Небольшой зал в "Друге Луи" был переполнен. Хозяин распорядился, раз они друзья месье Тавернье, поставить для них мраморный столик у входной двери, на которой молоденький официант, повесив табличку "Мест нет", задвинул занавеску из засаленного бархата. Она скрыла зал от взглядов с улицы.
Леа с любопытством осмотрелась. Впервые оказалась она в подобном заведении, которое решительно ни в чем не отвечало ее представлениям о шикарном ресторане.
- Я отвезу вас в модное бистро, - сказала ей, однако, Сара.
Отражаемый желтоватыми стенами свет придавал обедающим вид больных желтухой. Разбросанные под ногами по разбитому полу опилки образовывали влажные и грязные кучи, деревянные стулья были жесткими и неудобными, а шум и дым раздражали.
Официант умело накрыл столик. Безупречная белизна скатерти и салфеток, блеск хрусталя и серебра немного успокоили Леа. Чтобы не затягивать молчание, она наклонилась к спутнице:
- Вы часто здесь бываете?
- Довольно часто. Я вам уже рассказывала, что меня познакомил с этим местом Франсуа Тавернье. Паштет из гусиной печенки, мясо, дичь и вино здесь превосходны. Обстановка не слишком привлекательна, но отменная кухня и любезность персонала помогают быстро об этом забыть.
- Мадам, какого вина вам хотелось бы?
- Забыла название вина, которое обычно заказывает месье Тавернье. Нахожу его очень хорошим.
- Оно действительно превосходно. Это "Шато Лагуна".
- Чудесно, мы выпьем за его здоровье.
Леа как знаток попробовала вино.
По приезде в Париж Сара поселилась в отеле "Лютеция", чтобы, как она говорила, освободиться от повседневных хлопот. Два часа назад войдя в номер вместе с Леа, она отшвырнула туфли в дальний угол, а легкое пальто сбросила на одну из двух кроватей-близнецов, покрытых цветастым кретоном.
- Чувствуйте себя, как дома. Я пока налью воду.
Из ванны она вышла в длинном махровом голубом халате.
- Ванна наполнится очень быстро. Соли на полке. Не хотите чего-нибудь выпить? Себе я закажу коктейль "Александра". Бармен отеля готовит его великолепно.
- Согласна на "Александру", - ответила Леа, несколько смущенная раскованностью едва знакомой женщины.
Через четверть часа она в свою очередь вышла из ванны раскрасневшаяся, с высоко заколотыми волосами, завернувшись в сиреневый халат.
- Как вы еще молоды! - воскликнула Сара. - Никогда не встречала ни такого цвета лица, как у вас, ни такого взгляда, ни такого красивого рта. Могу понять, как легко в вас влюбиться.
Под этим потоком комплиментов Леа покраснела и почувствовала себя неловко.
- Держите. Вот ваш стакан. Я заказала столик в ресторане, который мне очень нравится. Надеюсь, и вам он придется по душе.
Болтая, Сара не переставала рыться в одном из многочисленных разбросанных по полу чемоданов и извлекла оттуда голубое белье и темно-серые чулки. Из другого чемодана достала несколько помятое платье из красной шерсти.
- Я ненадолго, - снова исчезая в ванне, сказала она.
"Какой беспорядок! - подумала Леа. - А мама еще жалуется, что я несобранная. Что бы она сказала, если бы у нее была дочь вроде Сары?" Не без удивления она вдруг сообразила, что уже много дней не вспоминала о матери. И решила написать ей длинное письмо.
- Включите радио, - крикнула из ванной Сара.
Леа оглянулась вокруг, отодвигая платья, пальто, газеты: ни намека на устройство, хотя бы отдаленно напоминающее радиоприемник. Сара вышла в короткой комбинации, вытирая полотенцем мокрые волосы.
- Почему вы не включили радио? Как раз время военных сводок.
- Я его не нашла.
- Ах, и правда. Совсем забыла, его взяли в ремонт. Вы еще не оделись?
Движением руки Леа показала, что ее платье находится в ванной.
- Где сегодня моя голова? Я действительно замоталась.
Вернувшись в комнату, Леа застала Сару под кроватью, где та искала свои туфли, в конце концов, обнаруженные в корзине для мусора!
Гарсон принес блюдо толстых ломтей байоннской ветчины и гусиный паштет, а официант налил вина.
- Кроме того, есть бычий бок, тушеное мясо по-провансальски, вырезка ягненка и голуби с зеленым горошком.
- Закажите голубей, они очень вкусны, - посоветовала Сара.
Улыбаясь, Леа кивнула.
- А теперь давайте выпьем за здоровье нашего друга Франсуа Тавернье, - поднимая бокал, предложила Сара.
- Мысль, приятная моему сердцу, - раздался у них за спиной веселый голос Тавернье. Слегка растрепанные волосы, свитер с высоким горлом и твидовый пиджак придавали ему более молодой, чем обычно, вид.
- Франсуа! - воскликнула Сара. - Какая приятная неожиданность! Я боялась, что вы погибли под немецкими бомбами.
