- Я полагаю, что сын Хайдара, про которого говорили, что сам не прочь получить в жёны такую девушку, как Гюльнахал, понял уже, что она ему не достанется. Но ты прав, сынок, тянуть со свадьбой нечего. Я уверена, что всё будет хорошо. Сегодня вечером отведём к ним скот, а в субботу и воскресенье устроим свадьбу. Ты доволен?
- Значит, осталось мне быть свободным всего три дня?
- Да, сынок. Потерпи уж эти три дня. Кроме того эти дни нужны, чтобы приданое, которое я заказала для невесты, успели приготовить, Знаешь, кто будет делать украшения? Сам Аллагулы, лучший мастер в округе, ему уже наверное больше восьмидесяти лет и он больше не работает, но он был другом твоего деда и в память о нём согласился взяться за этот заказ. Всё будет из чистого серебра и золота. Всё будет звенеть и переливаться. Когда невеста наденет красное курте, я поднесу ей чабыт, - лёгкий халат, украшенный чангой из позолоченного серебра, подол халата будет украшен чапразом - тоже из серебра, а для кос я отдам ей своё собственное украшение - сачлык. О, я всё предусмотрела. На вороте у неё будет гульяка, на шее - позолоченный дагдан, на обеих руках серебряные браслеты, а на пальцах - старинные серебряные кольца с цепочкой - это моя бабушка носила. Я вот только не знаю, повесить ли ей на платье онапбасы и гонджук, это красиво, но из серебра, а я бы хотела, чтобы на моей невестке в день свадьбы было только золото. Зато когда усса Аллагулы принесёт мне илдиргич, чтобы Гюльнахал могла украсить им свою красивую головку, позерь, она станет прекрасной, как небесная пери, о которых мы читали в волшебных сказках.
Я смотрел на маму и удивлялся тому, как радость может преобразить человека: глаза у мамы горели, щёки пылали и вся она помолодела лет на двадцать, так что можно было подумать, что это она сама выходит замуж. А тут ещё вернулся с работы отец. И мама легко, как птичка, вскочив с тахты, устремилась ему навстречу.
В комнату они вернулись вместе. Отец, проработав весь день в поле, тоже казался довольным, во всяком случае я давно уже не слышал, чтобы он разговаривал со мной так мягко. Казалось, накануне того дня, когда я сам обзаведусь семьёй, он вспомнил времена, когда я был малышом и вечно таскался за ним следом, стараясь подражать во всём: ведь тогда отец казался мне самым сильным и самым мудрым человеком на земле, и я ничего так не хотел тогда, как вырасти похожим на него.
- Если ты устал, сынок, приляг и отдохни. - Так сказал мне отец - и кто знает, сколько лет назад он в последний раз говорил мне это. Но тогда я был ещё тонконогий и желторотый птенец, которого надо было оберегать, а теперь отец не доставал мне и до плеча, а я целый день управлял стальной махиной и мне пошёл уже двадцать пятый год. Да, я уже давно не был ребёнком, за которым надо присматривать, чтобы он не перебегал и во время лёг в постель.
Но оставался один вопрос, в котором отец всегда был на голову выше меня - да и не только меня. Это был вопрос земледелия и всего того круга проблем, что связаны с землёй. Тут с ним никто не мог сравниться - разве что Ташли-ага. И вот тут-то его помощь и поддержка были не просто нужны, но и совершенно необходимы мне.
- Если ты не устал, отец, - попросил я, - я бы с удовольствием продолжил наш вчерашний разговор.
- Ого, - удивился отец и довольно огладил усы. - Значит, Поллы-ага не всегда говорит глупости и может ещё пригодиться молодому специалисту с высшим образованием.
Я не обратил внимания на его подтрунивание. У него было хорошее настроение и я должен был не упустить момента. Поэтому я добавил:
- Вчера к нам в бригаду приезжал Алланазар Курбанович, начальник управления. Я пересказал ему наш разговор и знаешь, что он сказал? Передай, говорит, своему отцу, что у него светлая голова. И вопрос, о котором он говорил - один из самых важных в практике сегодняшней гидромелиорации.
Отец был очень доволен.
- Прямо так и сказал - "светлая голова"?
- Так и сказал. При всей бригаде.
- Гм-гм. Чем же я могу тебе ещё помочь?
- Давай поешь сначала, потом поговорим.
- Нет уж, наемся - в сон поклонит. Говори.
- Ну, хоть чай попей.
И мы с ним сели пить чай. И за чаем я пересказал отцу в деталях свой разговор с Аланазаром Курбановичем, и о том, что проблему использования дренажных вод возьму, вероятно, темой своего дипломного проекта, но совершенно пока не представляю, с какого конца взяться за эту тему. Всё-таки в этом есть какая-то загадка. С одной стороны, подводя воду, мы даём плодородие миллионам засушливых земель, с другой стороны, отводя использованную воду, мы, как ты сказал, можем погубить ту же землю, превратив её в солончаки. Разве это не бессмысленно?
