- Как-то они там выстоят? - думает он и приказывает Блажко перейти к ним. Сам остается с Трофимовым. Семен не может обойтись без шуток - лежа выбрасывает к голове руку: ваше приказание-де будет выполнено - и ползком направляется за гранитную глыбу. Теперь Бозор спокоен за тот участок.
Немцы, видимо, решили, что их сокрушительный огонь сделал свое дело и стали цепью приближаться. На ходу сбрасывая лыжи, цепляясь за камни, солдаты полезли вверх. Бозор видит, как один замешкался, - удобный момент снять его метким выстрелом, но нельзя выдавать себя раньше времени. К остановившемуся подползает второй и дает ему увесистого тумака. Мирзоев, решив, что это командир карателей, берет его на прицел. К этому времени фланги противника выдвинулись вперед: медлить больше нельзя. Мирзоев нажимает на спусковой крючок. Немец, ткнувшись головой в землю, покатился под откос. Защелкали выстрелы обороняющихся. Атакующие, оставляя убитых и раненых, отхлынули назад.
- Ну, сейчас начнется кадриль, - впервые за все время атаки заговорил Иван Трофимов.
Слова его утонули в грохоте. И все же Бозор услышал, как Иван тут же охнул. Бозор бросился на помощь, а возле раненого уже сидит Машенька, перевязывая руку, приговаривает:
- Я же тебя предупреждала, Ваня, что палец - твое единственное уязвимое место!
- Это что, Машенька, обойдусь! Вот нам политрук рассказывал, как в гражданскую...
Ванюшка не успел досказать, о чем рассказывал политрук. Раздался такой силы разрыв, что у Мирзоева потемнело в глазах, возникла острая боль в ушах. Протерев глаза, он с ужасом увидел поднявшуюся во весь рост Машеньку. В лице ни кровинки, только в глазах невыразимая тоска. Пряди волос прилипли ко лбу. Рядом, на снегу, длинноухая пуховая шапочка.
- Все, Боря... - с трудом выговорила она, сорвала с шеи цветастую косынку и опустилась на колени. Не успел Бозор подбежать, как девушка упала, неловко подвернув под себя руку. Крепко зажатую в другой руке косынку подхватил ветер, накрыл ею белокурую голову.
Мирзоев и Трофимов остались вдвоем. А немцы возобновили атаку.
- Получай! Еще получай! - приговаривает Иван после каждого выстрела.
В стороне, за глыбой, раздался недружный залп, вслед за ним взрыв, и все смолкло. Неужели у Блажко всех перебили?
- Оставайся здесь, Ваня, а я гляну, что там.
Мирзоев приподнялся и тут же упал. Пуля царапнула висок, сразу потянуло на сон. Приложил к ране комок снега. Откуда стреляют? Глянул в сторону огромного камня - там притаился фашист. Как он туда попал, гадать некогда. Снимает его выстрелом и бегом за глыбу. Здесь двое убитых, третьему Блажко перевязывает рану на голове клочком своей рубахи, не видит, что совсем близко к ним подполз вражеский солдат.
- Зачем зеваешь? - кричит Бозор и выстрелом в упор сбрасывает врага.
- Гранату бросил какой-то стервец. Видишь, что понаделал? Ну, и ему не поздоровилось.
- Это тебе бы не было здоровья, если бы фриц поближе подполз. Есть патроны?
В автоматах убитых товарищей патроны еще были. Один автомат взял Бозор, другой - Семен. Магазины менять некогда. В азарте выпускают по очереди. Бьют почти наугад, так как фашисты решили залечь.
- Неужели они думают, что нас еще много? Что ж, это нам на руку, - говорит Мирзоев. - Слушай, пока здесь затишье, сбегаю-ка я к Ивану. Что-то замолчал Трофимов.
Не успел Мирзоев сделать и двух шагов, как Блажко с легкостью кошки прыгнул вперед, схватил его за руку, отдернул за свою спину. Сверху прострекотала автоматная очередь. В глазах Семена сдвоилось рыжее лицо фашиста. Семен вскинул пистолет, нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало. Тогда он с силой бросил пистолет в фашиста, притаившегося на камне, выругался и, зажав живот руками, со стоном опустился на снег.
- Семен! Сенька! - тряся за плечо товарища, в ужасе закричал Мирзоев.
- Прости Бозор за... - Блажко не досказал. Голова его ударилась о холодный камень, шлемофон откинулся на затылок.
Бозор, смахнув слезу, побежал к Трофимову. Тот, распластав руки, лежал мертвый. Мирзоев схватил его автомат, увидев, что диск пуст, с досадой отшвырнул в сторону.
- Теперь все...
И вдруг Мирзоев увидел - по ущелью ползет Тиша. В руке полощется что-то яркое, знакомое. Да это же машёнькина косынка!
- Ты зачем здесь? Марш назад! - командует Мирзоев.
- Не уйду, дядя Борис! Что хотите делайте, не уйду!.. Я уже выздоровел, да и все тоже. Они сейчас подойдут.
- Эх, Тиша, что толку-то! Ни одного патрона у нас не осталось. Разве что у Комлева есть еще... - говорит Мирзоев, а сам глаза не может отвести от косынки. Проследив за его взглядом, Тиша поспешно объясняет:
- Она вместо знамени у нас будет, дядя Борис. Сейчас я палку найду. Дядя Ваня рассказывал, когда они Брестскую крепость защищали, то там один красноармеец своей кровью рубашку выкрасил и сделал из нее знамя.
