"Миллуолл" поют НИКТО НАС НЕ ЛЮБИТ, сейчас, наверное, у них на уме английские львы, а не львы Нью-Кросса, песня разносится по улице, вместе с остальными парнями я возвращаюсь из "Казбаха", приняв душ и проглотив какой-то немецкой дряни, мы снова идем к тем же барам, англичан там теперь на-много бодь-ше, два полицейских микроавтобуса стоят через дорогу, приближается вечер, англичане бухают и поют ДВЕ МИРОВЫЕ ВОЙНЫ И ОДИН КУБОК МИРА, тыкая пальцами в сторону полисов, издеваясь над ними, потом заряжают БОМБАРДИРОВЩИК ХАРРИСА, и я гадаю, понимают ли полисы, что мы име-ем в виду сожженный Дрезден, хотя, наверное, вместо "Харриса" нужно петь про Сталина, чтобы они поня-ли, потому что эти пидоры не понимают английский юмор, но мы пока ведем себя вполне мирно, я чувст-вую, как амфетамины аккуратно сносят крышу, я ощущаю себя просто охуительно, смотрю на фонари, медленно обвожу взглядом улицу, и на несколько секунд мне начинает казаться, что мы в Гонконге или где-то в этом роде, перед тем как мы вернули его китайцам, типичное проявление английского джентльменства, мы выполнили все пункты соглашения, хотя, наверное, нам так или иначе пришлось бы сделать это, ведь у ки-тайцев огромная армия, миллион людей в униформе, но кого ебут эти косые, все дело только в деньгах, фо-нари зажигаются, потому что солнце уже садится, вдруг раздается взрыв восторга, потому что по улице идет чикса, и англичане заряжают ТРАХАЕШЬСЯ ЛИ ТЫ, ТРАХАЕШЬСЯ ЛИ ТЫ... стройная длинноногая де-вушка лет двадцати в миниюбке... ТРАХАЕШЬСЯ ЛИ ТЫ В ЗАДНИЦУ?, и чикса понимает, ее лицо залива-ется краской, несмотря на бронзовый загар, но она оборачивается и отрицательно покачивает головой, и анг-лийские парни награждают ее аплодисментами, это старая футбольная штука, и я вспоминаю Чарити Шилд, когда Дэвид Бэкхем вышел на разминку и опрометчиво приблизился к трибуне, на которой находились 30 или 40 тысяч "Челси", и внезапно вся эта масса того, что предположительно должно было быть Новыми Футбольными Фанами - добропорядочными, в клубных майках, с женами и детьми дядями из миддл-класса - внезапно 30 тысяч парней (в основном рабочих парней - тридцатилетних парней - короткостриженых парней - парней как мы - парней как я), внезапно 30 тысяч народу зарядили, издеваясь над парнем, ОНА - ШЛЮХА, так как счастливчик Дэвид гуляет с одной из Spice Girls, и он иронически приставил руку к уху, дескать, придумайте что-нибудь пооригинальней, уроды, и через пару секунд 30 или 40 тысяч "Челси" уже распевали ТРАХАЕШЬ ЛИ ТЫ ЕЕ В ЗАДНИЦУ?, и повторяли до тех пор, пока не набежали стюарды, а Бэкхем не свалил подальше от нас. Это воспоминание заставляет меня улыбнуться. Заставляет подумать о том, что неплохо было бы подойти к этой фройляйн и засунуть прямо здесь. Даже чикса четырьмя рядами ниже пела тогда, на Уэмбли, и перед моими глазами возникает следующая игра, в Ковентри, когда в переры-ве на поле выпустили стайку тринадцати-четырнадцатилетних девчонок в мини и с меховыми хуевинами, и они начали танцевать и хлопать в ладоши, малолетние поп-звезды, теперь это любят, возрастные барьеры все ниже, теперь модно быть шлюхой с пеленок, но несколько парней вспомнили Дэвида Бэкхема и попытались повторить, но никто не поддержал их, потому что эти девчонки были совсем еще детьми, и когда они при-близились к нашей трибуне, где было 4 тысячи "Челси", в основном бритых и почти бритых потеющих на солнце парней, большинству из которых уже за тридцать, и девчонки продолжали свои танцы, и внезапно "Челси" зарядили им ЕСЛИ ТЫ НЕ ПРИДЕШЬ, Я ЗАСУНУ ТЕБЕ В ЖОПУ ПУЧОК СЕЛЬДЕРЕЯ, и я стою в Берлине и смотрю на идущую по улице чиксу, пью пиво с остальными парнями, неподалеку парни, кото-рые ездят за сборной с начала восьмидесятых, они поют старую песню, очень старую, я сжимаю в руке бу-тылку, черт, чуть не пролил, и я думаю о том, что мы, наверное, здорово портим жизнь животам из Футболь-ной Ассоциации, десятилетиями, где бы ни играла сборная, мы тут как тут, трахаем местных женщин и пиз-дим местных хулиганов, портим пиджакам впечатление от заморских поездок, и я чувствую себя охуенно, чувствую себя охуительно, я знаю, что впереди нас ждет веселый вечер, потому что мы с Харрисом собира-емся оставить остальной английский моб - они вполне довольны собой и не ищут сейчас приключений, ведут себя как джентльмены и не ругаются нехорошими немецкими словами, радуют Тони Блэра и прочих больших людей - мы идем, поворачиваем за угол и заходим в офис такси.
