- Негодяй пытался изнасиловать мою мать. Я увел его в лес. Она хотела остановить меня, но я не послушал, - деревянным голосом произнес испанец, стараясь вспомнить заготовленные слова.
Кто-то из римлян выругался. Адан не мог оторвать глаз от военачальника. Он почувствовал смутное облегчение от того, что все рассказал ему. Теперь его убьют, а родителей освободят.
Не надо было думать о матери… На глазах закипели слезы, Адан сердито сморгнул их. Она не одобрила бы слабости, проявленной перед чужаками.
Юлий наблюдал за юношей. Молодой испанец заметно напуган, и не без основания. Стоит только приказать, и Адана выволокут во двор и казнят перед строем солдат. На том все и закончится.
Цезарь уже собирался поднять руку, однако что-то помешало ему.
- Почему ты сдался, Адан?
- Мою семью забрали для допроса. Они ни в чем не виноваты. Вам нужен только я.
- Думаешь, твоя смерть их спасет?
- Они не сделали ничего дурного.
Юлий поднес ладонь к лицу, потер бровь и, задумавшись, опустил руку на подлокотник.
- Когда я был еще моложе тебя, Адан, меня поставили перед римлянином, которого звали Корнелий Сулла. Он убил моего дядю и разрушил все, что я любил в этом мире. Он сказал, что отпустит меня, если я откажусь от жены и опозорю ее с отцом. Он обожал такие мерзкие делишки.
Какое-то время Цезарь всматривался в невообразимо далекое прошлое, и Адан почувствовал, как на лбу выступил пот. Почему ему говорят об этом? Он уже сознался, чего от него хотят? Несмотря на страх, в Адане шевельнулся интерес. Оказывается, не все римляне на одно лицо. Для него стало откровением известие, что среди них существует соперничество и вражда.
- Я возненавидел того человека, Адан, - продолжал Юлий. - Будь у меня оружие, я не задумываясь пустил бы его в ход, хотя речь шла о моей жизни. Полагаю, тебе знакомо чувство подобной ненависти.
- Ты не отказался от своей жены? - спросил испанец.
Услышав неожиданный вопрос, Юлий заморгал, потом горько улыбнулся.
- Нет, не отказался, и он позволил мне жить. Пол у ног диктатора был залит кровью людей, которых убивали и мучили по его приказу, и все же он сохранил мне жизнь. Я часто задавал себе вопрос - почему?
- Он решил, что ты не опасен, - произнес Адан, удивляясь собственной смелости в разговоре с римским военачальником.
Юлий задумчиво покачал головой.
- Сомневаюсь. Я предупредил его, что посвящу свою жизнь борьбе с ним, если меня отпустят.
Он чуть не начал рассказывать, как его друг отравил диктатора, но об этом не следовало знать никому, даже собравшимся в комнате.
Цезарь пожал плечами.
- В конце концов он умер от чьей-то руки. Жаль, что это сделал не я. И жаль, что не увидел, как свет жизни померк в его глазах.
Адан заметил, как во взоре римлянина сверкнул огонь, и отвел взгляд в сторону. Он поверил, и мысль о том, что этот человек сейчас пошлет его на смерть, заставила юношу содрогнуться.
Юлий надолго замолк, и Адан почувствовал слабость от напряжения.
Когда римлянин заговорил снова, голова испанца дернулась.
- В здешней тюрьме и в Валенсии содержатся убийцы. Одного из них повесят и за его преступление, и за твое. А тебя я прощаю. Я поставлю свою подпись под помилованием, и ты вернешься домой вместе с семьей, но больше не привлекай моего внимания.
Рений недоуменно фыркнул.
- Я хотел бы сказать тебе пару слов с глазу на глаз, легат, - прорычал он, злобно взглянув на Адана.
Молодой испанец стоял, открыв рот от изумления.
- Не надо, Рений. Я принял решение и не изменю его, - ответил Цезарь, не глядя на старого воина.
Он перевел взгляд на юношу, чувствуя, что с души свалился камень. Юлий был уверен, что поступает правильно. Он увидел свое отражение в глазах испанца, и снова нахлынули воспоминания.
Как пугающе выглядел тогда Сулла… Адану суровый римлянин в металле доспехов должен показаться таким же безжалостным. Он чуть не послал молодого испанца на смерть, и того зарезали бы, или сожгли, или приколотили гвоздями к воротам, как поступал со своими врагами Сулла. По иронии судьбы давний каприз диктатора спас Адану жизнь: Юлий вовремя спохватился, не огласил смертный приговор и задумался над тем, что происходит. Он не хочет, чтобы люди, живущие в этой стране, ненавидели его. Если использовать только силу, не хватит столетий, чтобы завоевать их доверие.
- Надеюсь, ты не упустишь своего шанса, Адан. Второго я тебе не предоставлю.
Испанец едва не разрыдался. Он приготовился к смерти, а получил сразу и жизнь, и свободу - это было слишком.
Адан бессознательно шагнул к Юлию и опустился на одно колено так быстро, что никто не успел помешать ему.
Цезарь наклонил голову, пристально вглядываясь в лицо молодого испанца.
