Эту шахматную комбинацию я тоже просчитал вплоть до самого последнего хода... На сей раз я разыграю такой редкий вариант королевского гамбита, который закончится для моего противника неизбежным поражением: какой бы ход он ни делал, пытаясь уйти от трагического финала, у меня всегда найдется на него более сильный ответ.
Вот что я вам скажу, мастер Пернат: тот, кто решится играть со мной этот дебют, повиснет в воздухе, меж небом и землей, подобно беспомощной марионетке, приводимой в движение посредством тоненьких нитей, - и заметьте, дергать за них буду я, что бы там ни болтали о свободе воли!..
Студент говорил как в лихорадке, с тревогой и ужасом следил я за выражением его мертвенно-бледного лица.
- Успокойтесь же наконец и... и скажите мне, почему вы так ненавидите Вассертрума и его сына? Что они вам сдела...
Харузек даже не дал мне договорить:
- Оставим это... Вы бы лучше спросили, что заставило доктора Вассори наложить на себя руки! Или предпочитаете столь приятный разговор оставить на потом?.. Ну что же, наверное, вы правы: трагический закат светоча науки - тема деликатная, требующая особого настроя и соответствующей атмосферы, и вам бы, конечно, хотелось усладить ею слух в более комфортных условиях... Впрочем, дождь уже прошел, и торчать вам в этом сыром проходном дворе нет никакой нужды... Вы, должно быть, продрогли и хотите домой...
Я качнул головой. Студент вдруг успокоился и... погрустнел, голос его стал тише, ровнее и звучал теперь как-то обреченно и бесстрастно.
- Приходилось ли вам, мастер Пернат, когда-нибудь слышать о глаукоме? Нет? В таком случае мне придется подробнее остановиться на этой болезни и современных методах ее лечения, чтобы вы по достоинству оценили все нюансы тех дьявольских операций, которые производил доктор Вассори!
Слушайте же! Глаукома - это страшное заболевание внутренней поверхности глазного яблока, которое неотвратимо заканчивается полной слепотой; на сегодняшний день науке известно лишь одно средство, позволяющее предотвратить злокачественный процесс, - так называемая иридэктомия, суть которой состоит в том, что в радужной оболочке глаза иссекают крошечный клиновидный кусочек. В результате глаукома прогрессировать перестает, однако неизбежным следствием этой операции является частичная потеря зрения, которая остается у больного на всю жизнь.
Теперь внимание, мастер Пернат! При диагностике глаукомы следует иметь в виду одну примечательную особенность, требующую от врача предельной ответственности, ибо проконтролировать правильность диагноза этой болезни крайне сложно.
В известные периоды, особенно в начальной стадии глаукомы, случается так, что явные симптомы вдруг куда-то пропадают, - кажется, будто они исчезли совсем, но это только видимость! - в таких случаях врач, к которому пациент обращается с просьбой перепроверить роковой диагноз его предшественника, оказывается в весьма щекотливой ситуации: с одной стороны, не обнаруживая признаков болезни, он не может подтвердить страшный вердикт своего коллеги, с другой - не может он его и опровергнуть... А уж после иридэктомии, которой, само собой разумеется, может быть подвергнут как больной, так и здоровый глаз, и вовсе невозможно что-либо доказать: действительно ли имела место глаукома или нет.
Вот на этой характерной особенности коварной болезни доктор Вассори и построил свой дьявольский план - впоследствии он сумел с выгодой для себя использовать и другие сопутствующие этому заболеванию обстоятельства. Ничтоже сумняся, констатировал он глаукому там, где речь шла лишь о безобидных нарушениях зрения: главное - довести дело до операции, которая при минимальном риске приносила максимальный барыш.
И вот когда беззащитная жертва оказывалась полностью в его руках, он получал наконец возможность совершенно безнаказанно - тут уже разбойничья удаль не требовалась, кроме того, этот трусливый мерзавец отдавал предпочтение слабому полу! - как липку обирать несчастного полуслепого человека.
Итак, мастер Пернат, происходило то самое чудо, о котором мечтали трусоватые соплеменники доктора Вассори: выродившийся хищник оказывался в таких условиях, когда даже он, лишенный силы и зубов, получал свою кровавую добычу - и в каких количествах!.. Нет, вы только представьте себе: без всякого риска, не ставя на карту ничего, даже ломаного гроша, получать такой лакомый куш!
С помощью великого множества сомнительных публикаций в специальных медицинских журналах доктор Вассори сумел составить себе репутацию выдающегося окулиста, даже своим коллегам, слишком порядочным и простодушным, чтобы заподозрить какой-либо злой умысел, он умудрялся пускать пыль в глаза.
