- Я пока что ничего не могу, Иван. Я очень расстроен, понятно? Я писец как…
Встаю и ухожу. Хватит с меня. Хватит с меня его гребаного идиотизма. Все, хватит. Пойду выпью пива. Пойду домой, к Софии. Трахну ее сзади, буду представлять себе Синди. Выпью много пива.
Я уже прошел кусок Нёреброгаде, когда увидел, что он так и топает за мной. Шагает, ссутулился весь. Шел за мной всю дорогу. Мама, можно я его оставлю? Нет, милый, он наверняка очень заразный.
Жду, пока догонит.
- Да, Иван, так просто тебя не трахнешь.
- Она просто была такая…
- Холодная, да, я не хочу об этом говорить.
Ночью Иван спит, а я снова пытаюсь позвонить из телефона-автомата на улице. Жду целых семь гудков, вешаю трубку.
38
На Нёреброгаде стемнело. У шаверма-бара околачивается группа молодежи, один в кресле-каталке. Загипсованная нога вытянута вперед. Товарищ дает ему прикурить, другой приносит завернутую в фольгу шаверму. И только тогда я узнаю Кемаля. Из-под капюшона торчит подголовник. Все еще сомневаюсь. Подхожу к нему, он разворачивает пакет с едой. Завидев меня, улыбается:
- Эй, как жизнь у моего брата-датчанина?
- Что за дела, что случилось?
- Маленькая авария.
- Я вижу.
- Покатаешь меня - расскажу.
Он кричит что-то по-арабски товарищу в магазине. Я аккуратно качу кресло по улице, стараясь избежать тряски. Он лопает шаверму.
- Сколько их было?
- Человек шесть-семь. Ты знаешь, перед тобой я выделываться не буду.
- Да я знаю, что тебя так просто не возьмешь. Это полиция была?
- Нет, какая полиция. Помнишь парня с татуировками? С квадратными такими пауками?
- Да.
- Я ведь думал, он просто дурак, который не понимает, что делает.
- А он не дурак?
- Дурак, но те, кто его послал, не дураки. Они точно понимали, что делали.
- Кто?
- Ребята на больших мотоциклах. С рисунками на жилетах. Заслали его, чтобы освоить новую территорию. Бедному простофиле намекнули, что, если сможет толкать у меня, его примут в банду.
- И им не понравилось, что ты отделал их дружка?
- Можно и так сказать.
- И что теперь? С тобой-то что?
- Да ничего особенного, посижу вот немного в коляске. Нога сломана в трех-четырех местах. Ты бы меня видел, до сих пор синяки по всему телу, ребро сломано.
- И теперь все?
Он знаком просит остановиться у мусорного бака. Выбрасывает остатки шавермы, вытирается салфеткой и отправляет ее туда же. Мы едем дальше.
- Я в принципе мог бы подвести под этим черту. Ну, знаешь, око за око. Я ведь не просто пожурил его тогда.
- Но ты этого не сделаешь?
- Ну, ты знаешь, как обстоят дела, я ведь не единственное заинтересованное лицо. Для моих знакомых речь здесь идет обо всем районе и о том, у кого хер длиннее. В следующие выходные приедут парни из Оденсе с подкреплением из Германии. Смотри, Ник, никогда не шути с этими ребятами.
- Не буду.
- Они приедут, чтобы устроить Армагеддон.
Я качу перед собой кресло, мы переходим дорогу. Когда голос Кемаля раздается вновь, он звучит уже менее уверенно.
Кемаль говорит:
- Помнишь, ты напился? Здорово напился. В тот вечер мы были в городе, на этой вот дискотеке. Ана, я и ты. Помнишь?
Я киваю.
- И ты напился, по-настоящему. До невменоза. Сидел кулём за столиком.
Я снова киваю.
- Я танцевал с Аной, думаю, ты знаешь. В этом не было ничего такого. Зато она с другими не крутилась, а потанцевать ей хотелось.
Я смотрю на него, на этот раз не киваю.
- Ну вот, мы были на танцполе. И она чуть пододвигается и говорит что-то, а я не расслышал. И я наклоняюсь и… такие вещи, она мне на ухо сказала такие вещи… Ты понимаешь? То, чего ей не надо было говорить. Не мне.
Я все смотрю на него. Кемаль, который всегда производит впечатление человека, который знает, что делает, знает, что сказать… а тут он замолкает, почесывает испещренные множеством мелких шрамов костяшки пальцев.
- Я просто подумал, что тебе это надо знать. Ничего такого не было, и лет уже прошло немало, но я подумал…
Я не отвечаю, везу его к шаверме, к ребятам, они помогают ему сесть в старый "мерседес". Садясь в машину, Кемаль смеется, говорит мне приглушенно:
- Лучше тебе не знать, что лежит в багажнике.
Я ему верю.
39
Я все еще в презервативе. Мы лежим в постели, курим одну на двоих. София худая. Ей бы понравилось, если бы я сказал "стройная". Она худая. У нее тело балерины. Грудь, лобок, изгибы. Это ее дар. То, что ей дано. Только это. То, что она может дать мне.
