба, дорогой, я очень тебя прошу, и сегодня и завтра будь всецело моим. - В ее голосе сквозила печаль. - Ведь мы не увидимся до самого рождества, а сегодня только двадцать девятое августа.
Взяв руку девушки, он поднес ее к губам и поцеловал в ладонь:
- Обещаю. Поцелуй меня.
- Ой, ты же меня переломишь! - засмеялась девушка, когда Чаба притянул ее к себе. - Мне неудобно.
Помешал влюбленным Геза Бернат, который, еще подходя к ним, начал что-то насвистывать, чтобы они услышали его. Узнав отца, девушка пожала плечами.
Бернат подсел к Чабе с Андреа и закурил.
- Старина, - обратился он шутливо к Чабе, - скажи, что ты знаешь о Радовиче. Меня это интересует.
- Схватили его.
- Это я знаю. А что еще? - Заметив кислое выражение на лице дочери, спросил: - А с тобой что, дочка?
- Ничего, - несколько нервно ответила она.
Бернат покачал головой. Он не любил, когда дочь нервничала и односложно отвечала на его вопросы.
- Все хорошо в меру, - с намеком продолжал он, - в том числе и любовь.
Девушка покраснела, встала.
- Ты мог бы этого и не говорить мне, - сердито повернулась она и хотела уйти, но отец позвал ее:
- Андреа! - Девушка остановилась, почувствовав по тону отца, что ей нельзя уходить. Опустив голову, она носком туфельки чертила по земле. - Мне не нравится твое поведение, Андреа. Если я что-нибудь сказал, то значит, это серьезно. Будет очень хорошо, если ты уже сейчас поймешь: в жизни человека играет важную роль не только любовь, но и кое-что другое, что в данный конкретный момент даже важнее любви, ну, к примеру, судьба Милана Радовича. А теперь можешь идти.
Андреа стало стыдно, она почти со злостью взглянула на отца и, не сказав ни слова, удалилась.
Чаба рассказал Бернату все, что ему было известно о Милане, умолчав, однако, о своем разговоре с Аттилой. Только тут он вспомнил, что ни словом не обмолвился об этом отцу, хотя ему и хотелось бы знать его мнение.
- А что ты знаешь... - Бернат неожиданно замолчал, внимательно посмотрев в сторону дочери, но ее уже не было видно.
- О чем?
- О его провале.
"Мой дорогой братец донес, на него", - хотел сказать Чаба, но ему было стыдно признаться в этом. "Что толку, если я расскажу о том позоре, который пятном лег на нашу семью?" Да и почему дядюшка Геза так заинтересовался судьбой Радовича, хотя он и сам хорошо знает Милана, с которым встречался в клубе журналистов. Радович довольно часто виделся с Гезой Бернатом, хотя оба они почему-то не любили упоминать об этом. Милан, как начинающий журналист, бывал у Берната, который имел самое непосредственное отношение к телеграфному агентству и мог удовлетворить его любопытство по многим вопросам. В первую очередь Милана интересовали политические новости - например, все, что касалось так называемого "нового порядка" в Европе, программы расселения немцев в Задунайском крае и намерения, Гитлера переселить венгров как неевропейскую нацию куда-то за Урал.
По долгому молчанию Чабы Бернат понял, что юноша что-то знает об аресте Милана.
- Старина, я бы хотел помочь твоему другу, - проговорил Бернат. - Правда, пока я еще не знаю, как это можно сделать, но что-нибудь придумаю. Не станем питать пустых иллюзий, но, если Милану вовремя не помочь, он погибнет: его либо забьют до смерти во время допросов, либо, если он их выдержит, отправят в один из концлагерей.
Чаба со скрытым восхищением смотрел на большую и сильную фигуру Гезы Берната и думал: "Как же спокойно с ним рядом, даже чувствуешь себя более сильным. Он хочет помочь Милану, а сказал об этом таким бесстрастным тоном, будто рассказывал о том, что видел во время поездки. Хорошо дядюшке Гезе, он всегда знает, чего хочет. Если Милан погибнет, Аттила превратится в его убийцу". Вслух же он сказал:
- Не знаю, насколько это верно, но вроде бы в полицию на Милана донес Аттила.
- А ты откуда это знаешь?
- Он сам сказал.
И хотя и раньше журналист был не особенно высокого мнения об Аттиле, эта новость его поразила: услышанное о содеянном как-то не вязалось с семьей Хайду, которую Бернат хорошо знал. Самого генерала он знал с детских лет, они вместе росли, и Геза считал, что дружба связывает их навечно. Бернат хорошо знал также, что примером для подражания у генерала был Иштван Сечени. Геза одобрял идеал друга, хотя и не скрывал, что проблемы сегодняшнего дня нисколько не похожи на проблемы времен Реформации. Частенько они ночи напролет разговаривали о человеческой ответственности. Генерал Хайду постепенно признал, что одного военного образования ему явно недостаточно, что помимо военной техники существует еще и другая техника, да и сама армия является всего лишь частью общества, и ему, генералу, необходимо думать не только о сугубо военных вещах, но и о родине и народе.
