Через месяц я получил письмо от Саадат. Письмо было полно намеков.
"Милый Джура-ака!
Ваш портрет, который вы прислали Ядгару, тетя повесила на стену и украсила цветами. Когда Ядгар вспоминает своего дада и тянется к карточке, тетя снимает карточку со стены и показывает ему. Мальчик с минуту смотрит на портрет, потом тетя опять вешает карточку на место. Когда я прошу у Ядгара вашу карточку, он ни за что не хочет дать мне посмотреть. "Пусти, пусти, не трогай! Это мой дада", - кричит он. "Твой дада ведь мой Джура-ака!" - говорю я. "Ну ладно", - соглашается тогда Ядгар и дает мне карточку.
А я смотрю на вашу фотографию и думаю: "Фотограф сделал только одну карточку, не позаботился, чтобы человек мог послать и знакомым". Если бы вы прислали нам одну, мы сохранили бы ее лучше, чем вы сами. Да вот вы нас не удостоили. "Ну, ладно, - думаю, - если вы не посылаете, пошлю я". И вот послала вам свою карточку, где снялась вместе с Ядгаром. На фотографа не сердитесь, как говорится: "Что есть в котле, все попадает в уполовник".
Правда ли, что тюбетейка пришлась вам впору? Джура-ака, если вас не затруднит, пришлите мне беретку. В Ташкенте все девушки стали носить беретки.
Шлю нескончаемые приветы, скучаю по вас.
Саадат.
Кстати, не проговоритесь родным, что я послала вам карточку".
Письмо и в особенности фотография взволновали меня. О! Да неужели это наша Саадат! Девушка так расцвела! Впервые я увидел - если смотришь на карточку, будто видишь человека. Огромные глаза Саадат, ее слегка улыбающиеся губы так выразительны на снимке! О кудри, обрамляющие полные щеки, вы вот-вот закуете мое сердце в свои цепи! Поверь, Саадат! Я люблю тебя. Никогда в жизни я не допущу, чтобы на черных твоих ресницах по моей вине заблестели слезинки!
Нежный взгляд девушки звал. Саадат победила.
Я полюбил Саадат теперь по-настоящему.
Близилось начало учебы, меня ждали занятия. Я съездил и город и купил Саадат подарок - модный берет.
В письме я намекнул ей о любви и осторожно дал понять, что в учебный сезон у меня будет мало времени, а потому после этого письма напишу не скоро. Отчасти с намерением испытать Саадат, а отчасти всерьез, я попросил, чтобы она навещала Ядгара и мою старую матушку.
На этом завершилась первая глава нашего романа.
До следующей счастливой главы, то есть до отпуска будущего года, я определил перерыв.
Старая моя матушка очень огорчилась и обиделась, что я не приехал в отпуск. "Сын твой нездоров, - писала она. - Кумри поступила в школу ФЗУ Ташкентского текстилькомбината. Абдугани еще не окончил средней школы и потому живет при матери. Старший твой брат навещает нас, проявляет заботу. Не забывает Ядгара. Живем мы неплохо. Ты можешь учиться спокойно, ни о чем не беспокойся".
На втором курсе я шел одним из лучших. Я уже не был так слаб в русском языке. По анатомии тоже подогнал. Поэтому большинство годовых зачетов я сдал на "отлично", а по остальным получил "хорошо" и "удовлетворительно". И решил я провести отпуск в Ташкенте.
За весь год в моей жизни не было крупных событий, о которых стоило бы говорить. Заполненные учебой дни проходили ровно, спокойно, словно журчала вода в арыке.
Я писал домашним, что в отпуск приеду в Ташкент, но не указал, в какой день, в какое время. А вдруг Саадат выйдет вместе со всеми меня встречать? Мне очень не хотелось такой встречи при родных. Все время я думал о Ташкенте. Мне не сиделось на месте, и я часто ходил по магазинам, накупил разных мелочей в подарок Кумри, Абдугани, Ядгару и другим родным. Купил подарок и для Саадат. В середине июня я выехал.
Совершенно неожиданно для всех я приехал во время утреннего чая. Моя старая мать в ужасном волнении сбежала со ступенек террасы и бросилась мне навстречу. Обхватив мою шею руками, она задыхалась, плача от радости и покрывая мое лицо поцелуями. Она пыталась что-то говорить, но не могла произнести ни слова.
Дрожащими руками она вцепилась в ручки моего чемодана, чтобы нести его на террасу. Но я не позволил и понес сам. Мы засыпали друг друга вопросами, а я все оглядывался по сторонам. Но Ядгара не было видно.
- А где Ядгар, мама?
- Ах, и правда! Я сейчас его приведу. Твой сынок совсем большой мальчик стал, ходит в детсад. Спозаранку встает с постели и бежит туда. А я ковыляю за ним, спешу, боюсь, как бы не заблудился. А теперь вот Абдугани, когда идет в школу, провожает его… А днем заходит за ним… Я сбегаю за малышом…
- Не беспокойтесь, мама, я сам приведу Ядгара, - сказал я. Но старушка и слышать меня не хотела и вышла. Минут через десять она вернулась, с гордостью ведя за руку Ядгара. Он катил за собой игрушечный автобус. Увидев меня на террасе, мальчик без колебаний подбежал и кинулся ко мне. Я прижал его к груди и расцеловал. Через минуту Ядгар позабыл, что я только что приехал. Дождем посыпались его вопросы.
