* * *
В тот день, когда стало известно, что террористы взорвали Моздокский военный госпиталь и при этом имелось очень много жертв, все бойцы были жёстко потрясены этим очередным зверством нелюдей и само собой разговоры стали крутиться вокруг этой темы.
Выезжая из Моздокского военного аэродрома, с дороги на станицу Луковская этот госпиталь был виден издалека. А некоторые в нём и ранения залечивали.
Владислав Сылларов там когда-то валялся, рассказал забавный случай:
- …Ну, п-оопегиговали следственно меня, после на-коза балдею в палате. Вече-ом подселяют солдата, тоже с Г-озного. У него г-удная клетка навыво-от была, и там, значит, на месте, ихний доктог его г-удину табугеткой зафиксиговал и отп-авил на вегтушке в бессознательном состоянии в госпиталь. Мог бы и в Ханкалу отп-авить, но в Моздоке, сами знаете, - цивилизация.
Пагень, лет восемнадцати. Весь в бинтах вместе с табугеткой и без сознания. А на-коз то действует, я и выгубился. А утгом гано п-осыпаюсь, - утка подо мной а пагня нету. Ёпти… Ну, думаю, кончился. Даже слеза навоготилась.
Тут медсестга заглядывает, выгажается и исчезает. Чегез пять минут снова появляется с "покойником" под гучку и с табугеткой, ёпти. Гугается, - чегез полчаса опе-ация, а он в кугилке кугит и лясы точит. Ёпти.
Ну, у него всё ногмально сделали. Потом говогили, что если бы у немолодого такое же ганение было, точно бы кончился, ёпти… А я, вот, - кагтавить стал, когда пулю вытащили, ёпти. Букву "эг" не выговагиваю. Хо-ошо что выгажаться без буквы "эг" ещё можно, все понимают.
- Паровоз тудыть…
- А вот мы сидим на табуретках и полной грудной клеткой ещё дышим…
- Глубоко и без помощи табуретки, заметьте.
- Слышь, Глеба, а что это у тебя за паровоз такой постоянно фигурирует тудыть?
- Да не умею я иначе по-человечьи выражаться. Ну не приучен, язык не проворачивается.
- Аномалия…
- Вот ты вроде бы якут, а глаза, почему зелёные?
- Говорю же - аномалия, однако… Да и вообще Керенский - мой прапрадед.
- Шютка, да?
- Это у него доллар отсвечивает.
- Разумеется… Вот, друг мой старинный, погибший, Герасимыч, тоже рассказывал, паровоз тудыть. Валялся он в том госпитале года два назад. А ему про этот случай один унылый солдатик из соседней палаты рассказал. А было так…
В маленькой палате, на два места, было две кровати…
- И было на двух кроватях два немощных больных человека…
- Безусловно… Солдатики молодые. Раненые, неходячие. Оба - вованы. Один у окна покоился, сапёр, где-то на Трестовской подорванный, а другой, из Джейраха, - у голой стены. И что делается за окном, соответственно видит только один из них, потому как постоянно край замусоленной плотной шторы в руке теребит и в окно смотрит. Тому, который у стенки, хоть всю портьеру открой, всё-равно ничего не видно, - ракурс не тот.
Делать сутками нечего, солдатик у стенки и просит рассказать сапёра, что там, на улице, видно.
Который у окна, давай заливать, какая красота кругом, - яблони цветут, коты на зелёной травке дерутся, облачка по синему небу плывут. Солнце почему-то не красное или желтое, а белое. Санитарочке ветерок халатик задрал, а в руках у неё вёдра и поправить халатик не может. Вертится на месте и всё.
И так каждый долгий день подобные комментарии по поводу Божией благодати и происходят.
Ну, у того, который у стенки, от тоски и зависти аж сон пропал, аппетит исчез, есть-пить не может. Почему, думает, не он первым в палате очутился. Сейчас бы любовался радугами да лужами да изредка рыжую медичку вызывал бы, - глаз лишний раз порадовать да утку подсунуть.
Как-то ночью просыпается от шума, - сосед у окна хрипит, выгибается: "Гоша, Гоша… Приеду я к тебе…" - До кнопки дотянуться не может, пальцем тычет мимо. А тот, у стенки, нет чтобы свою кнопку нажать, - молча накрылся одеялом и отвернулся.
Утром умершего из палаты вынесли. Боец, который у стены, с помощью медсестёр перекладывается к окну. Штору приподнимает, а там всё окно кирпичами заложено.
Стенка глухая!
Ни просвета!
Парень в ударе: "Когда окно заложить успели?", - "Да года два уже", - "А что же этот-то заливал?..", - "Да он слепой от контузии был, знаем мы про него, всё хотел, чтоб легче всем было"…
ЭПИЛОГ
…Телевизионный репортёр, отчаянно шевеля губами, чтоб даже и глухие по артикуляции поняли, о чём идёт речь, подходит к стоящему в одиночестве полковнику и продолжает:
- А сейчас, предельно честно и откровенно, сложившуюся ситуацию обрисует не нуждающийся в представлениях, второй заместитель руководителя объединённой группировки войск по Северному Кавказу полковник Н…рдт. Прошу Вас, товарищ полковник, - И нагло суёт микрофон прямо в рот официальному лицу.
