* * *
– Если хочешь в профессионалы – нужен "паровоз". Вот Слава это понимает, – говорит мне нравоучительно Бойко.
Славка Самохин репетирует номер под названием "Мальчиш-кибальчиш". Под революционную музыку "Эй, тачанка-ростовчанка" бегает по сцене в чёрном трико, в будёновке на голове и размахивает красным флагом. Идейно выдержанный номер.
– Слава хочет на профессиональную сцену. Он правильно начинает. Вот Боря Амарантов, когда начинал, сделал номер "Мечта империалиста". Жонглировал бомбами. Гротесково, зло, ярко. Сразу видно: наш человек, советский, правильно мыслящий. Ему можно доверять. После этого можно себе позволить и лирику, и философию. Главное – правильно начать. Должен быть щит, прикрытие. Иными словами – "паровоз". Он потащит за собой состав.
– А Енгибаров? У него никаких "паровозов" нет. И никогда не было.
– Вот поэтому он всю жизнь и ездит по провинции. А другие, не такие талантливые, но зато умные – по парижам. Да что я тебе рассказываю, ты сама лучше меня знаешь. А теперь, где твой Енгибаров?
– На гастролях. В Сибири.
– Вот то-то и оно: в Сибири…
– Анатолий Иванович, неужели вы действительно верите в то, что главное – это "паровоз"?
– Не верю, а знаю. Знаю, что без этого – никак. Ты способная девчонка, но то, что ты мне показывала, это такая депрессуха…
– Что?!
– Тоска зелёная, вот что! Цирк, эстрада – весёлое искусство. Людям хочется радости, в жизни её не так уж много. Поэтому люди идут в цирк, в театр, неужели непонятно? А ты гонишь тоску! Кому это надо?
– Почему вы ИДЕЮ, МЫСЛЬ называете тоской? А как же Енгибаров?
– У Енгибарова всё по законам жанра построено. У него такие корючки – закачаешься! Да ты сама знаешь.
– У меня тоже есть корючки. Я ещё больше придумаю. Чтобы было смешно. Но "паровозов" у меня не будет!
– Послушай, мне даже любопытно, чего ты добьёшься своим упрямством. Посмотрим: удастся ли тебе пробить стены?
Чего я добиваюсь своим упрямством? Только одного – права быть собой. Когда жизнь предлагает мне делать что-то не моё, а чужое – во мне всё бунтует и встаёт на дыбы. Кажется, каждый атом во мне вопит: "Нет! Не хочу! Не буду!"
Просто я так устроена, и ничего с этим не поделаешь, матушка-природа меня такой сотворила: я могу делать только СВОЁ. Я могу делать только то, что рождается из глубины моей души. Из самых моих недр. Разве можно заставить вулкан извергать чужую лаву?… Разве можно его заткнуть, если он уже созрел?! Да, пожалуй, я ещё не созрела, но я уже в стадии внутреннего кипения…
…С той весны, с того разговора прошло много лет. "Посмотрим, удастся ли тебе пробить стены?" – спросил меня Анатолий Иванович, и в голосе его звучала плохо скрываемая ирония опытного, тёртого человека, глядящего на меня как на наивную прожектёрку, не знающую реальной жизни…
Так удалось ли мне пробить стены? – нетерпеливо спросите вы. И я вам отвечу: можно тратить свою энергию на пробивание стен враждебного тебе мира. А можно – создавать СВОЙ мир. Я выбрала – второе. Ведь за стенами – другие стены. Пробивай, не пробивай… Помните енгибаровскую пантомиму "Клетка"? Человек раздвигает прутья клетки, выходит из неё на свободу и… – обнаруживает, что он – всё равно в клетке! Только большего размера. Но всё равно в клетке! Человек опять раздвигает прутья – и вновь выходит на свободу – и вновь обнаруживает себя в клетке! – и так до потери сил, до полного изнеможения и отчаяния…
А можно – создать СВОЙ мир. На манеже тринадцати метров в диаметре. Или на листке бумаги. В своём маленьком доме. В своём огромном сердце. Свой мир. Где нет глухих стен и железных прутьев. Где свобода, творчество и любовь.
Да, такой параллельный мир…
И я думаю, что мне это удалось. Я даже уверена в этом.
* * *
…Я вспоминаю скрипучую, морозную, яркую зиму семьдесят второго года, и как я репетировала, как сумасшедшая, как заведённая: в холодном репетиционном зале на ВДНХ, в Доме культуры на Бауманской, во Дворце "Москворечье", в старом клубике в Марьиной роще…
И что же, спросите вы, всё это – напрасно, впустую?…
Да нет же! Напрасно ничего не бывает. Все усилия дают результат. Если не в настоящем – то в будущем, это уж точно. Надо только досмотреть цепочку событий до конца…
И если б мне кто-нибудь сказал тогда, что пройдёт всего… четверть века, и я выйду на манеж… на свой манеж, сшитый собственными руками… и сыграю спектакль, посвящённый Моему Клоуну… а потом ещё один… и ещё… И стихи будут в моих спектаклях, и пантомима – всё, как я и думала… и не одна я буду на своём манеже, а со своей маленькой дочкой… со своим маленьким, весёлым клоуном… со своей самой лучшей на свете партнёршей!
