- И какой-то беглый афинянин спас тебя вместе с моей сестрой? И ты привёз его в Сарды?
- Так я и сделал, всемогущий.
- Конечно, он сейчас присутствует на пиру?
- Сам Мазда подсказывает слова царю. Я оставил своего спасителя с друзьями и поручил им заботиться о нём.
- Пошли за ним. Я хочу поговорить с этим человеком.
- Должен предупредить великого царя, - проговорил Мардоний. - Этот афинянин упрям, он воспитан в ненависти к нам, персам. Боюсь, он не сумеет должным образом почтить владыку.
- Его грубость меня не устрашит, - ответил Ксеркс, остававшийся в прекрасном расположении духа. - Пусть привратник приведёт его ко мне.
Призванный к властелину царедворец поспешил исполнить поручение.
Однако Мардоний поступил благоразумно, заранее предотвратив гнев самовластца. Главкон подошёл к царю, не склонив головы, даже с надменностью. Отвага здесь могла стоить ему жизни, и знание этого сделало его позвоночник ещё менее гибким, чем обычно. Атлет остановился у подножия трона, посреди золотого ковра, на который не позволено было ступать никому, кроме царя, главного из советников и шести князей. Руки его были прижаты к бокам, Главкон не стал прятать их под плащом, как требовал дворцовый этикет. А потом отвесил сверкающему великолепием властелину поклон, которым мог бы обменяться с каким-нибудь приятелем на Агоре. Мардоний встревожился. Старший над палачами шагнул вперёд, ожидая, что царь вот-вот прикоснётся к поясу, давая знак обезглавить наглого эллина. Лишь настроение царя избавило Главкона от казни: Ксерксу было интересно поговорить с человеком, посмевшим посмотреть на него без рабского страха в глазах; кроме того, красота и стать Главкона вселили в него восхищение. Какое-то мгновение царь и беглец глядели друг на друга, а потом Ксеркс милостиво простёр вперёд окованный золотом скипетр из слоновой кости, давая тем самым знак, что будет разговаривать с Главконом.
- Красавец эллин, ты родом из Афин, - произнёс Ксеркс, не отводя от чужеземца восхищенного взгляда. - Я буду задавать вопросы. Пусть Мардоний переводит.
- Я научился говорить по-персидски, великий господин, - поторопился с ответом Главкон, не дожидаясь Мардония"
- Ты хорошо поступил, - улыбнулся монарх, - но забыл научиться персидской почтительности. Впрочем, это не важно, у тебя будет время усвоить правила вежливости. Скажи своё имя и назови своих родителей.
- Меня зовут Главкон, я сын Конона из рода Алкмеонидов.
- Очень знатный род, - заметил Мардоний, - более знатного среди греков не сыщешь.
- На досуге я ознакомлюсь с греческой знатью, - сухо откликнулся Ксеркс и вновь обратился к Главкону: - Живы ли твои родители, есть ли у тебя братья? - Подобный вопрос был вполне понятен в устах восточного человека.
- Я родился, когда родители мои были стары, мать моя умерла. Отец слабосилен. Братьев у меня нет. Было двое старших. Один погиб здесь, в Сардах, когда афиняне осаждали город. Второй пал в победоносной битве при Марафоне, когда зажигал персидский корабль. Их судьбой можно гордиться.
- Эллин, ты боек на язык, - молвил царь, - но придворный из тебя никудышный. Но я не сержусь. Скажи мне тогда, почему ты столь упрямо отказываешь мне в почтении? Или ты считаешь себя выше всех персидских князей, которые склоняются передо мной?
- Нет, великий государь. Просто я родился в Афинах, а не в Сузах. Мы, эллины, даже Зевсу молимся стоя, простирая вверх руки и глядя в небо. Неужели я должен почитать владыку двадцати сатрапий больше, чем высочайшего из богов?
- Проворен, афинянин, твой язык, хотя и негибка шея. - Ксеркс усмехнулся в бороду, удовлетворённый смелым ответом. - Мардоний сказал мне, что ты спас жизнь его самого и моей сестры, что теперь ты изгнан из своего города.
- Так и есть, великий государь.
- Не значит ли это, что ты не станешь слишком усердно молиться своим богам о моём поражении? А?
Главкон покраснел, потом отважно поглядел на Царя Царей:
- Царь персов, как я понял, любит правду. Я люблю Афины и буду молиться за свой родной город, пусть даже меня изгнали оттуда неведомые враги.
- Гм! Тебе придётся основательно поучиться законам нашей вежливости. Или ты слеп и не видишь моей власти? Если так, я должен скорее жалеть тебя, а не винить.
- Царь очень добр ко мне, - ответил Главкон, поступившись частью своего достоинства. - Я не хочу гневить его. Но мне кажется, что царю будет приятно, если после его победы люди скажут: "Ксеркс покорил гордый и непокорный народ". Если они начнут говорить: "Ему подчинились жалкие и трусливые люди", - слава царя будет меньше.
