- Я жду приказаний! - не раздумывая сказал Назимов. - Вот мой ответ.
- Хорошо, - кивнул Толстый. Он прислушался, вышел из умывальни, чтобы убедиться в безопасности. Вернувшись, продолжал: - Я сообщу центру о вашем согласии. Еще один вопрос: есть ли у вас товарищ, которому вы полностью доверяете?
- Есть.
- Кто?
- Николай Задонов. Капитан. Сейчас работает штубендинстом восьмого детского блока.
- Понятно. Мы знаем его. Вы можете привлечь и его к работе. Черкасова не забыли?
- Нет, не забыл. Он рекомендовал мне обратить внимание на одного земляка моего по имени Сабир. Он - фризер в сорок четвертом бараке.
- Познакомились?
- Да.
- Какое впечатление?
- По-моему, неплохой парень.
- Хорошо. Мы проверим его. Потом дадим знать. У меня всё. Мы расстаемся до воскресенья.
В ближайшее воскресенье вечером Николай Толстый снова навестил Назимова.
- Центр приветствует ваше согласие. Ждет от вас конкретных предложений относительно создания боевых сил из числа заключенных. Задача ясна?
- Вполне.
- На днях Черкасов познакомит вас с двумя товарищами. Оба офицеры. Вы вчетвером посоветуетесь. Думаю, что у вас уже есть кое-какие наметки? - В ответ на утвердительный кивок Назимова сказал: - Мы так и считали. У вас было достаточно времени подумать. Значит, посоветуетесь с товарищами. Но никакого самовольничания! Требуется строжайшая конспирация. Связь непосредственно со мной.
- Понятно.
Толстый протянул руку на прощание. Баки пожал ее крепче, чем следовало. Толстый слегка крякнул от боли.
- Извините, - пробормотал Назимов, - я позабыл…
- Ничего. Да, о вашем фризере… Он - рядовой. Мы используем его для других целей. А вы будете иметь дело только с офицерами. Вы уже говорили с Задоновым?
- Нет еще.
- Пора поговорить. Сначала уверьтесь в его согласии. Потом уже открывайтесь. Собраться вам лучше в детском блоке. Эсэсовцы на него обращают меньше внимания. Они сторонятся его, так как там часто случаются инфекционные заболевания. Могу сказать вам: Задонова перевели туда с определенной целью.
Раздался пронзительный свисток лагерного старосты, возвещающий отбой. Свисток повторился в разных местах, то дальше, то ближе. Вскоре весь лагерь замер.
Назимов вернулся в барак. Разделся и лег на нары. Устал чертовски, но сон не шел.
"Вот и свершилось! - думал он. - Теперь все будет зависеть от моего умения, смелости и желания… Нелегкую задачу взвалила организация на мои плечи! Задонов, узнав об этом, пожалуй, скажет: "Эта ария похлеще, чем моя!"
"Неужели уже Новый год наступил?"
Дни тянулись по-прежнему страшные, голодные, изнуряющие. Но теперь Назимов не чувствовал этого тягостного и мрачного однообразия. Как только он по-настоящему связался с организацией, лагерная жизнь перестала казаться ему безысходной. Однако жуткая, беспощадная действительность не позволяла увлекаться иллюзиями. Надо было смотреть правде в глаза.
Назимов не замедлил явиться в восьмой блок, чтобы поведать Задонову о своем знакомстве с Толстым. Баки застал друга в полном одиночестве, грустного и понурого. Ребята были на работе. Сделавшись штубендинстом, Николай сорвал с себя знаки флюгпункта. Он выбросил их, конечно, не по своему разумению: ему подсказали, что это можно сделать. Должно быть, кому-то из таинственных друзей, работающих в канцелярии, каким-то образом удалось уничтожить запись в его личной карточке о том, что он является флюгпунктом.
В восьмом блоке Задонов словно ожил. "Наконец-то досталась настоящая работа. Я, наверное, рожден быть учителем и только по недоразумению стал военным", - как-то сказал он Назимову. А сегодня он уже повесил голову, смотрит тоскливо. Что случилось?
- Эй, Коля, подтянись! - бодро окликнул его Назимов.
Задонов поднял голову, из глаз его текли крупные слезы, скатывались по морщинистым щекам: Николай плакал. Это было так необычно, что Назимов отшатнулся.
- Да ты скажи, что случилось? - допрашивал он друга.
- Мишутку… Шенке… - сдавленно проговорил Задонов и, не в силах больше произнести ни слова, обхватив голову руками, закачался. - Никогда!.. Никогда!.. Мстить буду, мстить!..
В Бухенвальде эсэсовцы держали свору собак, специально натренированных для травли заключенных. "Собачий фюрер" Шенке, чтобы псы не забывали вкуса человечины, время от времени спускал собак с цепи и натравливал на узников.
Вот и сегодня. Когда Мишутка с товарищами возил удобрения на огород, Шенке нашел повод придраться к мальчику, нахлобучил ему на голову порожнее ведро и спустил собак. Свора псов, каждый величиной с матерого волка, ожесточенно рвали тело Мишутки. А Шенке вместе с другими эсэсовцами, покатываясь со смеху, наблюдал за "потехой". Истерзанный Мишутка умер.
