Неожиданно у дворцовой пристройки царевич видит двух взрослых парней, хорошо ему знакомых, - Осипа Волохова и Никиту Качалова. В руках одного у них что-то поблескивает. Дмитрий отталкивает мамку и бежит к парням.
"Что это у тебя?" - повелительно спрашивает мальчик.
Парни низко кланяются. Никита отвечает: "Ножичек, государь". - "Покажи!"
Никита снова кланяется, но не отдает.
"Ну?" - "Давай меняться, государь!"
Дмитрий, недолго думая, вытаскивает свой кинжальчик из ножен и взамен получает нож Качалова, склоняется, внимательно разглядывая его. Рядом с ним склоняется, вроде тоже разглядывая, Осип Волохов. Затем, осторожно оглянувшись, он неожиданно одной рукой зажимает рот царевича, другой запрокидывает его головенку, а Никита ловко бьет в шею царевичевым же кинжалом. Лезвие пронизывает яремную вену, поэтому смерть наступает не сразу.
Дав убийцам скрыться за угол, мамка подхватывает тело царевича и бежит, но не к дворцу, а к заднему двору, туда, где ждут его ребята. Окровавленный, он еще бьется в руках мамки. Она издает истошный вопль: "Царевич сам покололся ножичком! Петрушка, бегом, скажи матушке-царице". Кормилица хлопочет около царевича, но все напрасно. А в это время слышится бешеный голос Нагого: "Открывайте ворота! Хватайте убийц!" На площадь перед дворцом высыпает дворня, в том числе и убийцы - Никита Качалов и Осип Волохов. Хитрый дьяк Битяговский не спешит со своего подворья, делая вид, что не понимает, что произошло. Сначала он заходит в думную избу, а затем с подкреплением идет на дворцовую площадь. Григорий Нагой велит пономарю снова звонить в колокол, чтобы собрать посадских людей, ненавидящих за притеснения Битяговского. Падает полумертвая Василиса Волохова. Толпа принимается за Качалова. Осип Волохов не выдерживает и в страхе скрывается в доме Битяговских. Но скоро настанет и его черед".
Ну а что было дальше, вы знаете из "судного дела", - сказал Андрей и устало опустился рядом с Ларисой, обняв ее за плечи.
Воцарилось молчание. За окном веранды уже густели осенние сумерки.
Максим Иванович негромко спросил:
- Так виновен Борис Годунов?
- Виновен, - твердо сказал Андрей.
- Виновен, - тихо повторила Лариса.
- Думаю, что да, - согласился Борис.
- Наверное, - помолчав, сказал Игорь.
- В поэме Егора Исаева "Суд памяти", - неожиданно произнес Борис, - есть замечательные строки. Вообще-то поэма о войне, но эти строки, по-моему, относятся к любому преступлению, когда бы оно ни было совершено.
И, глядя в окно, он начал размеренно читать:
Вы думаете, павшие молчат!
Конечно, да - вы скажете.
Неверно!
Они кричат.
Пока еще стучат
Сердца живых
И осязают нервы.
Они кричат не где-нибудь,
А в вас.
За нас кричат.
Особенно ночами.
Когда стоит бессонница у глаз
И прошлое толпится за плечами...
- "И прошлое толпится за плечами", - повторил Максим Иванович. - Хорошо сказано. Это очень верно, когда бы, в какие века ни было совершено преступление, суд памяти человеческой не простит никогда.
В полумраке хорошо было сидеть и просто молчать. Неожиданно щелкнул выключатель, и веранду залил яркий свет лампы. В дверях стояла няня Максима Ивановича Казимира Францевна.
- Что вы, ребятки, приуныли? Максим, на тебя это не похоже! Случилось что?
- Случилось, - вздохнул Максим Иванович. - Вот смотрю на своих орлят - разлетятся скоро.
- Куда? - растерянно спросила Казимира Францевна.
- Борис - в армию, Андрей с Ларисой, того и гляди, поженятся, Игорь - в очередную экспедицию... Всем не до меня.
Неправда, - горячо возразила Лариса, - мы все равно приходить будем! Правда, Андрей?
- Ну-ну, - чуть грустно улыбнулся Максим Иванович.
Неожиданно он что-то вспомнил, и глаза его потеплели.
- Между прочим, у меня вчера делегация была...
- Какая делегация? - ревниво спросил Игорь.
- Самая настоящая. Восьмиклассники из нашей школы. Они откуда-то прослышали о наших поисках и тоже хотят в кружке заниматься. Так что выше головы! Жизнь продолжается. А загадок истории на наш век хватит!
ПОХОЖДЕНИЯ РОССИЙСКОГО КАРТУША
Сызмальства отличался Ванька Осипов, подлых людишек сын, остротой ума, смелостью да проворством. Когда исполнилось ему тринадцать, взяли Ваньку из родного села Иванова Ростовского уезда в стольный город Москву, на двор господина его, богатого гостя Петра Дмитриевича Филатьева.