- Так почти что и вышло, - наклонившись, чтобы поцеловать протянутую ему руку со сверкавшим, очень красивым бриллиантом, сказал он. - Добрый вечер, Леа. Ваши тетушки оправились от испуга?
- Добрый вечер. Пока да.
- Мне сказали, что вы звонили. Надеюсь, ничего серьезного?
- Вас хотела найти Камилла. Я думала, что вы на фронте.
- Там я и был. Вернулся во второй половине дня. По моему костюму вы можете видеть, что времени переодеться у меня не было. Вы меня извините? Хотя ваш столик и невелик, может быть, вы позволите мне присоединиться к вам?
- Что за вопрос! С удовольствием! - ответила Сара.
- Официант, принесите стул.
- Вам будет не очень удобно, месье Тавернье.
- Это неважно.
- Что вы хотели бы на ужин, месье?
- Бычий бок с кровью.
Официант вновь налил всем вина. Франсуа Тавернье молча, в глубокой задумчивости, выпил свой бокал. Леа умирала от желания спросить его о том, что он видел, но не решалась.
- Не томите же нас, месье, - воскликнула Сара. - Что же там происходит?
В темных глазах Тавернье мелькнула досада. Он взглянул на этих двух столь разных в своей красоте женщин: брюнетку с огромными карими глазами, с матово-белой кожей, большим носом с горбинкой и крупным ртом с прекрасными зубами и дикарку с растрепанными, ярко вспыхивающими на свету волосами, упрямым лбом, чувственными губами и странным взглядом, в котором хочется утонуть. И этот поворот головы в те мгновения, когда что-то привлекает ее внимание…
- Поговорим о другом, не хочу вселять тревогу в ваши очаровательные головки. Отложим этот разговор до завтра.
- Нет, сейчас, а не завтра, - порывисто выговорила Сара Мюльштейн, взяв Тавернье за руку. - У меня есть право знать, - продолжала она глухо. - Если нацисты выиграют эту войну, я больше никогда не увижу ни отца, ни мужа.
- Знаю, Сара, знаю.
- Нет, вам этого не понять. Вы не представляете, на что они способны…
- Успокойтесь, Сара. Все это я знаю не хуже вас. Несмотря на быстроту событий, я не утратил связей в Германии, и полученные мною известия недурны. Однако…
- Однако?
- …я задаюсь вопросом, будут ли они во Франции в безопасности?
- Как вы можете в этом сомневаться? Ведь Франция - свободная гостеприимная страна, колыбель Декларации прав человека. Никогда Франция не бросила бы евреев в тюрьму только потому, что они евреи.
- Меня восхищает ваша вера в справедливость моей страны. Искренне желаю, чтобы вы не обманулись.
- Ведь мы же выиграем войну? - впервые вмешалась в разговор Леа.
Франсуа Тавернье был избавлен от необходимости отвечать: начали подавать еду.
Все трое любили поесть. Сначала ели молча, но постепенно благодаря вину и прекрасной кухне принялись болтать. К концу ужина зазвучал смех и начало проявляться опьянение, особенно заметное у выпившей много вина Леа.
- Ох, уже половина одиннадцатого, - сказала она, вставая. - Тетушки будут волноваться.
- Пойдемте, я вас провожу. Запишите на мой счет, - оставив на столе чаевые, сказал Тавернье.
Тетушки были слишком утомлены, чтобы ей выговаривать, когда Леа вернулась домой. Они едва поздоровались с Сарой Мюльштейн и Франсуа Тавернье, думая только о том, как бы побыстрее добраться до своих постелей.
Перед уходом Сара расцеловала Леа в обе щеки и попросила:
- Сообщайте, как будут обстоять дела у Камиллы.
- Завтра позвоню, - сказал, пропуская Сару вперед, Франсуа Тавернье.
12
С того дня, 14 мая, когда Франсуа Тавернье объявил Леа, что Франция только что проиграла войну, события разворачивались слишком стремительно для нее.
Леа и Камилла наблюдали по карте за немецким вторжением, будучи не в силах поверить, что такое возможно, и трепеща за Лорана, от которого Камилла не имела известий с начала немецкого наступления 10 мая. Несмотря на цензуру газет и радио, они с болью в сердце догадывались, что тысячи французских солдат напрасно гибнут на дорогах Мааса и Соммы. Ходили самые тревожные слухи, разносимые толпами беженцев: о разграблении городов и деревень, о беспрерывных бомбежках, о разгроме 9-й армии под командованием Кора, а затем Жиро, который тщетно пытался собрать ее остатки, о развале 2-й армии, армии Лорана, которой командовал генерал Энтзингер, о шпионах, которых видели повсюду, о потерянных детях, о брошенных больных и стариках…
Франсуа Тавернье настоятельно советовал Леа и Саре покинуть Париж. Сара отказывалась, говоря, что если ее мужу и отцу удастся бежать из Германии, то они смогут встретиться только в Париже. Что касается Леа, то она не могла уехать, потому что состояние здоровья Камиллы после короткого улучшения снова ухудшилось.