Осмотрел он за два часа одиннадцать комнат, на трех улицах. Строго говоря, любая из них была прекрасна, но у каждой был крохотный недостаток. В одной, например, было еще не убрано, и, посмотрев в глаза заплаканной женщине в трауре, которая с каким-то вялым отчаянием отвечала на его вопросы, он решил почему-то, что тут, в этой комнате, только что умер ее муж, - и, решив так, не мог уже справиться с образом, который его фантазия поспешила отвратительно развить. В другой комнате недочет был попроще: она стоила на пять марок больше цены, положенной Драйером; зато была очаровательна. В третьей стоял у постели столик, который вдруг напомнил ему точь-в-точь такой же столик, бывший главным действующим лицом на неприятнейшем спиритическом сеансе. В четвертой пахло уборной. В пятой… Но Франц сам вскоре стал путать в памяти эти комнаты и их недостатки, - и только одна осталась какой-то нетронутой и ясной, - та, за пятьдесят пять марок, на тихой улице, кончавшейся тупиком.
Он вдруг почувствовал, что искать дольше незачем, что он все равно сам не решится, боясь сделать дурной выбор и лишить себя миллиона других комнат; а вместе с тем, - трудно себе представить что-нибудь лучше - той, дороговатой, с портретом голой женщины на стене.
"Итак, - подумал он, - теперь без четверти час. Я пойду обедать. Блестящая мысль: я пойду обедать к Драйеру. Я спрошу у него, на что собственно мне обращать сугубое внимание при выборе, и не думает ли он, что пять лишних марок…"
Остроумно пользуясь картой (и заодно пообещав себе, что, как только освободится от дел, махнет вон туда, так, потом так, потом так, - по подземной железной дороге, - туда, где улицы, должно быть, пошумнее и понаряднее), Франц без труда добрел до особнячка. Этот зернисто-серый особнячок был на вид удивительно какой-то плотный, ладный, даже, скажем, аппетитный. В саду на молодых деревцах гроздились тяжелые яблоки. Проходя по хрустящей тропе, Франц увидел Марту, стоявшую на ступеньке крыльца. Она была в шляпе, в кротовом пальто, в руке держала зонтик, и, проверяя сомнительную белизну неба, соображала, раскрыть ли зонтик или нет. Заметив Франца, она не улыбнулась, и он, здороваясь с ней, почувствовал, что попал некстати.
- Мужа нет дома, - сказала она, уставившись на Франца своими чудесными, холодными глазами. - Он сегодня обедает в городе.
Франц взглянул на ее сумку, торчавшую углом из-под мышки, на лиловатый цветок, приколотый к огромному воротнику пальто, на короткий тупой зонтик с красным набалдашником, - и понял, что и она тоже уходит. "Простите, что побеспокоил", - сказал он, сдерживая досаду. "Ах, пожалуйста…", - сказала Марта. Они оба двинулись по направлению к калитке. Франц не знал, что ему делать: проститься ли сейчас или продолжать идти с нею рядом. Марта с недовольным выражением в глазах глядела прямо перед собой, полураскрыв крупные теплые губы. Потом она быстро облизнулась и сказала: "Так неприятно: я должна идти пешком. Дело в том, что мы вчера наш автомобиль разбили".
Случай действительно произошел неприятный: пытаясь объехать грузовик, шофер сперва наскочил на деревянную ограду, - там, где чинили трамвайные рельсы, - затем, резко вильнув, стукнулся о бок грузовика, повернулся на месте и с треском въехал в столб. Пока продолжался этот припадок автомобильного бешенства, Марта и Драйер принимали всевозможные положения и в конце концов оказались на полу. Драйер сочувственно спросил, не ушиблась ли она. Встряска, толпа зевак, разбитый автомобиль, грубый шофер грузовика, полицейский, с которым Драйер говорил так, как будто случилось что-то очень смешное, - все это привело Марту в состояние такого раздражения, что потом, в таксомоторе, она сидела, как каменная.
- Мы сломали какой-то барьер и столб, - хмуро сказала она и, медленно протянув руку, помогла Францу отворить калитку, которую он сердито теребил.
- Опасная все-таки вещь - автомобиль, - проговорил Франц неопределенно. Теперь уже пора было откланяться.
Марта заметила и одобрила его нерешительность.
- Вам в какую сторону? - спросила она, переместив зонтик из правой руки в левую. Очень подходящие он купил очки… Смышленый мальчик…
- Я сам не знаю, - сказал Франц и грубовато ухмыльнулся. - Собственно говоря, я как раз пришел посоветоваться с дядей насчет комнаты. - Это первое "дядя" вышло у него неубедительно, и он решил не повторять его некоторое время, чтобы дать слову созреть.
Марта рассмеялась, плотоядно обнажив зубы.
- Я тоже могу помочь, - сказала она. - Объясните, в чем дело?
Они незаметно двинулись и теперь медленно шли по широкой панели, на которой, там и сям, как старые кожаные перчатки, лежали сухие листья. Франц оживился, высморкался и стал рассказывать о комнатах.
