Все карточки были промыты и закреплены для просушивания.
Она смотрела прямо в объектив, и ее глаза были цвета золотой осенней листвы. Он видел эти глаза вблизи — и тогда их поразительная глубина была еще заметнее. Брови ее немного хмурились, так что над изящным носом образовалась едва заметная складочка. Его взгляд остановился на ее приоткрытых губах — и он снова почувствовал острое желание.
Проводя пальцем по поверхности фотографии, он словно прослеживал очертания пухлой нижней губы. Он целовал эти губы, знал их форму и вкус, помнил их нежность… У нее была удивительная способность будоражить все его чувства, даже теперь, когда он знал, что она для него недоступна.
— Почему именно ты? — тихо спросил он, как будто ее изображение, так сильно притягивающее его, могло дать ответ.
Он почувствовал влечение к ней еще тогда, когда не слышал ее голоса, не знал наверняка, какой у нее цвет глаз, не прикасался к ней. Может быть, его притягивало что-то, для чего она послужила только символом? Или дело в том, что он воспринял ее появление как вызов? Не исключено, что ему просто понадобилось отвлечься от работы, от проблем, связанных с делом, унаследованным им? Вот это-то казалось более вероятным.
В его жизни менялось многое — и перемены происходили слишком быстро. Он словно завис между своей прежней жизнью, с ее стремительными приключениями и независимостью, и новой, в которой чрезвычайно ответственной была его роль главы корпорации и семьи.
Неудивительно, что эта фантазия приобрела над ним такую власть. Скорее всего его воображаемая леди просто не существует.
Эта мысль его поразила. Он схватил фотографию и поднес к свету, словно надеясь прочесть тайну, скрывавшуюся в ее глазах. Там, в их темной глубине, таилось некое тайное знание, которое будило его репортерский инстинкт. Она казалась такой одинокой, ожидающей чего-то или кого-то… Он готов был биться об заклад, что под этой маской самообладания таится еле сдерживаемая страсть. Почему она кажется такой ранимой и встревоженной? Чего она могла бы бояться?
— О Боже! — простонал Максим и бросил фотографию.
Все эти размышления были форменной глупостью. Ведь не намерен же он приблизиться к ней снова?.. Одного этого предположения оказалось достаточно, чтобы у него вновь отчаянно забилось сердце.
Незабываемый вкус ее губ по-прежнему оставался с ним. А это таило опасность. Для него… и для нее.
Глава 5
— Вы удовлетворены?
— Трудно сказать, — пробормотала Джорджиана.
На часах было 7:09 утра: слишком раннее время, чтобы спокойно воспринимать покровительственный тон Алана Берда.
— Зачитайте мне первую часть еще раз.
— Которую? Где говорится, что Максим Константин Дехуп не женат? Или что он бесстыдно богат? Или ту, где упоминается, что в модном журнале для женщин его занесли в число самых привлекательных мужчин года? Или…
— А, давайте вообще забудем об этом разговоре! — недовольно прервала его она.
— По… утрам… ворчит.
Алан Берд намекал, что он записывает эти слова.
— Не смейте! — раздраженно воскликнула Джорджиана. — Мое дело, которое завели ваши люди, и без того переполнено фактами и фактиками. Готова поклясться, что вы даже знаете, какую зубную пасту я предпочитаю.
Когда Алан хладнокровно назвал ее, Джорджиана взорвалась:
— Боже правый! Неужели для вас нет ничего святого, ничего личного? Ох, меня сейчас стошнит!
Она с отвращением швырнула трубку на рычажок. Телефон тут же зазвонил снова. Она выждала десять сигналов и только потом снова сняла трубку.
— Проехали! — рявкнула она.
— Рад это слышать.
Наступило короткое молчание, в течение которого Джорджиана успела понять, что прозвучавший голос не принадлежал Алану.