При почечном расстройстве мочеиспускание затрудняется, мочевой пузырь переполняется и принимает форму упругого шара, который можно прощупать, пальпируя брюшную полость животного, – объясняет Олимпия. – Но в данном случае ничего подобного не обнаружилось. И боли при обследовании кошка явно не испытывала. Но продолжала постоянно мочиться.
Я представила себе палас в гостиной Соланж Жосс, превратившийся в огромную подстилку, всю в пятнах цвета разведенного кетчупа. Но в глазах Олимпии это пустяки, побочные издержки.
– У Конституции взяли мочу на анализ.
Но у нее ничего не нашли. Ни камней в почках, ни инфекции, коварно внедрившейся в ее крохотный мочевой пузырь, ни патогенных микроорганизмов. Между тем, несмотря на кучу лекарств – противовоспалительных, спазмолитиков и антибиотиков, – у Конституции ничего не проходит.
– Так в чем же дело? – спрашиваю я.
– Вы не поверите, – говорит Олимпия. – У нее идиопатический оболочечный цистит!
– Господи боже, это что же такое? – У меня аж дyx захватило от восхищения.
Это значит, что у Конституции классическая истерия! – весело сообщает Олимпия. – Оболочечным такой цистит называется потому, что происходит воспаление оболочки мочевого пузыря, а идиопатическим – потому, что не связан ни с какой органической патологией. Просто когда кошка переживает стресс, у нее начинается цистит, точно так же, как бывает у женщин.
Но из-за чего у нее может быть стресс? – искренне удивляюсь я, потому что если уж у Конституции, этой жирной балованной бездельницы, чье благополучие и покой нарушают лишь манипуляции доброжелательной начинающей ветеринарши, ощупывающей ей живот, находятся причины для стресса, то все остальные представители животного царства должны бы пребывать в состоянии хронического аффекта.
Ветеринар сказал: это знает только сама кошка. – Олимпия слегка нахмурилась. – Недавно Поль Жосс обозвал ее толстухой. Возможно, поэтому. Неизвестно. Это может быть что угодно.
И как же ее лечат?
Так же, как людей. Дают прозак.
Вы не шутите?
И не думаю.
Ну, что я говорила?! Все мы животные, и никуда от этого не деться. Если кошка из богатеев страдает теми же болезнями, что и цивилизованные женщины, это говорит не о дурном обращении с домашними питомцами и не о том, что люди заражают своими хворями невинных тварей, а, наоборот, о единстве и общей судьбе всего живого. Мы подвержены тем же страстям и тем же недугам.
– Это послужит мне уроком на будущее, когда я начну лечить незнакомых животных.
Олимпия встала и вежливо попрощалась:
Спасибо вам, мадам Мишель. Только с вами я и могу поговорить о таких вещах.
Не за что, Олимпия, – ответила я. – Мне и самой приятно.
Уже в дверях Олимпия обернулась и сказала:
– А знаете, Анна Артанс собирается продавать квартиру. Надеюсь, у новых жильцов тоже будет кошка.
17 Перепелиная гузка
Анна Артанс продает квартиру!
Анна Артанс продает квартиру! – говорю я Льву.
Надо же! – отвечает он, или, по крайней мере, мне так кажется.
Я живу здесь уже двадцать семь лет, и за все время ни в одной квартире не сменились хозяева. Старая мадам Мерисс уступила место молодой мадам Мерисс, примерно так же все шло у Бадуазов, Жоссов и Розенов. Артансы въехали почти одновременно с нами, мы, можно сказать, вместе состарились. А де Брольи, те поселились тут раньше всех и никуда не уезжают. Не знаю, сколько лет господину советнику, но он и в молодости уже выглядел стариком и именно поэтому теперь, в глубокой старости, кажется молодым.
Так что за всю мою бытность консьержкой это первый случай, когда собственность переходит из одних рук в другие. И почему-то эта перспектива меня пугает. Или я слишком привыкла к вечному повторению одного и того же, а предстоящая – еще не наверняка! – перемена делает ощутимым время, напоминает о его неумолимом беге? Мы ведь проживаем каждый день так, словно назавтра он снова вернется, а тут вдруг уютный статус-кво в доме номер семь по улице Гренель, где утро за утром накатывает, зримо являя постоянство, оказался под угрозой, и я почувствовала себя на островке посреди бушующего моря.
