ГЛАВА II
1
Комлев перебрался через канаву и вышел на шоссе. Идти стало легче. Черная лента дороги огибала кустарник. Сквозь ветви пробились два тоненьких, движущихся лучика, а минуту спустя, послышалось легкое шуршание велосипедных шин. Никита остановился. Пути к отступлению нет. Быстро выхватил из кобуры пистолет, приготовился.
- Стой! Хэнде хох! - тихо, но властно скомандовал Комлев, когда двое велосипедистов выехали из-за поворота.
Оторопевшие, они спешились и, ударяя пальцами себя в грудь, наперебой заговорили:
- Норге! Норге!
Один был совсем юноша, другой - мужчина средних лет. Одеты в одинаковые спортивные куртки, за плечами рюкзаки. Комлев понял, что это мирные норвежцы. Те тоже немного успокоились при виде человека, который не угрожал, а, скорее, просил о помощи.
Знаками Комлев показал, чтобы мужчины сошли с дороги.
- Хлеб, хлеб! - проговорил он.
Норвежцы смотрели недоуменно, не понимая, что он от них хочет.
- Брот, брот, - вспомнив немецкое слово, повторил Комлев, одновременно показывая на рот.
- Клип! Клип! - оживились норвежцы и наперебой что-то стали говорить ему, пожимая плечами. - Брот нах хауз, - показывали они руками в сторону.
Комлев догадался, что они приглашают домой.
В пути, когда Комлева оставляли силы, его бережно поддерживали норвежцы.
Деревья резко выступали на фоне яркого зарева. Когда Яутйки вышли на опушку, Комлев увидел в центре небольшого селения догоравший дом. Вокруг освещенные пламенем ходили немецкие солдаты с автоматами в руках.
"Неужели предадут?" - мелькнуло в голове Комлева, и он до боли в суставах сжал пистолет.
Норвежцы свернули вправо. Подошли к дому с теневой стороны. Немного постояли.
Когда Комлев оказался в маленькой теплой слабо освещенной комнате, голова закружилась, по телу прошел озноб, и он бессильно опустился на стул.
Очнулся от глотка коньяка в мягкой постели, укрытый теплым одеялом. Осмотрелся. Рядом ласково улыбаются двое норвежцев. Раны перевязаны чистыми тряпками. На маленьком столике стоит ужин: кружка с молоком, отварной картофель и ломоть хлеба. Комлев с жадностью принялся за еду. Хозяева знаками стали показывать, что надо есть меньше, а то будет плохо.
Фотографии в немудреных рамках на стенах, домотканые половики на полу, керосиновая лампа-молния, висевшая под потолком, - весь вид комнаты успокаивающе действовал на летчика. Но сознание, что за стеной враги, настораживало офицера. Все же усталость взяла свое.
2
Из полусонного состояния Комлева вывело прикосновение чьей-то руки. Над ним склонился Мартин Вадсен, хозяин дома, встретивший Комлева в горах. Никита уловил беспокойный взгляд его светлых глаз.
Мартин, подавая ключи, что-то говорил Комлеву. Но тот, чувствуя себя так, словно его пропустили через молотилку, не мог пошевелиться. Поняв, он взглядом указал, чтобы хозяин закрыл двери снаружи.
Когда щелкнул замок и Комлев остался один, его вновь охватила тревога. Куда и зачем ушел хозяин? Что, если... И Комлев сжал пистолет... Беспокойное течение мыслей прервал раздавшийся за стеной отчаянный крик женщины и следом - звонкий детский плач.
Комлев не помнил, как он дополз до двери, за которой происходило что-то непонятное и, как ему казалось, страшное. Но тут силы окончательно оставили его.
Тем временем Мартин возвратился и провел врача к роженице другим ходом.
Все что мог сделать врач, - это дать заключение о причине смерти жены. Преждевременные роды со смертельным исходом для роженицы вызваны ударом в живот.
Получив плату за вызов, врач ушел, а Мартин Вадсен с дочерью на руках склонился над постелью жены. Она словно бы уснула после тяжелого непосильного труда.
Перед глазами норвежца встали картины из их жизни.
После женитьбы Мартин Вадсен получил небольшой участок земли, часть которого была завалена камнями, а часть покрыта болотными кочками. Сколько труда было вложено, сколько пота было пролито, чтобы клочок суровой земли стал плодородным, чтобы построить дом и обзавестись скотом! Одному богу ведомо!
Зажили они с супругой довольно-таки сносно, не жаловались на судьбу, надеялись, что придет время и у них появится наследник.
Но вот весной 1940 года в их страну ворвались враги. Они прожорливой саранчой объедают крестьян, бесчинствуют, угрожают, бросают людей в концлагери.
На земле Мартина Вадсена и его односельчан немцы устроили военный аэродром, лошадей и коров забрали. Мартин и его жена стали работать в подсобном хозяйстве немецкой военной части.