…Да, всегда надо досмотреть цепочку событий до конца…
* * *
Весной пишу письмо в Литинститут – поэту Евгению Долматовскому. Спрашиваю его напрямик: стоит ли мне присылать стихи вновь? И по какой причине мне их возвращают? Ответ, на удивление, пришёл очень быстро – добрый и по-отечески мягкий. Письмо было написано от руки, почерк аккуратный и какой-то уютный. Но… вновь упрёки в том, что подражаю тому-то и тому-то. И вряд ли стоит подаваться в очередной раз на конкурс… вряд ли ответ будет положительным. Хотя решать, конечно, мне.
Но не могла же я согласиться с Долматовским! Так что послала стихи вновь – исключительно из духа противоречия. Я-то знала, что я никому не подражаю. Уважаемый поэт ошибается. Я живу СВОЮ жизнь и пишу СВОИ стихи – при чём тут Блок, Цветаева, Есенин, которых он упомянул в своём письме?… Да, я их люблю, но я – ДРУГАЯ!!!
Я верила только Енгибарову. Он сказал: "ТЫ УЖЕ ПОЭТ". Это были самые лучшие слова, которые я когда-либо слышала в своей адрес. Не просто: "у вас симпатичные стихи", не просто: "в вас есть искра божья", а полное признание: "ТЫ УЖЕ ПОЭТ". Самые важные слова в моей жизни. Спасибо, милый Мой Клоун. Ты понимаешь меня лучше, чем кто-либо другой. И признаёшь меня поэтом в то время, как другие только присматриваются.
* * *
Страшные стихи приходят ко мне:
Скверно,
смутно, как никогда…
Вы совсем перестали сниться.
В дверь вошла безглазая птица, –
страшно!…
Мутной золой снега…Послали за доктором.
Он приехал.
Я слышала на крыльце его лёгкие
шаги…Страшно удивилась, увидав Вас,
в красном капюшоне,
прикрывающем половину лица.
Успела подумать:
какая странная метаморфоза…
Вы – моя болезнь,
Вы же – лекарь,
и Вы же – палач……Когда я проснулась, –
упоительно пахло дождём,
светало,
нежно голубели фонари…
Господи, я здорова!
Освобождение,
пустота.Хочется есть.
Тянусь к столику
за прохладной черешней
и натыкаюсь на историю болезни.В ней
Вашей рукой
сделана последняя запись:
"Ампутация крыльев…"О чём это? О ком это?…
* * *
– Вообще-то ты смешная, – сказал Бойко. – Правда-правда! Смешная. Какая-то клоунская закваска в тебе действительно есть. Это надо же так отбрыкиваться от всех возможностей, которые тебе жизнь посылает! К Енгибарову в театр не пошла. К фокуснику в номер не пошла. С Олегом работать не захотела. А чего ты вообще хочешь?
И в очередной раз я повторила то, что он от меня уже слышал:
– Хочу в манеж. Хочу говорить СВОЁ.
– А тебе есть что сказать?
– Думаю, что есть.
И я дала почитать ему свои стихи.
* * *
– Вот и пиши, – сказал он, когда прочёл. – Хорошо пишешь. Послушай, а зачем тебе вообще цирк?
– Люблю я его, Анатолий Иванович. Чувствую, как на мне исполняется примета: кто однажды переступил барьер манежа, назад не возвращается…
– Это у тебя вроде детской болезни. Пройдёт. Я тоже в детстве мечтал быть пожарником. И, как видишь, прошло.
– А у меня не пройдёт!
– Зачем спорить? Будущее покажет. А пока давай я тебя лучше познакомлю с Александром Ивановым, – сказал он.
– Почему это – "лучше"? И с которым Ивановым – пародистом?
– Ну, да. С Сан Санычем.
– Не хочу.
– Почему?
– Он – злой.
– Да нет же! С чего ты взяла? Сан Саныч славный парень, мы давно дружим. У него знакомства повсюду, он тебе поможет с публикацией. Я ему про тебя уже говорил. А то ведь так просто, одной, не пробиться в этом мире. Ни в цирковом, ни в литературном.
Он был прав. Так просто не пробиться. Но я как представила, что Александр Иванов на очередном концерте пародирует мои стихи про Клоуна… у меня потемнело в глазах. И я подумала: я этого не переживу. Вот так, идти и добровольно подставляться под его талантливо-ядовитые укусы? В надежде, что он поможет мне опубликовать пару стишков? Но за это вволю покатается на моих косточках. И выставит на всеобщее осмеяние моё самое сокровенное и дорогое…
– Разве я похожа на мазохистку? – сказала я.
– Да Сан-Саныч добрейший парень! – продолжал уверять Бойко. – Ты сама увидишь. И потом: когда он пародирует кого-то – это же наилучшая реклама этому автору!
– Спасибо, но мне такой рекламы не надо.
Короче, я отказалась от знакомства со знаменитым пародистом. И, таким образом, навеки упустила свой шанс быть осмеянной, а заодно и прославленной…