- Дада, что это?
- Пуговица, сыпок, пуговица.
- А почему на ней звезда?
- У военных пуговицы такие.
- А что такое военный?
- Красную Армию знаешь?
- Да, мы в садике играем в Красную Армию.
- В Красной Армии все носят такие пуговицы.
Мгновенно забыв о пуговицах, Ядгар уже думал о другом.
- Когда вы приехали?
- Сейчас.
- На чем приехали?
- На поезде. Знаешь поезд?
- А у Шарипа отец прилетел на аэроплане.
Матушка бранила Ядгара:
- Отстань, детка! Какой ты противный надоеда. Дай нам хоть немножко поговорить.
А мальчуган все продолжал:
- Дада! А знаете, дада, я умею петь.
- А ну, спой!
Он соскочил с моих колен и запел.
- Вот как я умею!
- Здорово, сынок, ишь ты какой стал ученый!
- Вы теперь не уедете?
- Нет, не уеду.
- Ну, так до свидания, я пойду в детский сад.
- Смотри хорошенько в оба! Иди только по тротуару, - напутствовала бабушка. - Смотри, как бы тебя не задавили.
Мы со старушкой сидели, разговаривали. Она рассказала мне и о Саадат.
- Очень привязалась к нам девушка, часто приходит, навещает. Не знаю, почему-то целых три дня ее не видно. Как калитка стукнет, я поглядываю в окно, поджидаю. Дай бог девушке счастья. Вот уж золотые руки! В минуту мне в доме наведет порядок и уйдет. На днях говорит: "Тетя, постирать вам белье?"- "Что ты, моя птичка? Будешь здорова - успеешь настираться". Не согласилась я. А уж как она любит Ядгара! Так и кружится около него мотыльком. Ядгар тоже к ней привык, как к родной. Не придет она, так он уже бежит к калитке, выглядывает, не идет ли?
О моем приезде знали уже многие. Кое-кто видел меня, когда я подходил к дому. И сразу же по махалле разнеслась молва обо мне.
Не прошло и часу, и дом наполнился родственниками. Но я все посматривал на дверь. Мои глаза с нетерпением искали среди входящих… Ну, что там скрывать? Я ждал Саадат.
С одной стороны, пытался убедить себя, что я даже рад, что она не идет. Вы спросите, почему? Какое же может быть свидание в присутствии стольких родных? Легкая улыбка, быстрый обмен взглядами, вопросы о здоровье - и… все…
Так я и провел день - встречал и провожал гостей.
Адбугани был уже большой мальчик, он учился в пятом классе. Я поманил его в сторонку и потихоньку от гостей и матери спросил:
- Ты сказал тете Саадат, что я приехал?
- А как же? Когда вы сидели с гостями. Матушка заставила меня сбегать к Саадат. Я уже ходил.
- Саадат дома была?
- Нет, в школе. Я видел тетю.
- А дядя?
- Он на работе.
Не успели мы с Абдугани посекретничать, а уже на пороге калитки возникла с корзинкой на голове, запыхавшаяся, вспотевшая от быстрой ходьбы тетка.
- Ах, родненький мой! Ах, красавчик ты мой! - заголосила она еще издали.
Обняла она меря крепко и поцеловала в лоб. Тетушка задала мне тысячу вопросов. С важностью я снисходительно давал короткие ответы и все поджидал, что она заговорит о Саадат или хоть упомянет ее имя.
Тут меня позвали. Извинившись, я оставил гостей и вышел к калитке. Оказывается, пришли друзья детства - Абид, Мансур, Юлдаш из нашей махалли. Абид потащил всю компанию к себе домой. Было шумно и весело. Абид, подшучивая надо мной, заговорил о Саадат. Я был поражен. Должно быть, о нашей любви разболтала тетка. Вечно она суется со своей придурковатой откровенностью. К тому же Абид, оказывается, был директором педтехникума, где училась Саадат. Конечно, он мог о ней разузнать стороной.
Наша встреча затянулась до полуночи. Я попрощался и, вернувшись домой, растянулся на своей постели, теплой, как объятия матери. Я очень устал за день, но долго не мог уснуть. Мысли о Саадат не оставляли меня.
Девушка не пришла и на следующий день. Мною овладело беспокойство, я стал сомневаться. Не обиделась ли она? Ведь в последнем письме я намекнул, что нам нужно пореже переписываться? "А может быть, она ждет, когда посхлынет родня, - утешал я себя, - или она стесняется прийти, потому что здесь ее мать?"
После завтрака я пошел прогуляться по городу.
Ташкент изменился до неузнаваемости. Новые здания, которых я не видел, новые улицы. Даже прохожие изменились. Захваченный новыми впечатлениями, я не заметил, что наступил час обеда. Я поспешил домой. Поев приготовленной матерью шурпы, я уселся за газеты.
Но мне не читалось. Смотрю в газету, а думаю о Саадат. При малейшем стуке я поглядывал на калитку.
И вот, наконец, вошла та, которую я так долго ждал. Как забилось у меня сердце.