Мы заказываем две машины, за рулем которых нигерийцы – здоровые мужики, сбежавшие от правительства и нефтеперерабатывающей промышленности - нас восемь, собравшихся на стрелку с немцами - мы хотим внести свой вклад в развитие международных отношений - Билли говорит, что это неонацисты с Востока - дома вокруг исписаны футбольными граффити - безработица и слишком много свободного времени - плюс ненависть к старому режиму - тяжелая наследственность - я сижу у окна и смотпю на закат - черт, как время бежит - смотрю на часы, может, они сломались - вдыхаю свежий воздух - прислонившись головой к стеклу - водила жмет на газ - классическая музыка играет по радио - приветливый такой чел этот водила - не знает, кого везет - знал бы он, кто такой этот Билли бой - интересно, как он относится к ультраправым? - водила говорит, что его родители и братья умерли, и он отправился попытать счастья в Европу - рассказывает нам про племенные войны, и как это плохо - его голос звенит у меня в ушах - потом умолкает - я смотрю на проезжающие мимо машины, автобусы и пешеходов - и внезапно вижу Рейхстаг - ебаный в рот, это же Рейхстаг и Бранденбургские ворота! - Я смотрю на них, не веря своим глазам - перед глазами какие-то яркие круги –слишком много пива, и это дерьмо еще - перебрал, если честно - но я же англосакс, я люблю лагер - хуйня все это - это хорошо, я еще бы попил - в машине тишина - даже музыка не играет, и я думаю, что случилось - такси стоит, я не хочу даже смотреть - наверное, Брайти сказал, что ненавидит ниггеров, а Харрис - что любит резать людей своим ножом - так, не до смерти - и Харрису этого, видимо, мало, потому что он лезет вперед и хватает водилу за голову - крепко хватает - ниггер сопротивляется, пытается вырваться - не хочет подохнуть, как вся его родня - не хочет подыхать, как немецкие дети в той деревне - надеется, что ангелы спасут его - хочет жить, сука - но Харрис держит его крепко, и рейхсфюрер Брайт выполняет свою арийскую миссию - достает бритву и смеется черномазому в лицо - перерезает судорожно всхлипывающую глотку - я вижу его искаженное яростью рыло - кровищи-то, бля! - эти ниггеры обезьян ебут - в задницу - засовывают по самые не балуйся - только самок, само собой, потому что в этих племенах никого так не ненавидят, как пидоров - наверное, у этих обезьян немного выбора - ставят на них приманки, а потом тащут в деревню, чтобы отпиздить и выебать - настучать по башке и запихать в жопу - пучок сельдерея - рейхсфюрер Брайт наклоняется так близко, что черномазый может почувствовать лагер в его дыхании - наклоняется близко, чтобы сказать какую-нибудь хуйню - эта тишина определенно меня заебывает - это же пиздец - пиздец - Брайти просто пошутил, я не хочу смотреть, как умирают люди - солнце, пиво и наркотики утомили меня - в голове происходит черт знает что - кровь бьет фонтаном из перерезанной сонной артерии прямо в крышу салона - немцы считают, что их машины самые лучшие, а империя будет стоять тысячу лет - но на дверях ржавчина, и внутри бензином воняет - кровь заливает крышу и мое лицо - а глаза смотрят в мрачную темень на улице –каменные джунгли - я поднимаю руку, чтобы стереть кровь со лба - но это просто пот - и машина едет дальше, я слышу знакомую музыку, это ди-джей Брайт взялся за дело - водила смеется и говорит, что ему нравится такая музыка - слющай, ти гдэ касэту купыл, а? - и Брайти, похоже, совсем в говно, потому что начинает спрашивать водилу, как умерли его близкие, сколько им тогда было, и как это тяжело, расти сиротой, и ты лучше остановись за углом, парень, потому что место, куда мы собираемся, не очень гостеприимное - пока, приятель, мы хлопаем дверью, я стою на тротуаре - ввосьмером мы переходим улицу и идем в бар, который находится неподалеку от места, которое Харрис называет Алексан-дерплац.