Омоновцы в местных жителях, в пределах разумных и допустимых отклонений видят только местных жителей, которых, между прочим, ещё и защищать надо по мере необходимости. Солдатики же, благодаря чересчур усердной промывке мозгов, видят исключительно врагов.
Приглянулся на прилавке красивый кизлярский нож, будь любезен, отдай, видишь я с автоматом. Не понравилось лицо кавказской национальности, - бегом к бэтру за канистрой, дом ваххабита поджигать. Можно гранату с миной под кровать подкинуть и тут же "найти", - отпуск или награда обеспечены. А что потом будет с людьми, - никого не колышет.
На ночь, по установившейся многолетней привычке все бойцы вместо Евангелия, которое вечно в нехватке, прочитали и обсудили первый параграф Кодекса чести, который завсегда в избытке. И на следующее утро опять построение в мокрых штанах. (Штаны мокрые не от смеха, а от росы. Прим., автора).
Полковник с фэйсами ругают солдат и распределяют группы. Строй стоит буквой "Г". Длинная и зеленовато-однотипная шеренга - это солдаты, формой одежды напоминающие близнецов, или, на худой конец, однофамильцев. Короткая и пёстрая - ОМОН, СОБР и ФСБ.
Высокий армейский полковник, с лицом цвета лёгкого какао, из-за отсутствия живота вызывающий к себе конкретное уважение, заложив руки за спину, развёрз уста, то есть зычным, хорошо поставленным командирским голосом двигает речь:
- Для одарённо тупых, наубля, а значит для всех, н-наубля, повторяю… - Что-то в традиционном войсковом вступлении ему, вероятно даже самому не понравилось и он отодвинулся чуть подальше от поголовно бородатых и непонятных спецов, вечно весёлых, но чем-то внешне смахивающих на врагов. - …Повторяю, особое внимание, наубля, хочу обратить на следующее… наубля, ситуация вырисовывается тревожная. Наводящая на определённые мысли. - Каким-то непостижимым образом всё им сказанное, действительно, кажется имеющим смысл, - Виновные, наубля, будут наказаны! Наубля. Я два раза повторять не буду! - Командир сделал кулаком энергичный жест на уровне широкой груди, - Наубля… - Поворачивает голову на левый фланг, - Связистам, наубля, немедленно докладывать обстановку! Наубля. Лично мне! Наубля…
Поворачивает голову на правый фланг:
- Марусько! Наубля.
- Ийя!
- Ты что, наубля, совсем что-ли, наубля!? - Пауза, - Не слы-ышу, наубля.
- Никак нет!
- Сморри у меня, наубля! Твои люди, наубля, ты и отвечать будешь! Наубля. Ты меня понял? Наубля.
- Та-ак точно!
- Иванов-Петров-Сидоров, наубля!
- Ий-я-йя!!!
- Под трибунал захотели? Наубля!
- Ни-как-как-нет!…Нет!
- Сморри у меня, наубля!.. Тревожные симптомы будем искоренять! Наубля. Где зам по вооружению? Наубля… Грищенко!
За спиной у полковника:
- Ийя!
Оборачивается:
- У всех грранаты-собррать-наубля-доложить!
- Ийесть!
Упирает тяжёлый взгляд в строй, кажется, что первая шеренга солдат отколыхнулась а вторая пригнулась:
- Дри… идрит… Трищенко! Наубля.
- Ийя!
- Со всех машин канистры снять! Наубля.
- Ийесть!
- Криванцов! Ннаубля.
- Ийя!
- Распределяй людей! Ннаубля.
- Ийесть!
Горохом посыпались чёткие команды командиров:
- Ну что, бля…
- Е… ё… бля…
- Приступить, бля…
- Куда попёр, бля?..
- По машинам! Бля…
- ..!..?..!!!…Пожалуйста!
Группе Лёши Выключателя на этот раз достаётся северная окраина посёлка. Приняв все меры необходимой предосторожности, следуя строгим указаниям сверху, обследовали несколько скособоченных сортиров, задами выпирающих за самый краешек горной пропасти, с железным намерением немедленно "замочить там бандитов". Но никого не оказалось на месте по причине великого шума от внезапной ревизии (возможно задами и смылись?) Как будто все как сквозь землю провалились.
Проверили пару домов:
- Бандиты есть?
- Нет, откуда?
- Извините. - Порфирьич, не спуская пальца с пускового крючка, под прикрытием надёжного Лёши, красиво проверяет очередную комнату. Смотрит, на стенном ковре, на плечиках, висит аккуратно выглаженная общевойсковая форма с боевой медалью и шевроном "Россия. Вооружённые силы":
- Чья форма?
- Сына нашего, ополченец был. Бандиты убили.
Постановив что "на сегодня довольно", на ходу обсудив третий параграф, оцепили заброшенный сад и стали собирать яблоки.
Особой активности радиостанция не проявляла. Через день войска с шумом и помпой убыли. Фэйсы, несмотря на занятость, под шумок опять что-то выявили и с помощью собровцев кого-то полонили.