Перед взором Назимова предстал быстроглазый, шустрый паренек; еще так недавно спасший его от смертельной беды.
И вот нет Мишутки. Было невыносимо тяжело на душе.
Но предаваться горю нет времени. Да и Задонову нельзя впадать в отчаяние.
Назимов первый взял себя в руки, сухим, строгим голосом приказал:
- Зайдем к тебе в штубу.
- Прикончу, все равно прикончу этого людоеда Шенке! - не переставал повторять Задонов.
- Николай! - прикрикнул Назимов. Задонов, словно очнувшись, взглянул на друга.
- Идем! - повторил тот.
Они зашли в пустую конторку. Назимов запер дверь, взял Николая за локти:
- Слушай, друг. Я пришел, чтобы сказать тебе очень важную новость. Наконец-то я встретился с товарищами. Получил задание.
Выждав паузу, чтобы Николай осмыслил его слова, Назимов перешел к главному:
- "Русский центр" предложил мне работать в военном секторе. Меня спросили: кого я хотел бы привлечь к этому делу? Я назвал тебя. Ты не против?
Задонов взглянул на друга с укором, покачал головой, словно говоря: "Эх, оказывается, еще мало ты знаешь Николая Задонова!"
- А ты уверен в тех людях, кто дал тебе задание? Они не могут быть провокаторами? - спросил он перед тем, как дать окончательный ответ.
- Этого человека ко мне Йозеф привел. Он поручился за него.
- Да, Йозефу можно верить.
- Значит, согласен?
- Теперь мог бы и не спрашивать.
- Нет, так нельзя, Николай, сам понимаешь. Дело такое, что приходится быть строже. Ты определеннее скажи.
- Хорошо, слушай… Капитан Задонов в случае необходимости может молча умереть за родину. Вот мой ответ. Лучше скажи, в чем будет заключаться наша работа? Когда ты сведешь меня с ними?
- О работе поговорим потом… А сегодня после отбоя наведайся в наш барак.
Задонов молча кивнул.
Пора было уходить, но Назимов медлил - хотел еще что-то сказать, да, видимо, не решался.
- Ну говори же, - помог ему Николай.
- Не надо бы… Ты и без того напереживался. Знаешь, Владимира-то… Нет больше нашего товарища.
- Да что ты говоришь?!
- Замучили, гады!
- Запомним и это! - после молчания проговорил. Задонов.
Этим вечером в сорок втором бараке было особенно холодно. Узники прятали руки в рукава, согнувшись, непрерывно ходили из угла в угол, стараясь согреться.
Они отупели от холода. Все их желания и помыслы были только о тепле. Печей в бараках почти не топили, воздух согревался дыханием людей, испарениями человеческих тел - и потому был тяжелый, вонючий.
Вот мимо Назимова прошел редко унывающий Жак. Он пытался насвистывать какую-то веселенькую мелодию, но посиневшие губы отказывались ему повиноваться и вместо свиста получалось жалкое шипение.
Тут же, накинув на плечи большой выношенный платок, прохаживался Пьер де Мюрвиль, похожий на сгорбленную старуху. Увидев Назимова, он остановился.
- О, вам, русским, не страшен никакой холод! - Он похлопал Баки по спине. - Молодцы! При помощи мороза вы победили Наполеона и не пустили фюрера в Москву.
Назимов только улыбнулся. Не было смысла спорить сейчас с кем-либо из французов, буквально коченеющих от холода. Можно выбрать более подходящее время, чтобы доказать им, почему русские разгромили не только Наполеона, но громят и Гитлера.
После долгой, изнурительной вечерней поверки узники снова вернулись в свои вонючие, промерзшие ба "раки. Едва прозвучал сигнал отбоя, все заторопились к своим нарам. Назимов, сделав страдальческое лицо, держась за живот, заторопился в уборную. Но не дойдя, осторожно скользнул по коридору, выскочил за дверь. На улице ни зги. Все еще идет дождь, перемешанный со снегом. Порывисто дует ветер. Где-то совсем близко протрещала автоматная очередь. Снова лагерь погрузился в тревожную тишину.
И в этой тишине послышались осторожные шаги. Невидимый в темноте Назимов присмотрелся и, узнав Задонова, едва слышным кашлем дал знать о себе.
- Ты один? - прошептал Николай.
- Сейчас должен подойти.
Неожиданно вспыхнувший луч прожектора скользнул по крышам бараков, заметался по улочкам. Вдали замелькали фигуры лагершуцев с белыми повязками на рукавах. Беспокойство друзей возрастало.
Наконец из темноты возник Толстый в своей лохматой шапке, с ходу крепко пожал руку Задонову, шепотом спросил:
- Тезкой приходитесь мне?
- Да, тезка, - подтвердил Задонов.
- Борис разговаривал с вами?
- Да.
- Согласны?
- Согласен.
- Как следует продумали всё?
- Да, время было.
- Хорошо. Я сообщу товарищам. Связь через Бориса. Идите.
Пока не стихли шаги удаляющегося Задонова, они не проронили ни слова. Потом Толстый придвинулся вплотную к Назимову, Баки ощущал теплое его дыхание.