Лётчик осветил землю своими фарами. Под самолётом он увидел кустарники и овраги. Сесть негде… Командир резко развернул самолёт и решил тянуть на аэродром - будь что будет… И вдруг заметил на краю оврага более или менее ровную площадку. Михайлов не задумываясь повёл машину на посадку. Самолёт коснулся земли, лётчик выключил моторы и нажал на тормоза. Перед самым оврагом машина остановилась. Не успели люди порадоваться благополучной посадке, как раздался женский голос:
- Руки вверх!
- Да мы свои…
- Руки вверх! Стрелять буду!
Ничего не поделаешь, пришлось поднять руки.
К самолёту подошли несколько девушек.
- Обыскать! - скомандовала одна.
Девушки отобрали у всех пистолеты.
- Нефёдова, - командует всё та же, - беги к командиру, доложи, что наша батарея сбила фашистский самолёт. Экипаж взят в плен.
- Есть, товарищ старшина, доложить командиру.
Девушка козырнула, повернулась кругом по всем правилам воинской дисциплины и помчалась выполнять приказ.
- Послушайте, товарищ старшина, - сказал тогда полковник, - вы же видите, что мы не немцы. Посмотрите на самолёт - на нём красные звёзды. Мы вам сейчас предъявим документы.
- Мало ли что звёзды да документы! Это всё сделать можно. А зачем вы бросали на своих бомбы, если так?
- У нас пассажирский самолёт, - вмешался тут Михайлов. - Какие же могут быть бомбы?
- Прекратить разговоры! - заявила старшина. - Там, на батарее, разберёмся.
Пошли на батарею. По дороге полковник, лётчик и бортмеханик, которые были очень довольны благополучной посадкой, начали вслух обсуждать своё положение.
- Вот это здорово, товарищ полковник! - сказал Михайлов. - Вам приходилось когда-нибудь в плен к своим попадать? Я - в первый раз!
- А девушки - молодцы! - ответил полковник. - И стреляют неплохо, и принимают хорошо. Только не очень вежливо!
- Как это - неплохо стреляют? - вмешался бортмеханик. - Очень даже здорово! Вы посмотрите на машину! Хорошо ещё, что они нас не продырявили.
Девушки шли всё это время молча и не показывали виду, что этот разговор касается их. Когда дошли до командного пункта, старшина доложила:
- Товарищ командир! Эти люди с того самого самолёта, который носился над нами и чуть не задел колёсами нашу батарею. Они хорошо говорят по-русски и уверяют, что свои.
Командир поднял голову и, ни слова не говоря, пристально всматривался в "пленных".
- Ваша фамилия? - спросил он Михайлова.
Тот ответил.
- Я вас знаю, - сказал тогда просто командир. - Вы прилетали к нам на аэродром. Садитесь, товарищи, и для порядочка предъявите документы: как и что… А на наших девушек не обижайтесь!
На лице старшины появился густой румянец.
- Извините, - сказала она, - получилось недоразумение.
- Никакого недоразумения нет! - весело ответил ей полковник. - Вы молодцы! Так и надо действовать. - Он крепко пожал всем девушкам руки и добавил: - Сегодня же позвоню в штаб противовоздушной обороны и попрошу, чтобы вас отметили в приказе.
Штурман Фрося
Однажды к нам в полк пришла скромно одетая белокурая девушка.
Мы, лётчики и штурманы, только что кончили подготовку к боевому вылету и собирались пойти пообедать. Кто-то решил, что она пришла наниматься подавальщицей в столовую, и ей предложили:
- Пойдёмте, девушка, с нами. Мы как раз в столовую идём.
- Спасибо, я не хочу есть!
- Ну, с заведующим поговорите.
- Спасибо, мне не нужно.
- А кто же вам нужен?
- Командир полка.
- Интересно, по какому же делу, если не секрет?
- Видите ли, - охотно ответила девушка, - когда я кончала десятилетку, я одновременно училась в аэроклубе летать. Теорию сдала отлично, а практически оказалась малоспособной: поломала машину и меня отчислили.
Кое-кто засмеялся, но многих её откровенный разговор заинтересовал.
- Вы что же, - спросили её, - хотите поступить в наш полк?
- Да.
- Вам незачем идти к командиру.
- Почему?
- С такой практикой вы нам не подойдёте.
- Но вы ведь меня ещё не знаете, - возразила девушка. - Я окончила школу штурманов и работала уже в отряде. А потом заболела, и меня отчислили в резерв. Сейчас я здорова, и мне стыдно сидеть дома, когда все воюют.
- Нет, вы всё равно не подойдёте, - сказал ей старший штурман. (А я в это время подумал: "Молодец, настойчивая! Люблю таких".) - Наши штурманы летают ночью и имеют большой опыт, а вы?
- Я тренировалась и ночью.
- А сколько вам лет?