В ту же ночь власть в посёлке по неутверждённому распорядку самостоятельно поменялась и ближе к утру, перед нейтральным временем междувластия, группировка была жёстко обстреляна. В соседнем батальоне были потери.
* * *
Давайте все вместе заразительно зевнём, прогнёмся, усилив эффект согнутыми в локтях руками и заведёнными за спину, да так, чтобы все позвонки хрустнули, протрём уставшие глаза и перенесёмся на взнузданном Пегасе на несколько лет назад в будущее.
Где мы оказались?
Узнаю, узнаю!
Ну, не надо так озираться-то, будто мамку потеряли, со мной не пропадёшь!
Судя по открывшемуся взору живописному ландшафту в неких предгорьях, обильно испещрённых кляксами воинских частей, мы очутились на административной границе некогда союзных и когда-то дружественных республик Северного Кавказа.
За окраиной посёлка, в чистом поле с редкими ивовыми рощицами, возле дороги одиноко стоит маленький, обнесённый надёжной, с подвешенными пустыми консервными банками колючкой, блокпост. Бывшие окопы уже давно поросли быльём.
На смотровой вышке, обложенной мешками с песком, трепыхается на горячем ветру изрядно полинявший и потрепанный флаг с изображением белого солнца по центру.
Пусть Пегас тоже отдохнёт и попасётся на вольных хлебах, а мы займёмся делом.
На этот раз бойцы сводного отряда несут нелёгкую службу с молодыми подольскими омоновцами, которые за два месяца уже притёрлись в коллективе и сдули свою спесь. Нарубив для печки недельную норму дров, натаскав воды из родника, прибравшись на территории и поколотив мешки с опилками, они уважительно и не перебивая, внимают Порфирьичу и Владу Сылларову, которые сидя на лавочке возле кухонного стола, в порядке святой очереди чистят картошку, мочат корки и между делом втирают по ушам молодняку.
- Вот торчим мы здесь на отшибе, а если что, куда деваться то? - Сетует Порфирьич, усердно кося под трудящегося, - Даёт нож одному из парней, - Подержи-ка. - Берёт в руки автомат, - Паровоз-тудыть, что-то тревожно на селезёнке, схожу в бинокль гляну опытным глазом, рекогносцировку произведу.
- По одному пат-ону надо бы для себя оставить, ёпти. - Глубокомысленно картавит Владислав, - Всякое бывает. Ведь никто же на помощь не п-ипьётся, если что. - С видом бывалого в этом вопросе человека, втыкает нож в доски стола, - Вегно я говогю? - И выразительно смотрит на второго, тоже смышлёного, парня, до тех пор, пока тот не берёт в руки кухонный инструмент. - С Глебкой схожу, помогу пгоизвести геко… в общем, обстановку оценю. - Не дождавшись ответа, переспрашивает, - Вегно я говогю?
Наверное, будет несправедливо обойти вниманием и не обрисовать в нескольких скупых словах такую замечательную и мужественную личность как капитан милиции В.З. Сылларов. Без преувеличения можно сказать, Кодекс чести - это о нём.
Ветеран Владислав Зиновьевич Сылларов родился в маленьком провинциальном городке во второй половине уже прошлого века в порядочной семье скромного конторского счетовода. Городишко отличался неимоверным обилием свободно гулявших по тихим и скучным улицам петухов и гусей. Что и дало толчок дальнейшему направлению в жизни мальчика, уже с малолетства имевшего строго урбанистические взгляды на окружающий его мир и усердно желавшему познать все тайны сущего бытия путём детального изучения процесса приготовления наваристого бульона в сарае у своих друзей.
Пытливый Владик с отличием закончил семь классов церковно-приходской школы, по тем временам это было очень даже солидное образование и, по настоянию отца но, как это обычно бывает в жёстко патриархальных семьях, вопреки желаниям беззаветно любящей матушки Фатимы Оганесовны… Впрочем, это совершенно никому неинтересно и ни к чему не относится…
Со временем, имея за плечами богатый жизненный опыт, два высших образования и практику игры на фортепиано, он стал отличным участковым и, будучи в Грозном, под сопровождение разрывов ручных гранат его группа взяла в плен уцелевшего при этом бандита.
Каково же было удивление, в то время лейтенанта, по прибытии в расположение, когда в бородатом чеченце он узнал своего давнего школьного друга.
Ваххабиты до такой степени прополоскали мозги парню, что после милой беседы с Владиславом, прекрасно зная, что Аллах категорически не одобряет самоубийство, на другой день всё-таки повесился.
В данный момент автор совершенно не готов описывать скрипучий ход этой маленькой шестерёнки войны, итак всё что-то в мрачных тонах получается. Но в следующей книге обязательно появится отдельная глава относительно тех светлых событий.
- Нет, я гешительно тгебую ответа, ёпти. Вегно я говогю?
- А то!
- Дык…
- Да-а уж…
- Несомненно.
Но кого-то всё же грызут сомнения:
- Не за понюшку табаку…
Тема животрепещущая. Большинство соглашается, потому как знают - в тёмное время суток действительно никто не поможет. И этого невзрачного факта никто из командиров даже и не скрывает.
Вечерело.
Мрачнело.