Особого рвения в служении хозяину Иван не проявлял, зато был крепко нечист на руку. Не ленился он вставать рано поутру, гораздо ранее других, чтоб отнести в охотный ряд разную живность - гусей, уток и прочих кур, которых крал иногда у соседей, а если не удавалось, то и у своего господина. Не брезговал он также оловянными плошками и медной посудой.
Полученные деньги тратил на сласти и разные безделушки для завоевания любезности девиц, до которых был крайне охоч, а позже стал сбывать ворованное в кабаках, расположенных в Китайгороде в великом множестве. Напившись, нередко вступал в драки, а то вообще не ночевал дома, за что наутро получал лютую порку по приказу Филатьева. Однако от наказания становился еще более дерзким и неистощимым на разные воровские проделки.
Однажды в фортине - у Варварского крестца , где над дверьми висела доска с гербом - двуглавым орлом - и красовалась надпись: "В сем доме питейная продажа", познакомился Ванька с бывалым человеком, отставным матросом Петром Романовым, по прозвищу Камчатка. Фортина, как и любое другое питейное заведение, была устроена очень просто: стойка и лавка, а под полом - ледник для хранения винных запасов.
За меркой вина, с опаской поглядывая на хозяина, поведал Камчатка хриплым шепотом о вольной жизни, о своем знакомстве с лихими людьми, живущими весело и разгульно. Вино и рассказ нового знакомца жарко ударили Ивану в голову, и запросил он горячо свести его с этими людьми. На что Камчатка, сурово покачав головой, ответил, что в братство сие с пустыми руками не берут. Тогда и рассказал холоп о заветном сундучке хозяина, что стоит в каморе всегда запертый на большой замок, и о том, что давно подобрал ключ от того замка, ожидая случая.
Еще выпив по мерке, друзья решили, что случай как раз пришел, и договорились встретиться этой же ночью у ворот двора Филатьева.
...Темная ночь опустилась на подворье Филатьева. Затихли песни и смешки в девичьей половине людской. Не слышно позвякивания цепи со двора, - это угомонился медведь, прикованный к столбу на потеху хозяину. Чутко прислушиваясь, поднял свою лохматую голову Иван: вроде все спят. Скользнул к двери, ведущей в господский дом. У входа в спальню затаился, различая могучий храп хозяина и заливистый - хозяйки. Прокрался к заветному сундучку, на миг напрягся, нажимая железкой на поддавшееся ушко замка, бесшумно открыл крышку. Вот он, пухлый кошель. Недолго раздумывая, захватил и праздничные камзол и кафтан господина и, так же крадучись, выскользнул из дома, отодвинув доску забора, на улицу. Здесь напялил на себя господскую одежду и важно подплыл к воротам, от которых тотчас испуганно метнулась тень.
- Камчатка, это я! - шепотом позвал Иван.
- Фу ты, черт, испужал, - облегченно сказал Камчатка, приблизившись. - Думал, какой важный господин...
Иван рассмеялся, патом спросил:
- Грамоте разумеешь?
- Обучен!
- На тебе уголек, пиши на воротах.
- Что писать-то?
Иван с гордостью ответил:
- Пиши так: "Пей воду, как гусь, ешь хлеб, как свинья, а работай у тебя черт, а не я!"
- Складно придумал, - усмехнулся Камчатка и начал старательно выводить буквы на заборе.
- "...Черт, а не я!" Готово.
- Тогда бежим!
- Ишь торопыга. Аль не знаешь, что на каждом крестце рогатки стоят? Враз задержат. Надо умом поразмыслить, как стражу перехитрить. Стражники ночью только полицию да попов пропускают. Таков указ.
- Попов, говоришь? - задумался Ванька. - Тут у нас есть один по соседству...
- Тогда пошли поскорее.
Осторожно, чтоб не скрипели доски мостовой, прокрались к забору поповского дома. Ванька, недолго думая, перемахнул через забор и открыл калитку Камчатке. Скрип калитки услышал церковный сторож и окликнул их:
- Эй, что за люди?
- Ваши прихожане, - ответил Камчатка, приближаясь к сторожу. - Пришли к священнику для духовной потребы.
- А зачем через забор, ежели к священнику?
- Нужда крайняя заставила. В ворота стучались, так ты спишь крепко.
- Не спал я, - ответил сторож, вглядываясь в лица. - Что-то я таких прихожан раньше не видывал здесь...
Он повернулся, чтобы позвать на помощь, и в тот же миг получил удар дубинкой по голове. Очнувшись на земле, увидел Камчатку, приставившего нож к его горлу.
- Будешь кричать - убью до смерти!
Ванька тем временем уже проник через окно в дом и вскоре вернулся с поповской рясой и полукафтаньем. Пригрозив еще раз сторожу ножом, быстро растворились в темноте.
- Кто идет? - раздался оклик из караульной будки.