– Бывает… Когда никто никому ничего не обещает. Было неплохо вместе. Забавно. Встречались, проводили вместе время, но не строили стратегических планов. Все осталось, как повестка в армию с открытой датой – можно в любой момент ее заполнить и отправиться служить, а можно упрятать в дальний ящик стола на неопределенный срок.
– А ты хотел бы, чтобы она тебя любила, ждала?
Алексей вздрогнул, затем опять остановился и погрузился в размышления. После глубоко вздохнул.
– Нет, – твердо ответил он. – Сейчас началась новая жизнь, неизвестно, как все повернется у меня и у нее. Так зачем держать друг друга на крючке? Мы так и договорились: разберемся, если дождемся друг друга. А если нет, то без обид.
– А я бы хотел, чтобы у меня была невеста. И мне было бы тепло и спокойно, если бы я знал, что где-то она есть.
– А у тебя не было девушки? – в свою очередь спросил Алексей.
– Была, – почему-то соврал Игорь, даже не понимая, зачем он так поступил. У него в памяти была детская дружба, которую ему самому хотелось считать любовью, думать о ней как о свершившейся, имевшей место любви. – Просто мы много раз переезжали, и все нарушилось.
Игорь хотел пристально, для убедительности взглянуть в глаза товарищу, но мимо воли его глаза несколько раз закрылись и открылись, как бы смахивая с ресниц обман. Алексей ничего не заметил или не обратил внимания. Приостановившись, он на миг перенесся в свое прошлое, в котором, как казалось Игорю, так же как и у него, осталось что-то мутное и неоформленное.
Тут в мойку колесом вкатился старший прапорщик, откровенно поморщившись от резких запахов и пара, к которым они, находясь тут уже около двух часов, давно привыкли. Это был начальник столовой, который слыл знатным вором в училищном королевстве. У бравого представителя "золотого фонда Советской армии", как он с ласковой многозначительностью величал себя, главным достоинством был большой круглый и уже выпуклый живот, придававший ему сходство с беременной женщиной на последних месяцах. Под этим пузырем короткие ножки семенили безобразно, а жирное неприятное лицо с двойным подбородком и сальной бородавкой дополняли редкий портрет десантника – ведь он тоже был частью ВДВ, чем определенно гордился. Создавалось впечатление, что своим непомерным весом массивная складка жира оттягивает нижнюю губу, и оттого рот его всегда оставался слегка приоткрытым.
– Значит, так, дгузья мои, – начальник столовой напустил на себя строгий вид, хотя даже первокурсникам был не страшен, – огугцы соленые чтобы мне в бак не попадали! От них свиньи дохнут.
Затем он изрек многозначительную фразу, приперченную несколькими отборными ругательствами, отчаянно картавя и с особенной комичностью произнося "г" вместо "р". Курсантам даже показалось, что прапорщик делает это намеренно и что он слегка подмигнул, когда говорил о проблемах свинарника. В том смысле, очевидно, что курсанты, поскольку едят или, по меньшей мере, должны есть эти огурцы, являются тварями похуже свиней. "Эх, заехать бы по твоей жирной морде, так, по-простому, по-нашему", – подумал Игорь, старательно кривя рот в резиновой улыбке, которой позавидовал бы американский продавец гамбургеров. Вместо удара он выдал учтивый ответ: "Мы их отдельно собираем, товарищ прапорщик. Очень тщательно проверяем". Игорь показал начальнику маленькую, погнутую временем и шальной рукой кастрюльку и краем глаза заметил, что Алексей при этих словах отвернулся, то ли давясь от смеха, то ли удерживая себя от язвительного замечания. Из предыдущего односложного общения с начальником столовой они уже знали, что любимым словом этого гиганта военной мысли было "тгипер", и поэтому ждали ключевой фразы. И он, предсказуемый в действиях, как беспородный дворовой пес, не обманул курсантских ожиданий:
– Шкафы для посуды буду лично пговегять утгом. Если в шкафах обнагужу тгипер, пеняйте на себя. Доложу Лисицкому. Ясно?
– Так точно!
После этого начальник столовой поспешно выкатился из душной мойки и исчез в сложных лабиринтах главного здания военного училища.
– Интересно, вытянулась бы его жирная морда или нет, если бы мы сказали: "Так вы и есть самая главная свинья, товарищ прапорщик"?
– Мне другое интересно: он свой прибор в бане видит или на ощупь находит?
Но как они ни пытались компенсировать пережитое унижение, после посещения мойки прапорщиком разговор не клеился. И они доделывали свою работу в молчаливой полудреме своих мыслей, метавшихся призрачными тенями над реальностью, раскалывающих на части не до конца сблизившиеся частички сознания каждого из них. Через некоторое время к ним присоединился шумный Осипович, отмывший к тому времени большой обеденный зал. Затихли каскады звуков, издаваемых металлической посудой. Еще через час, после оттирания самой мойки и лестниц на своем этаже, они могли идти спать. Но тут пришел курсант из второго взвода – наряд этот был сборный, по несколько человек с каждого взвода – и сообщил, что их замкомвзвода Паша Качан приглашает всех к столу, если, конечно, работу закончили. Это был неожиданный сюрприз, потому что их-то сержант Иринеев не церемонился и никогда не приглашал никого к столу. Общался из их взвода только со старшиной Корицыным и лишь в нем готов был признавать человека. А этот вот, вроде бы чужой, случайно оказавшийся в роли дежурного по столовой, пригласил и вел себя с ними на равных. Двухметровый здоровяк, блиставший мышцами, казался неуступчивым и злым с виду. На самом деле сержант Качан вполне был терпим и расположен к дружескому общению. Сытный ужин из необъятного противня жаренной на настоящем масле картошки с мясом и луком был до безумия сладок. Картошка издавала сильный, уже позабытый домашний запах, уносила от этих казенных, неприветливых стен в далекую украинскую провинцию, где бабушка виртуозно готовила только что выкопанную молодую картошку одинакового размера, присыпая ее зеленью, кусочками слегка поджаренного сала и сочными ошметками выкормленной в домашних условиях курицы. Но той ночью Игорю казалось, что даже дома он не пробовал столь вкусных деликатесов…