- Это неслыханно, - прервала Марта, - неужели пятьдесят пять? Я уверена, что можно поторговаться.
Франц про себя подумал, что дело в шляпе, но решил не спешить.
- Там хозяин - эдакий тугой старикашка. Сам черт его не проймет…
- Знаете что? - вдруг сказала Марта. - Я бы не прочь пойти туда, поговорить.
Франц от удовольствия зажмурился. Везло. Необыкновенно везло. Не говоря уж, что весьма хорошо получается - гулять по улицам с этой красногубой дамой в кротовом пальто. Резкий осенний воздух, лоснящаяся мостовая, шипение шин, вот она - настоящая жизнь. Только бы еще новый костюм, пылающий галстук, - и тогда полное счастье. Он подумал, что бы такое сказать приятное, почтительное…
- Я все еще не могу забыть, как это мы странно встретились в поезде. Невероятно!
- Случайность, - сказала Марта, думая о своем. - Вот что, - вдруг заговорила она, когда они стали подниматься по крутой лестнице на пятый этаж. - Мне не хочется, чтобы муж знал, что я вам помогла… Нет, тут никакой загадки нет; мне просто не хочется, - вот и все.
Франц поклонился. Его дело - сторона. Однако он спросил себя, лестно ли то, что она сказала, или обидно? Решить трудно.
На звонок долго никто не приходил. Франц вслушался, - не слышно ли приближающихся шагов. Все было тихо. Оттого особенно неожиданным показалось, когда дверь отпахнулась. Старичок в сером, с бритым, мятым лицом и густыми, закрученными бровями, молча впустил их.
- Я к вам опять, - сказал Франц, - я хотел бы еще раз посмотреть комнату.
Старичок в знак согласия приложил руку к груди и быстро, совершенно беззвучно, пошел по длинному, темноватому коридору.
"Бог знает, какие дебри", - брезгливо подумала Марта, и ей опять почудилась озорная улыбка мужа: меня журила, а сама помогаешь, меня журила, а сама…
Впрочем, комната оказалась светленькой, довольно чистой: у левой стены деревянная, должно быть скрипучая, кровать, рукомойник, печка; справа - два стула, соломенное кресло с потугами на грацию; небольшой стол посредине; комод в углу; на одной стене зеркало с флюсом, на другой портрет женщины в одних чулках.
Франц с надеждой посмотрел на Марту, она указала зонтиком на правую пустоватую стену и каким-то деревянным голосом спросила, не глядя на старичка:
- Почему вы убрали кушетку, тут очевидно что-то раньше стояло.
- Кушетку просидели, она в починке, - глухо сказал старичок и склонил голову набок.
- Вы ее потом поставите, - заметила Марта и, подняв глаза, включила на миг электричество. Старичок тоже поднял глаза.
- Так, - сказала Марта и опять протянула зонтик: - Постельное белье есть?
- Постельное белье? - удивленно переспросил старичок; потом, склонив голову на другой бок, поджал губы и, подумав, ответил: - да, белье найдется.
- А как насчет услуг, уборки?
Старичок ткнул себя пальцем в грудь.
- Все - я, - сказал он, - все - я. Только я.
Марта подошла к окну, посмотрела на улицу, потом прошлась обратно.
- Сколько же вы хотите? - спросила она равнодушно.
- Пятьдесят пять, - бодро ответил старичок.
- Это как, - с электричеством, с утренним кофе?
- Господин служит? - поинтересовался старичок, кивнув в сторону Франца.
- Да, - поспешно сказал Франц.
Пятьдесят пять за все, - сказал старичок.
- Это дорого, - сказала Марта.
- Это недорого, - сказал старичок.
- Это чрезвычайно дорого, - сказала Марта.
Старичок улыбнулся.
- Ну что ж, - вздохнула Марта и повернулась к двери.
Франц почувствовал, что комната вот-вот сейчас навсегда уплывет. Он помял шляпу, стараясь поймать взгляд Марты.
- Пятьдесят пять, - задумчиво повторил старичок.
- Пятьдесят, - сказала Марта.
Старичок открыл рот и снова плотно закрыл его.
- Хорошо, - сказал он наконец, - но только, чтобы тушить не позже одиннадцати.
- Конечно, - вмешался Франц, - конечно… Я это вполне понимаю…
- Вы когда хотите въехать? - спросил старичок.
- Сегодня, сейчас, - сказал Франц, - вот только привезу чемодан из гостиницы.
- Маленький задаток? - предложил старичок с тонкой улыбочкой.
Улыбалась как будто и вся комната. Она была уже не чужая. Когда Франц опять вышел на улицу, у него в сознании осталась от нее неостывшая впадина, которую она выдавила в ворохе мелких впечатлений. Марта, прощаясь с ним на углу, увидела благодарный блеск за его круглыми стеклами. И потом, направляясь в фотографический магазин отдать дюжины две еще не прозревших тирольских снимков, она с законным торжеством вспоминала разговор.