Она говорит, говорит, я не особенно вслушиваюсь. Рассказывает о Тобиасе - так, будто он здесь, рядом. Тобиас умеет то, Тобиас сказал это.
Я тянусь вниз, за пивом, нащупываю бутылку, делаю большой глоток. Ее крошечный холодильник заполнен пивом - это для меня. Я пью, а когда возвращаюсь, холодильник снова полон. Как в сказке, название которой мне в данный момент трудно вспомнить, лежа и с полным презервативом.
Она подпирает голову рукой, спрашивает:
- Ты поспал?
Я затягиваюсь сигаретой, выдыхаю, и только тогда до меня доходит, что она ждет ответа.
- Да. А что?
- Пару дней назад я встретила в коридоре Кристиана Мэдсена. Очень рано.
- Так.
- Он держал ботинки в руках, шел тихо, как мышка. На цыпочках.
- Молодец.
- Ты с ним говорил?
- Я попросил его не шуметь.
Она смеется, зажав рот одеялом. Прыскает, как будто не хочет, чтобы кто-нибудь ее услышал. Я говорю:
- А что он здесь вообще делает? У него есть работа…
Я беру у нее сигарету, вижу, она знает. И ей не терпится поделиться.
- Расскажи.
- Его вроде бы выгнала жена. Он жил на улице и при этом ходил на работу, ну и выглядел все более потрепанным. Спал под мостом, а днем занимался своей бухгалтерией, или чем он там занимается.
- И потом пришел сюда?
- Да, думаю, так и было.
- Параграф девяносто четыре?
- Да.
Я дотягиваюсь до пустой бутылки и кидаю в нее сигарету, раздается тихое шипение.
- Но он все еще живет здесь. Сколько он зарабатывает, двадцать восемь в месяц минимум?
- Точно. За пару месяцев до того, как здесь поселился ты, город хотел его вышвырнуть, он получил кучу всяких бумажек, предупреждения.
- Это он тебе рассказал?
- Нет, Тове.
- Ну конечно. И что?
- Ну, его хотели выкинуть отсюда и уже практически выкинули. Он должен был убраться до вторника, или его выставили бы с полицией. Я нашла его в понедельник, услышала странный звук за стеной. Дверь в его комнату была приоткрыта.
- Любопытство, вечное любопытство.
- Звук был от ударов ногой в стену. Он повесился. Я заорала, пыталась его держать за ноги, пока кто-то не пришел и не обрезал веревку.
- Наверное, было не слишком… здорово.
- Нет…
- Ты об этом часто думаешь?
- Да нет, а что, кажется, что часто, да? По-моему, я об этом с тех пор и не вспоминала… Сейчас вот в первый раз вспомнила.
Я встаю с кровати, стягиваю резинку, вытираю член о футболку. Беру из холодильника пиво, высасываю половину бутылки и ложусь обратно. София утыкается мне в шею.
Вот так, нажравшись пива и с Софией рядом, проще отгонять мысли.
Веки тяжелеют. В маленькой комнате пахнет сексом. Я любил этот запах, когда был помоложе, взрослый запах, он напоминал мне о том, что я жив. Смесь запаха женских духов, пота и использованных презервативов. Я скучал по этому запаху, когда Ана перешла на противозачаточные таблетки. София тихонько откашливается, заставляя меня очнуться.
- Тебе чего-нибудь хочется?
Спрашивает очень тихо, как будто боится нарушить тишину.
- У меня есть пиво.
Она смеется, не так - "ха-ха", а очень тихо, я ее смех чувствую кожей шеи.
- Нет, я имею в виду… Может, есть что-то, чего тебе хочется попробовать?
- Нет.
- Совсем ничего?
- Попробовать… Что ты имеешь в виду?
- Ну… в постели. Что-нибудь, чего ты еще не делал?
Я тянусь за пивом, осушаю бутылку. Невольно говорю так же тихо, как и она.
- Треугольник…
Она убирает с лица черный локон. Отвечает не сразу.
- У меня есть подруга, я могу спросить, может…
- Нет, с парнем. Ты, я и один парень.
- Парень?
- Никакой педерастической фигни. Я просто хочу посмотреть.
Она не отвечает, снова прижимается лицом к моей шее. Нежно целует.
Проснувшись, не сразу понимаю, где я. Болит затылок, всю ночь проспал в постели, маленькой и для одного. Голова Софии на моей груди. Я выбираюсь, приподняв ее голову и мягко переложив на подушку. София скрючивается, поджимает ноги и тихо постанывает.
Спящая, она похожа на большого подростка, линии вокруг рта и глаз разглаживаются. На губах легкая улыбка, может, из-за того, что было ночью, но не думаю. Наверно, она сейчас со своим мальчиком. Во сне они вместе, может, в парке Нёребро, у него новый мяч, на ней летнее платье. Он бросает ей мяч, она ловит, и, может быть, я сижу рядом на лавочке, чисто выбритый, и из куртки не торчит бутылка. Мужчина, который регулярно подмывается. Хороший отчим, который по воскресеньям ходит с парнишкой на футбол.
И хотя ее комната не меньше моей, мне становится трудно дышать. Спешу одеться, стараясь не разбудить ее. Иду по коридору, спускаюсь по лестнице, выхожу на улицу.