- Скоро двадцать два будет.
- Многовато, - сказал кто-то, и все засмеялись.
- С таким штурманом полетишь и заблудишься - домой не попадёшь! - заметил один из наших лётчиков.
Девушка начала кусать губы, чтобы сдержать слёзы. Немного помолчав, она взяла себя в руки и сказала:
- Что ж, за смех обижаться не приходится, а серьёзно меня никто не обидел. Спасибо и на этом!
Она повернулась и быстро пошла к воротам.
Всем стало жаль её. А я, глядя вслед уходящей, вспомнил свою молодость, своё непреодолимое желание летать, насмешки отца, который говорил, что мне "летать только с крыши".
- С характером девушка! - сказал главный штурман.
- По-моему, - заявил я, - надо попробовать её потренировать. Характер подходящий.
Девушку вернули. Командир предложил ей пройти медицинскую комиссию и сдать испытания.
Скоро у нас в отряде появилась новая боевая единица: штурман Фрося, как её все звали.
Фрося оказалась способным, грамотным штурманом. Кроме того, она знала радио и хорошо работала на ключе. Сначала её посылали на боевые задания с опытными мастерами своего дела. Но вскоре она была допущена к самостоятельным полётам и начала работать с лётчиком Беловым.
Однажды они вылетели в район Брянска. Связь Фрося всегда держала прекрасно. На этот раз они имели скромное задание - разведать погоду. Каждые пятнадцать минут мы получали от неё сообщения. Вдруг связь на некоторое время прервалась. Затем Фрося сообщила: "В районе Брянска большое скопление танков. Бросаю бомбы". Опять наступил перерыв - и новое сообщение: "Самолёт горит. Лётчик ранен. Стрелок убит". На этом связь была прервана.
У нас в полку сильно загоревали. Многие поговаривали, что, будь на месте Фроси старый, опытный штурман, надежда на спасение людей ещё таилась бы. "Дивчина она хорошая, но бывалый человек в таком положении оказался бы полезнее" - так судили у нас в полку.
Тем временем от потерпевшего бедствие экипажа никаких сведений не было. Белова и Фросю считали погибшими.
Прошло три месяца.
Стояла глубокая зима. В гуще Брянских лесов скрывалось немало партизанских отрядов. Лётчики нашего полка довольно часто получали задания на Малую землю: мы возили партизанам продовольствие, оружие, одежду, вывозили раненых.
Однажды, когда из такого полёта вернулся самолёт, на его борту оказались Белов и наша Фрося.
Трудно рассказать о радости, испытываемой военными людьми, когда к ним возвращаются товарищи, которых считали погибшими! Фросю и Белова буквально на руках вынесли из самолёта… И уж действительно ни с чем не сравнима была наша радость и гордость, когда мы услышали историю их спасения.
Фрося скромно молчала. А Белов рассказал нам вот что.
Когда загорелся самолёт, Белов был тяжело ранен в бедро. Он не мог двигаться. Фрося вложила ему в руку парашютное кольцо и помогла перевалиться через борт машины. Тут же она прыгнула сама. Приземляясь, раненый лётчик не мог самортизировать ногами и от острой боли потерял сознание.
- Надо сказать правду, - рассказывал Белов, - что когда Фрося нашла меня на опушке леса без чувств, она решила, что я умер. Тут наш штурман повёл себя не по-мужски: она кинулась на мой "труп" и так разревелась, что привела меня своими слезами в сознание. Начиная с того момента, когда она обнаружила, что я жив, её поведению может позавидовать любой храбрейший и мужественный боец и разведчик.
Положение наше было тяжёлое. Двигаться я не мог. Аварийного пайка могло хватить на два дня, и то по самой скромной порции. Кроме того, нас легко могли обнаружить фашисты. Неподалёку упал наш самолёт - мы видели зарево от догоравшей на земле машины. Этот костёр мог привлечь внимание врагов.
Уж не знаю, откуда у Фроси столько силы: она взвалила меня на спину и понесла. От боли я снова потерял сознание. Не знаю, сколько времени она меня так протащила. Говорит, что недалеко, но, по-моему, это неправда.
Я очнулся снова уже в шалаше, на довольно мягкой "постели" из сухого мха. Убежище наше было прекрасно замаскировано, но положение трудное. Есть было нечего. Рана моя горела, и я по-прежнему совсем не мог двигаться.
Мы решили расстаться. Сидеть нам обоим в шалаше - значило обречь себя на голодную смерть. Если же Фросе удалось бы найти партизан или местных жителей, которые взялись нам помочь, мы были бы спасены. Она ушла в разведку.
Фроси не было два дня… Остальное пусть она сама рассказывает.
- Товарищ командир, - взмолилась Фрося, - я не умею. Вы уж начали, вы и продолжайте!
- Как же я расскажу о том, чего не видел?
- Вы и так всё знаете лучше меня!