Бернат считал генерала человеком честным, более того, воспринимал как нечто естественное его отрицательное отношение к коммунистам, однако был твердо уверен в том, что его друг не способен ни на какую подлость. Бернат и старшего сына генерала Аттилу, окончившего военную академию Людовики, несмотря на многие его слабости, в том числе и то, что он хотел стать только офицером, все же считал человеком прямым и честным. Сообщение Чабы о том, что брат донес на Милана, не только огорчило Берната, но и заставило его вести себя особенно осторожно.
"Если Аттила решился на такой шаг, значит, он способен на любую подлость. Не исключено, что теперь он связан какими-то обещаниями перед полицией. Быть может, он и на меня уже донес. Весь вопрос в том, о чем он мог донести. О том, что я не люблю нацистов? Это вовсе не секрет. Мое мировоззрение хорошо известно в Пеште".
- А твой отец знает об этом?
- Я ему пока еще не говорил. А чем вы можете помочь Милану, дядюшка Геза?
В этот момент в доме прозвучал гонг, по которому все собирались к обеду. Бернат встал, поправил сорочку:
- Скажи, старина, ты хорошо знаешь Анну?
- Анну? А кто это?
- Не знаешь? Это невеста Радовича. Работает в шведском посольстве.
- Насколько мне известно, у него нет невесты. Ухаживает же он за Моникой Фишер. А кто сказал, что у Милана есть невеста?
Бернат понял, что совершил непростительный промах. Он не рассчитывал на то, что Милан станет скрывать от своего лучшего друга наличие невесты. Это, видимо, означало, что и Анна в какой-то форме принимает участие в нелегальной работе Милана.
- Возможно, я ошибся, старина, - попытался исправить свою оплошность Геза и натянуто улыбнулся. - Мне показалось, что он как-то говорил об этом в клубе журналистов, но, видимо, я ошибся, раз ты ничего не знаешь. - Он обнял юношу за плечи и на миг прижал к себе: - Ну и голоден же я - как волк. А ты?
- Не очень, - ответил Чаба, и оба они направились к дому.
Обедали молча, в подавленном настроении. Чувствовалось, что арест Радовича и последовавшие за этим допросы еще давали о себе знать. Каждый из присутствующих относился к другому с некоторым недоверием и подозрением, а в глубине души все просто боялись. Томительная тишина время от времени прерывалась ничего не значащими вежливыми вопросами, натянутыми улыбками и заученными жестами. Невнимательный наблюдатель мог бы даже сказать, что обед удался, так как все ели, выпивали, о чем-то говорили, чему-то улыбались. В общем, ничего необычного не происходило, а атмосферу обеда можно было бы назвать даже дружеской. Однако если бы можно было заглянуть в душу каждого из сидящих за столом, то выяснилось бы, что спокойствия нет ни в ком.
Больше всех был перепуган подполковник Вальтер фон Гуттен, так как он рисковал больше других. Ему пришлось признать, что Милан Радович, агент Коминтерна - так было записано в протоколе допроса, несмотря на протесты подполковника, - неоднократно бывал в его доме. Вальтер не сомневался, что его противники в любой момент смогут использовать это дело против него самого. С досадой он посмотрел на Чабу, который, как казалось подполковнику, был косвенным виновником этой неприятной истории. Он пустил юношу в дом, кормил его, не беря с него ни пфеннига. И вот тебе благодарность за все. Вальтер решил сегодня же вечером или в крайнем случае завтра поговорить о племяннике с сестрой Эльфи.
Эльфи была сильно опечалена, ей казалось, что сын все больше отдаляется от нее. Он, конечно, любит ее, но к Милану привязан больше, чем к родной матери. Особенно беспокоило Эльфи то, что Чаба не любит Аттилу, а если бы Чабе нужно было выбирать между братом и Миланом, он наверняка предпочел бы друга-коммуниста. Правда, муж ночью успокаивал ее, говоря, что ничего страшного не произошло, что Чаба не знал о принадлежности друга к компартии, однако, несмотря на это, опасения Эльфи не рассеялись, а беспечное поведение сына, напротив, навело ее на мысль: сын что-то скрывает от нее.
Аттила ел молча, настроение у него было скверное, он чувствовал, хоть и небольшое, угрызение совести, поскольку не предполагал, что его донос на Радовича может иметь такие последствия. Он, разумеется, и не думал, что всех их будут допрашивать, а дядюшка Вальтер попадет прямо-таки под подозрение.
Глядя на обедающих, Геза Бернат чувствовал, что и без того подавленное настроение в любую минуту может ухудшиться из-за какого-нибудь небрежно брошенного слова или замечания. И хотя он понимал, что поступает невежливо, вопреки элементарным правилам хорошего тона, Геза все же встал и, попросив извинения, вышел на террасу, сославшись на то, что плохо себя чувствует. Усевшись поудобнее в плетеное кресло, он раскурил трубку и, будто ни о чем не думая, устремил взгляд на небо, по которому плыли серые облака.