- Мы не враги, Адан. Запомни это. Я должен подготовить документ о помиловании. Подожди меня внизу, - сказал он.
Юноша встал, в последний раз посмотрел в холодные глаза римлянина и вышел из комнаты.
Закрыв дверь, он привалился к стене и вытер пот с лица. Адан был ошеломлен, но чувствовал огромное облегчение и с жадностью вдыхал холодный чистый воздух. И все-таки не мог понять, почему его пощадили.
Стражник у подножия лестницы поднял голову и всмотрелся в неподвижную фигурку, прилипшую к темной стене.
- Ну что, пришел точить ножи, парень? - бросил он испанцу.
- Не сегодня, - ответил Адан и с удовольствием увидел недоумение в лице солдата.
Аккуратно наполнив чашу из амфоры, Брут вложил ее в руку Юлия.
- Ты объяснишь нам, почему отпустил его? - спросил он.
Залпом выпив вино, Цезарь вернул чашу Бруту.
- Потому что юноша вел себя мужественно, - произнес он просто.
Рений поскреб щетину на подбородке.
- Ты понимаешь, что теперь он прославится по всей округе? Парень превратится в героя, который стоял перед нами и выжил. Возможно, его сделают мэром, когда умрет старый Дель Субио. Вокруг него сплотится молодежь, и однажды…
- Хватит, - оборвал Цезарь. От хмельного напитка у него разгорелось лицо. - Как бы ты ни хотел, меч не может ответить на все вопросы. Мы должны жить с ними, не посылая наших людей парами, не ожидая удара из-за угла или засады в темном переулке. - Подыскивая нужные слова, Юлий жестикулировал, стараясь точнее выразить мысль. - Они должны стать такими же римлянами, как и мы, готовыми умереть за наши цели в борьбе против наших врагов. Помпей указал нам путь, когда набрал здесь легионы. Я говорил искренне: мы не враги. Можете вы это понять?
- Я понимаю, - неожиданно густым басом произнес Цирон, опередив ответ Рения.
Лицо Юлия засветилось от вдохновения.
- Вот оно! Цирон не был рожден в Риме, но добровольно присоединился к нам и стал римлянином. - Он лихорадочно искал слова: мозг работал быстрее, чем язык. - Рим… это скорее идея, чем кровь. Мы должны сделать так, чтобы для Адана разрыв с нами стал подобен утрате сердца. Весь вечер он будет думать, почему его не убили. Испанец считал, что после убийства римского солдата не может быть и речи о правосудии. Он расскажет о том, что произошло, и те, кто колеблется, задумаются. Вполне достаточная причина для пощады.
- Если только он не убил ради развлечения, - заметил Рений, - и не станет говорить приятелям, что мы слабы и недалеки умом.
Воин шагнул к Бруту, взял у него амфору и наполнил свой кубок, зажав тот в локте культи. От раздражения рука дрогнула, вино пролилось на пол.
Юлий посмотрел на него, сузив глаза. Потом глубоко вздохнул, стараясь подавить закипавший гнев.
- Я не стану Суллой или Катоном. По крайней мере это ты можешь понять, Рений? Я не хочу править с помощью страха и ненависти и проверять каждое блюдо на наличие яда. Это ты понимаешь?
Голос Цезаря звучал все громче, и старый воин повернул к нему лицо, начиная сознавать, что зашел слишком далеко. Юлий, излучая волны гнева, поднял сжатый кулак.
- Если прикажу, Цирон вырежет для меня твое сердце, Рений. Он был рожден на берегах другой страны, но он римлянин. Он солдат Десятого. И мой солдат. Я управляю им не страхом, а любовью. Ты это понимаешь?..
Рений остолбенел.
- Я знаю, конечно, ты…
Юлий остановил его движением руки, почувствовав укол боли в переносице. Гнев моментально исчез, уступив место страху перед припадком, который может произойти у всех на глазах, и он ощутил себя усталым и опустошенным.
- Оставьте меня все. Пусть придет Кабера. Прости мой гнев, Рений. Мне нужно было поспорить с тобой, чтобы разобраться в собственных мыслях…
Рений кивнул, принимая извинение, и вышел вместе с остальными, оставив Цезаря в одиночестве.
Вечерние сумерки сгущались в ночную тьму, и Юлий зажег светильники. Потом встал у открытого окна, прижавшись лицом к холодному камню стены. В голове пульсировала боль, и он негромко застонал, растирая виски круговыми движениями, как учил его Кабера.
Как много надо сделать, и все время где-то внутри звучит насмешливый голос. Неужели он прячется в этих холмах? Когда-то он мечтал стоять в здании сената, но сейчас ему туда не хочется. Корнелия умерла, Тубрук тоже. Дочь растет чужой, живет в доме, в котором за шесть лет он провел одну ночь. Были времена, когда он мечтал стать сильным и мудрым, чтобы бороться с такими, как Сулла и Помпей, а теперь его тошнит от одной мысли о возвращении к играм, связанным с властью. Нет, наверняка лучше построить дом в Испании, найти здесь женщину и никогда больше не видеть своего поместья.
- Я не могу вернуться, - произнес Цезарь вслух надтреснутым голосом.