Опешивший полковник тактично микрофон отодвигает:
- Без комментариев! - И без каких-либо видимых усилий продолжает производить впечатление крайней степени озабоченности и таинственности, наблюдая за погрузкой-разгрузкой военно-транспортного самолёта.
- Спасибо Н…вий Н…хович. - И, убрав артикуляцию, - Лёша, выключай!
Задумчиво, по сложившейся профессиональной привычке, продолжает бубнить:
- Итак, мы выяснили мнение высшего руководства, теперь, я надеюсь, всем всё понятно. Наконец-то обстановка полностью прояснилась. - О, Лёша, врубай! - Опять включает артикуляцию, - Вот мы наблюдаем выгрузку какого-то отряда, интересно, из какого они региона?
Энергично волоча за собой на кабеле бригаду звуко и видеооператоров, переходит к следующему, подающему надежды, перспективному сюжету.
Полковник пальцем незаметно подманивает к себе молодого, демонстративно суетливого, капитана с шикарной папочкой из крокодиловой кожи. Капитан, явно получавший все звания досрочно и в тылу, подобострастно подбегает, представляется:
- Товарищ полковник, капитан…
Не дав ему договорить, полковник спрашивает:
- А как фамилия этого человека? - И головой незаметно кивает в сторону телевизионщиков.
- Самуил Ж…рдт. - Тончайшим, натренированным внутренним нюхом уловив настроение полковника, добавляет, - Пренеприятнейший субъект!
- Кто пропустил на полосу?
- У него письменное разрешение Самого.
- Прямой эфир или запись?
- Запись, товарищ полковник!
С совершенно незаинтересованным видом, продолжая разглядывать всю эту суету, полковник даёт указку:
- После этой записи эту запись стереть.
- Есть! Разрешите выполнять?
Полковник внимательно и пытливо посмотрел на, будто только что побрившегося, младшего офицера, который от желания "приступить к ликвидации" и избытка бурлящих верноподданнических чувств уже рыл лакированными копытами землю:
- Эдик, всё должно быть естественно. - Для верности он тронул капитана за плечо, - Уразумел?
Капитан с красивой причёской явно подавил в себе зудящее вожделение немедленно подвесить этого пройдошливого корреспондента за… какой-нибудь орган и изобразил не только лицом, но и всем своим существом высшую степень рациональной понятливости:
- Так точно, товарищ полковник! Будет сделано! В лучшем виде! Разрешите идти?
- Идите.
Полковник знал, капитан всё сделает как надо. Иначе уже утром следующего дня его рост по службе будет продолжаться не в Каспийске, а в Грозном или Гудере. Почти рядом, но разница существенная. Хоть на карьерном галопе это практически никак не отразится, но молодая жизнь в любой момент вполне может оборваться, не достигнув зрелого возраста.
Наступили сумерки. Техники включили аэродромные прожекторы, в ярких лучах которых тучами задвигались всевозможные летающие насекомые.
Бойцы, загрузив всё отрядное имущество на грузовики, стоящие у борта ВТС и набив автоматные магазины патронами, распределяются по автобусам. Колонны прибывших выдвигаются по местам временной дислокации.
В освободившиеся двухъярусные недра воздушного судна в порядке очереди загружаются вылетающие домой подразделения. Мелькают ноги в гипсе, перевязанные головы, перебинтованные руки… пальцы… костыли, ходули.
В последнюю очередь к рампе, пятясь, подъезжает мрачный автофургон с листочком на лобовом стекле "МВД РФ. Груз-200", с которого милиционеры бережно заносят на борт самолёта цинковый гроб.
Шумят разогревающиеся двигатели ИЛ-76-го. К полковнику подходит раздражённый пожилой мужчина - начальник авиапорта:
- Н…вий Н…хович, пока эти, - Показывает на отряды, - За собой не приберут, команды на взлёт на дам! Хулиганы! Вы слыхали, кто-то надебоширил в кафе "У Симочки"? Мебель сломали, окно разбили.
- Это тот голубой, как его?..
- Симон.
- Да, Симон. Уже приходил, не опознал никого. Да сдаётся мне - якудза набедокурили. Вы уж, Нестор Поликарпович, не обессудьте, да он сам виноват, сколько раз ему говорили имидж сменить хотя бы на время смен отрядов. Сами знаете, в каком они состоянии. Жалко ребят, совсем ведь дети ещё.
- Да уж. И что их тянет сюда? Не мёдом же намазано.
- Это болезнь. - Лаконично а следовательно талантливо ответил полковник - А насчёт прибраться - не беспокойтесь, сделают.
Как и в любом другом авиапорту, сотни людей ждали вылет сутками. С той лишь разницей, что жили они на травке возле полосы, а от дождей и ураганных морских ветров укрывались под надёжным крылом и объёмным брюхом самолёта.
Следствием этого, как правило, была крайняя захламлённость территории. Банки, склянки, бутылки, пустые коробки сухпаёв, изношенная донельзя, рваная одежда, пластиковые пакеты, носилки с ранеными. В общем - бардак. До момента получения указания на уборку территории, никем не замечаемый.