- Великолепно! Если не считать твоей слепой уверенности в вашей победе, ты мудр для своих лет. А ещё красив и благороден.
- Очень благороден, - вставил Мардоний.
- К тому же ты спас Мардония и Артозостру. Вызволяя их, ты знал, что они знатные люди среди персов?
- Нет. Но я не мог позволить им утонуть, словно ягнятам.
- Тем лучше. Ты действовал, не рассчитывая на презренную награду. Но пусть никогда не настанет тот день, когда люди скажут: "Ксеркс проявил неблагодарность к человеку, совершившему благое дело ради одного из его слуг". Своим великодушием я заставлю тебя полюбить меня. Я сделаю тебя персом, хочешь ты этого или нет. Ты бывал в битвах?
- Я был ещё слишком молод, чтобы выйти с копьём к Марафону, - прозвучал ответ.
- Возьмёшься за копьё в другом войске. Где верховный писец?
Придворный явился немедленно. Выслушав приказание, Мардоний начал диктовать указ, слова которого писец заносил на сырую глину с помощью заострённой палочки.
- Теперь главный глашатай, - последовал новый приказ, исполнять который явился высокий перс в алом кафтане, павший ниц перед троном.
Взяв табличку у писца, он нанёс звучный удар по медному гонгу. Стук чаш с вином сразу умолк. Сигнал требовал молчания. Звонким голосом глашатай принялся читать:
- "Слово Ксеркса Ахеменида, Царя Царей, царя Персии, Мидии, Вавилонии и Лидии, победителя скифов, покорителя индов, ужаса эллинов, народу его, внемлите.
Так говорит Ксеркс, чьи слова неизменны. Главкон-афинянин, спасший от смерти моего слугу Мардония и сестру Артозостру, благодетелем царя наречётся и в качестве сем получит долю моего богатства. Да будет имя его отныне Прексасп. Да возложат мой алый колпак на его голову. Да дадут ему почётные одежды и пояс. Да выдаст казначей ему талант золота. Да почтят его мои слуги. А те, кто посмеётся над ним, на колу будут. Так я повелеваю".
Потрясённый Главкон едва ощущал, что происходит вокруг. Великий постельничий с почтением снял с головы царя тяжёлую, усыпанную драгоценными камнями шапку и на мгновение прикоснулся ею к темени эллина; потом Главкону принесли просторное алое одеяние и препоясали его золотым поясом, каждое звено которого было украшено самоцветами. И тогда пирующие гости дружно встали, чтобы выпить за человека, коего властелин почтил своей милостью:
- Хай! Хай, хай вельможному Прексаспу! Справедлив наш милостивый царь!
Возражавших быть не могло, но Главкон навсегда остался в неведении относительно числа придворных, чьи губы возносили ему хвалу, а сердца наполнялись неприязнью к выскочке-эллину, сумевшему грубостью и бесстыдством добиться благосклонности царя.
Обратившись к Ксерксу, Главкон проговорил слова благодарности; и прощальный поклон его, когда новоявленный перс последовал за великим привратником, был куда глубже того, с каким он приблизился к трону. Следом за ним уже увязывались знатные персы, тысячники, начальники евнухов, о чём-то просившие или предлагавшие собственные услуги. Даже в дни, последовавшие за истмийской победой, он не ощущал подобного потрясения. И Главкон едва расслышал добрый совет, который дал ему старый и мудрый советник Артабан за дверями пиршественного зала:
- Учись правилам новой для тебя игры, господин мой Прексасп. Царь волен сделать тебя сатрапом, волен и распять. Учи правила, от них теперь зависит твоя жизнь.
Не слышал Главкон и тех слов, которыми обменялись Ксеркс и его носитель колчана, пока афинянина уводили из зала:
- Правильно ли я поступил, Мардоний, почтив этого человека?
- Вечный государь не мог поступить лучше. Придётся, правда, терпеть его неучтивость, ибо он правдив, верен и благороден, а качества эти редки в эллинах. Предоставь мне нужное время. Я сделаю из него настоящего перса.
- Не подведи меня. Мальчишка понравился мне, он прекрасен и телом и духом. Какая жалость, что он родился в Афинах. Тем не менее есть простой способ навсегда разлучить его с этой несчастной и обречённой страной.
- Пусть всемогущий назовёт его.
- Найди ему жену среди персидских девушек. Нет, лучше трёх или четырёх, хотя я слышал, что эти безмозглые греки довольствуются одной. Не существует более надёжного способа овладеть его сердцем.
- Благодарю государя за приказание. Я не забуду его. - Мардоний поклонился.
Ксеркс потребовал вина, пиршество продолжилось и окончилось оргией.