Взбудораженная, я схватила сумку на колесиках и, оставив дома похрапывающего кота, нетвердым шагом отправилась на рынок. На углу улицы Гренель и улицы Бак прочно обосновался в будке из старых картонных коробок клошар Жежен. Он углядел меня издалека и поджидает, как паук свою жертву. Когда же я подхожу, весело горланит:
– Что, тетушка Мишель, опять пропал любимый кот?[13]
Вот уж что никогда не меняется! Жежен зимует тут каждый год, обложившись драными картонками, и на нем всегда один и тот же старый сюртук образца "новый русский" конца XX века, который, как и его нынешний обладатель, словно неподвластен времени.
Я тоже отвечаю ему, как обычно:
Вы бы лучше пошли в приют, сегодня обещают холодную ночь.
Вот еще, в приют! – визгливо отзывается он. – Сами туда идите! А мне больше нравится тут.
Я было пошла дальше, но совесть заставила меня вернуться:
Я хотела вам сказать… Сегодня ночью умер месье Артанс.
Критик? – спросил Жежен. Взгляд его вдруг прояснился, а шея вытянулась, как у охотничьего пса, учуявшего перепелиную гузку.
Да-да, критик. Сердечный приступ.
Вот те на… Вот те на… – бормотал Жежен, явно взволнованный.
Вы знали его? – спросила я, просто чтобы что-нибудь сказать.
Вот те на… вот те на… – все сокрушался клошар. – Лучшие уходят раньше всех!
Он прожил хорошую жизнь, – не совсем уверенно произнесла я, все больше удивляясь.
Эх, тетушка Мишель, теперь таких, как этот парень, уже не бывает. Вот те на… – опять затянул Жежен. – Мне его, собаки, будет не хватать.
Он что же, вам что-нибудь давал? Может, деньги на Рождество?
Жежен посмотрел на меня, потянул носом и плюнул себе под ноги.
– Еще чего! Ни монетки не дал за все десять лет! Кремень! Теперь таких не бывает.
Этот разговор с Жеженом меня поразил и не выходил из головы все время, пока я обходила рыночные ряды. Я никогда не верила в то, что бедным свойственно особое великодушие только потому, что они бедные и их преследует судьба. Но думала, что их объединяет хотя бы общее чувство ненависти пролетариев к богатым. Однако Жежен меня разуверил и открыл другую истину: если и есть у бедняков предмет ненависти, то это другие бедняки.
И в общем это не лишено смысла.
Бродя наугад по рядам, я вышла к сырному прилавку и купила пармезан внарезку и хороший кусочек сументрена.
18 Рябинин
Когда мне не по себе, я забираюсь в убежище. Для этого не надо никуда идти или ехать – достаточно перенестись в сферу литературных воспоминаний. Литература! Это ли не самое благородное развлечение, не самое приятное общество, не самое сладостное забытье!
И вот я стою перед прилавком с маслинами и думаю о Рябинине. Почему о Рябинине? Потому что дряхлый длиннополый сюртук Жежена, украшенный сзади низким хлястиком на пуговицах, напомнил мне сюртук Рябинина. Это купец из "Анны Карениной", который покупает лес у московского аристократа Облонского и приехал заключить с ним сделку в доме у помещика Левина. Купец божится, что условия очень выгодны для Облонского, Левин же уверен, что его друга грабят и лес стоит втрое больше. Перед началом разговора Левин спрашивает Облонского, счел ли он деревья в своем лесу. Тот удивляется: как это, счесть деревья? Это же все равно что счесть песчинки на дне моря! А Левин ему говорит: "Рябинин, будь уверен, их пересчитал!"
Я очень люблю эту сцену, прежде всего потому, что она происходит в Покровском, в русской деревне. Русская деревня… В ней есть особая красота: чувствуется первозданность и в то же время соприродность этой земли человеку – земли, из которой все мы сотворены. Лучшая сцена "Анны Карениной" происходит в Покровском. Левин мрачен, ему тяжело, он пытается забыть Кити. Время весеннее, и он отправляется в поле косить вместе с крестьянами. Сначала ему трудно, он боится, что не выдержит, и уже готов сдаться, но тут мужик, который первым шел по полосе, сам решает сделать передышку. Вскоре косьба возобновляется. И снова, когда Левин чуть не падает от усталости, старший вскидывает косу. Отдых. А потом новый ряд, сорок мужиков, мерно взмахивая косами, приближаются к реке, меж тем как солнце поднимается все выше. Жара нарастает, Левин обливается потом, но после нескольких приемов движения его, поначалу неловкие и натужные, делаются плавными. И вдруг приятная прохлада окатывает разгоряченную спину. Летний дождь. Постепенно движения Левина освобождаются от контроля воли, он впадает в легкое забытье, так что работа делается правильной и отчетливой, словно действует хорошо отлаженный механизм, не надо думать и рассчитывать, коса режет сама собой, и он наслаждается этим забытьём, испытывает чудесную, не зависящую от сознательных усилий радость.