Естественным следствием всей этой шумихи в печати явился поистине нескончаемый поток жаждущих исцеления пациентов.
Стоило только обратиться к нему с самой пустячной жалобой на какой-нибудь незначительный дефект зрения и подвергнуться осмотру, как доктор Вассори с коварной планомерностью приступал к осуществлению своей коронной, выверенной до мельчайших деталей комбинации.
Для начала больной подлежал обычному опросу, однако в историю болезни доктор предусмотрительно - береженого бог бережет! - заносил только те ответы, из которых однозначно следовал необходимый диагноз: глаукома. При этом он осторожно, исподволь, выспрашивал пациента, не консультировался ли тот прежде с кем-либо из его коллег-окулистов, ну а потом как бы случайно, невзначай, ронял, что получил экстренное приглашение из-за границы и уже на следующий день должен выехать: мол, необходимо срочно прооперировать некую чрезвычайно важную государственную персону...
Далее все разыгрывалось как по нотам... Доктор приступал к исследованию внутренней поверхности глазного яблока, при этом луч своего офтальмоскопа он делал предельно резким и ярким, стараясь причинить цепенеющему от ужаса пациенту как можно больше страданий.
Всё, абсолютно всё - каждое слово, каждый жест - было рассчитано до нюансов!
И вот когда осмотр заканчивался и пришедший в себя от перенесенных мук пациент отваживался наконец подать голос, робко осведомляясь, насколько обоснованы его беспокойства, Вассори делал свой первый ход - усаживался напротив больного, с минуту неловко мялся, словно не решаясь произнести страшный приговор, а потом ровным, хорошо поставленным голосом изрекал: "Увы, милейший, процесс зашел слишком далеко и уже в самое ближайшее время... крепитесь, милейший... полная потеря зрения... гм... неизбежна!"
Последующая сцена была, разумеется, ужасна. Пациенты часто падали в обморок, рыдали и, причитая, катались по полу в безысходном отчаянии: потерять зрение - это значит потерять все.
Потом, выждав, когда несчастная жертва, валяясь у него в ногах, начнет взывать к нему, умоляя во имя всего святого ответить: как, неужто на всем белом свете нет такого средства, которое бы избавляло от кошмарного недуга? - бестия делала свой второй ход и превращалась в Того единственного, Кто каждому смертному дает избавление от мук, - в Господа Бога!
Да будет известно вам, мастер Пернат, что мир сей не более чем шахматная доска, а люди всего лишь фигуры, которые чья-то невидимая рука в соответствии со своими неведомыми нам планами передвигает с поля на поле!..
"Мда-с... срочная операция, - задумчиво ронял слова в гробовой тишине доктор Вассори, - это, пожалуй, единственное, что еще могло бы... гм... спасти"... И тут на него обычно что-то находило: охваченный каким-то неутолимым и алчным тщеславием, он пускался в пространное описание совершенно фантастических случаев, якобы имевших поразительное, прямо-таки невероятное сходство с данным, обрушивая на голову своей оцепеневшей жертвы бурный словесный поток, из коего явствовало, что только благодаря его стараниям все эти больные - и несть им числа! - сподобились вновь прозреть... Его опьяняло ощущение собственного могущества - еще бы, ведь в глазах этих несчастных он был каким-то высшим существом, эдаким предвечным вершителем судеб, могущественная длань которого распоряжалась жалким жребием малых сих.
Беспомощная жертва сидела пред ним поникнув головой и, обливаясь холодным потом, с замиранием сердца внимала грозному небожителю в робкой надежде услышать наконец ответ на свой немой вопрос, который она даже не решалась задать вслух из страха прогневать того единственного, от кого зависело ее спасение.
И лишь в заключение, когда поток красноречия начинал мало-помалу иссякать, доктор Вассори, словно внезапно вспомнив о сидящем перед ним пациенте, утомленно вздыхал: мол, к великому сожалению, сам он сейчас провести операцию не может - ну разве что через месяц-другой, когда вернется из-за границы... "Нуте-с, милейший, выше нос, и будем надеяться - а в подобных
случаях надо всегда надеяться на лучшее! - что к тому времени вы еще будете... гм... что-то видеть"...
После таких слов больной, разумеется, замирал как громом пораженный, а потом, уже не в силах усидеть на месте, в ужасе вскакивал и срывающимся от волнения голосом начинал лепетать, что да, конечно, надежды - это хорошо, но... но сам он не намерен терять ни минуты и умоляет лишь посоветовать, к кому из практикующих в городе окулистов можно обратиться по поводу операции.
Наступал момент истины, когда доктор Вассори наносил свой последний завершающий удар.