Отец, отхлёбывая чай, задумался. Вот таким я и любил его - мудрым крестьянином, который думает о земле. И разве - подумал я сам - разве это не есть его собственное, его истинное лицо, лицо труженика. Разве он на самом деле не таков? Да, он вспыльчив и самолюбив, да, он любит, когда его хвалят, он любит выглядеть в глазах других оборотистым и деловым человеком. Но всё это слабости, которые есть у любого - у меня, и у вас, только у меня они свои, и у вас - тоже. Но разве это не оттого, что глаза ему закрыла ближайшая цель - с шиком и с шумом на весь аул женить меня. Ведь он никогда не был скупцом и скрягой, скопидомом и делягой. Он был беззаветным тружеником, умел, а главное, любил работать и, что более всего важно, умел передать эту любовь к тяжёлому труду мне, его сыну - так разве я мог относиться к нему плохо. И клянусь, мне совсем не хотелось принимать участие в той комедии с женитьбой, которая мне предстояла. С какой радостью я открыл бы ему всю правду, с какой радостью помогал бы и маме, и отцу. Но это бы по невозможно. Потому что над всеми достоинствами отца и его недостатками возвышался один, с которым никто ничего сделать не мог - его упрямство. Он сам частенько страдал от этого и заставлял страдать других - но тут уж ничего не поделаешь. Вот почему я не мог даже словом обмолвиться о том, что ждёт его после свадьбы. Не мог, жалел его, но надеялся, что у него хватит и мужества, и ума сделать из этого правильный вывод.
А пока что мы сидели молча, и думали каждый о своём.
Всё-таки удивительно создан человек. Ещё несколько дней назад самым главным желанием в жизни для меня была свадьба с Кумыш. А теперь, когда до исполнения нашей мечты остались считанные дни, я больше всего думал не о том, как она войдёт в мой дом, а прежде всего об этой самой, чёрт бы её побрал, дренажной воде, о миллионах кубометров этой насыщенной солями воды, которая вместо того, чтобы нести людям радость, несёт неприятности и горе. Я видел её, эту солёную воду, она текла широким потоком и там, где она протекала, оставались безжизненные солончаки.
Отец, казалось, угадал мои мысли.
- Да, сынок, это известно давно. Недаром в народе говорят: "Вода способна землю оживить, вода способна землю умертвить".
- Но ведь это бессмыслица, - воскликнул я. - Ты подумай, сколько денег и труда надо потратить, чтобы подвести воду к засушливым местам, а потом, оказывается, что вода ещё и враг?
- Каждая сторона имеет свои достоинства и свои недостатки, сынок. - В каждом деле - две стороны. Тень невозможна без света, зло без добра. То же - вода.
Так говорил отец, и в его словах была горечь. Потому что в благодатной нашей стороне тоже были две стороны одной проблемы: земля и вода. Когда-то у бедняков не было ни того, ни другого, потом появилась земля, но не было воды, теперь пришла вода, но вместе с ней пришли солончаки. Но неужели опыт народа ничего не мог веками противопоставить коварным силам природы. Ведь в этих местах ещё тысячи лет назад лежали уже исчезнувшие с лица земли государства с высочайшей культурой земледелия. Неужели же весь опыт предыдущих столетий исчез бесследно?
- Неужели нет никакого выхода, отец? - спросил я.
- Боюсь, что нет, сынок. Дренажная вода есть дренажная вода. И сделать с ней можно только одно - отвести её куда-нибудь подальше к бросовым землям и там дать ей испариться. Если суждено быть солончаку, пусть он будет в самом ненужном месте.
В этих словах отца был практический подход, но он меня не устраивал. Возрождать одни земли и забрасывать другие? С этим разум не хотел примириться. У отца был огромный стаж работы и громадный опыт - не только его собственный, но и вошедший в плоть и кровь опыт бесчисленных поколений предков - пастухов и дехкан, живших и умиравших на этой земле под раскалённым солнцем с мыслями о воде - неужели ничего другого нельзя было придумать?
- Ну, представь себе, - не отставал я от отца, - что из нашего крана потекла вдруг солёная вода. Что бы ты сделал, чтобы уберечь наш огород?
- Что я сделал бы? - Придвинув к себе свою любимую подушку, набитую верблюжьей шерстью, отец удобно облокотился о неё, снял с головы шапку с матерчатым верхом и вытер огромным клетчатым платком выскобленную до зеркального блеска голову. - Я сделал бы то, что подсказывает здравый смысл и что сделал бы любой человек в ауле: выкопал бы канаву поглубже и постарался бы отвести эту солёную воду как можно подальше от своего участка.
- От своего. Значит, пусть гибнет и засолится чужая земля, лишь бы моя была в порядке? А куда отведёт эту воду владелец того участка?
Отец с силой провёл ещё раз платком по голове.