Вслед за Тишей подползло еще несколько человек. У них нет оружия, боеприпасов, но у каждого в руке по камню. Воины полны решимости драться до последнего вздоха. Они не сдадутся. В пещере не осталось ни души.
Щелкнул выстрел. Руки Мирзоева опустились. В глазах все плотнее и плотнее сгущается туман. Мирзоев медленно склонил голову. Вокруг нее расплылось темное пятно.
6
Оставив за себя Сомова, Комлев с окровавленной щекой перебежал на позицию Трофимова. Он прибежал в тот момент, когда раненый боец, которого несколько минут назад перевязывал Блажко, отбивался от группы фашистов. Комлев выстрелами из пистолета помог бойцу отбить наседавших врагов.
- Русс, сдавайсс! - кричали снизу фашисты.
Но все решили драться до конца. Тиша вскарабкался на глыбу, воткнул в щель палку с косынкой и громко прокричал:
- Вот вам, получайте!
Зацокали по граниту пули. Тиша свалился Комлеву на руки, к счастью, невредимым. А Машенькина косынка продолжала развеваться по ветру.
Врагу не сдается наш гордый варяг, - запел Комлев. Песню подхватили, она вырвалась из ущелья, и слова:
Пощады никто не желает! - гордой птицей полетели над головами врагов.
- Чего на них любуетесь? Бейте сволочей! - крикнул Комлев и первым метнул вниз гранату, последний боевой резерв. Метнули свои гранаты и другие товарищи. Следом на врагов полетели булыжники. Скалы загудели от взрывов. В то же время вражескую цепь подкосила автоматная очередь.
- У-ра! Ура-а-а! Ура-а-а! - донеслось издалека раскатистое, родное, русское.
Немцы заметались из стороны в сторону, побежали. А люди в ущелье, еще не поняв, что случилось, с криком "Бей, гадов!" кидали и кидали камни.
В лощину стремительно ворвались лыжники в белых маскировочных халатах. Враги окружены, их расстреливают в упор, сбивают с ног прикладами, завязывается рукопашный бой. Комлевцы, кто только может, кубарем скатываются вниз, оказываются в самой гуще боя. Нет времени подумать о том, каким образом подошла помощь. Ясно одно: наши, наши пришли!
Стрельба, панические крики немцев, русские крепкие слова слышны и в противоположном конце ущелья. Там тоже идет бой.
Схватка продолжалась недолго. Когда каратели были истреблены и на секунду восстановилась тишина, которую не успели еще нарушить ликующие приветственные возгласы, раздался чей-то хрипловатый, когда-то уже слышанный Комлевым басок:
- Кто здесь старший?
Комлев устало направился к спросившему, высокому, военному в маскхалате, но, будто споткнувшись, остановился.
- Командир разведроты, старший лейтенант Хмара, - представился тот первым.
- Не узнаешь, Витя? - дрогнувшим голосом спросил Комлев. - Наверное, заершины у меня сегодня, ясное море, - проведя тыльной стороной руки по окровавленной щеке, оказал он.
- Товарищ комиссар! - крикнул Хмара и, бросившись к Комлеву, стиснул его в своих объятиях. По их загрубевшим щекам текли слезы.
- Как вы узнали про нас? - улучив минуту, спросил Комлев Хмару и, кинув взгляд в сторону, сразу все понял. Прислонившись к скале, наблюдая за происходившим, стоял, широко улыбаясь, Оскар Мунсен.
- Ты? Ну и спасибо же тебе дружище! - воскликнул Комлев, крепко пожимая руку норвежца. - Но какими судьбами оказался ты в отряде?
...Таня поднялась под навес скалы вместе с командиром роты. Она пристально вглядывалась в лица бойцов Комлевского отряда, но среди них не было самого дорогого, близкого человека. "Нет, видимо, не суждено мне больше его увидеть", - с болью в сердце подумала она, и тут взгляд упал на лежащего вниз лицом мужчину. Таня подошла и опустилась на колени. Осторожно подняла голову, и страшный крик пронесся под сводами скалы.
- Бозор, Боренька! - в отчаянии звала девушка. - Родной мой, открой глаза...
Стараясь привести любимого в сознание, девушка то осыпала его поцелуями, то прижимала голову к своей груди.
К Тане подошли Комлев и Хмара. Они опустились на колени рядом, сняли шапки.
- Прости меня, Таня, не уберег я для тебя Бозора, - заговорил Комлев. - А как он стремился к тебе.
Голос Комлева сорвался.
- Боря! Дорогой друг! Вот как нам пришлось встретиться! - прошептал Хмара, не пытаясь унять катившиеся слезы. Он прижался к груди Бозора, и ему послышалось, что тот вздохнул.
- Жив он! - крикнул Виктор.
- Что, что ты сказал? - переспросила Таня, не веря тому, что произнес командир роты. Она поднесла трясущимися руками к носу Бозора флакончик с нашатырным спиртом, смочила снегом лицо, стала растирать спиртом его грудь. Бозор приоткрыл глаза. Взгляд был туманным, блуждающим. Таня заплакала, но это были светлые слезы радости, надежды, счастья.