Так нежданно-негаданно потомок гордых викингов, свободный норвежский крестьянин превратился в немецкого раба.
За годы оккупации Мартин Вадсен ссутулился, походка его стала настороженной, голова втянулась в плечи. Ему еще не было и тридцати лет, а выглядел он пожилым человеком.
И вот новое испытание.
В среду жена еле-еле прибрела домой и, не раздеваясь, легла в постель. Чем-то она не угодила немецкому солдату - надсмотрщику над рабочими подсобного хозяйства - и он в злобе ударил ее кованым сапогом в живот. Наутро она уже не могла встать. А в пятницу оставила новорожденную сиротой.
- Дьяволы в человеческой коже, - скрежеща зубами, простонал Мартин. - Запомните, придет время, рассчитаюсь за все.
В раздумьях о своей судьбе Мартин забыл о человеке, которого оставил в соседней комнате и который нуждался в его помощи. Норвежец встрепенулся, встал. Оставив дочку на попечение старой соседки, а Комлева вновь уложив в постель, пошел за надежным человеком.
3
Приближался рассвет. На горизонте появилась густая синева, первый предвестник скорой зари. В этот ранний час в комнату вошел мужчина лет пятидесяти, высокого роста, широкоплечий, длиннолицый. На нем поношенное коричневое пальто, фетровая шляпа, полуботинки. При входе неизвестного рука Комлева невольно потянулась под подушку, нащупала пистолет.
- Многие лета, - поздоровался незнакомец по-русски и представился: - Эдгард Хансен. Как ваша нога?
Приподнявшись на локте, Никита спросил:
- Вы врач?
- Я инженер, но это неважно, - осматривая рану, ответил незнакомец и покачал головой. Обращаясь к хозяину, он что-то произнес, и тот, кивнув головой, вышел.
Эдгард Хансен придвинул плетеный стул к койке, поудобнее уселся на нем и коротко рассказал о себе.
- Я работаю инженером на заводе в Киркенесе, я живу недалеко отсюда, в своем доме. Мой дом стоит на берегу озера, окнами смотрит на Россию. Каждый день я вижу русскую землю и вспоминаю Мурманск, в котором когда-то жил и работал. В молодости я был рыбаком, много лет плавал с русскими в Баренцевом и Норвежском морях, ловил рыбу. Русские - хорошие парни. Эдгард Хансен сделал паузу и ею не замедлил воспользоваться Никита Комлев.
- Участники экспедиций Руаля Амундсена, мои соотечественники Александр Кучин и Геннадий Олонкин очень хорошо отзывались о норвежцах, с которыми им довелось многое пережить. А теперь я сам вижу, что за люди норвежцы.
- Спасибо комплимент. Как у дедушки Крылов: кукушка хвалит петуха, а он кукушка, - ответил Эдгард Хансен. - Но это между прочим.
Вернулся Мартин с какой-то жидкостью в бутылке и с бинтом. Промыв рану, Эдгард сделал перевязку. Боль в ноге сразу стала утихать.
- Ну как, идти, наверное, не сможете? - снова обратился он к Комлеву.
- А что?
- Видите ли, - немного смущаясь, начал Хансен. - Могут зайти сюда наци с проверкой и тогда... Петля ему будет, - кивнул он в сторону Мартина.
- Да-да, мне все понятно, - перебил Комлев. - Я уйду, конечно. Передайте хозяину большое спасибо за помощь.
Свесившись с койки, он стал доставать сапоги.
- Куда вы, куда? - тревожно спросил Эдгард.
- Вы не беспокойтесь, на улице еще темно. И если даже встретят меня немцы, они не узнают, что я вышел отсюда.
- Погодите, вы меня не поняли! Я хотел перевести вас к себе, пока еще темно. У меня будет безопаснее. Видите ли, наци в нашем приходе спалили церковь, но справлять религиозные обряды не запрещают. Верующие теперь собираются в моем доме, поэтому посторонний человек не вызовет подозрения у полицаев.
Молча и удивленно наблюдал Вадсен за этой сценой. Но вот он быстро-быстро заговорил с Эдгардом, а потом знаками стал показывать Комлеву, чтобы тот лежал спокойно.
- Мартин говорит, что вы останетесь у него. Он сказал, что по вашему означает, как это... за много бед один раз отвечают, Но я все же считаю, что на время похорон и крестин вам надо уйти.
...Для Комлева началась кочевая жизнь. Несколько дней он жил в мезонине у Эдгарда Хансена, потом в шалаше у Оскара Мунсена, у того самого озера, на противоположном берегу которого виднелись русские сопки. Здесь его навещал только Мунсен, рыбак и охотник. Коренастый, с огрубевшим широким лицом, чистым открытым взглядом, в кожаной куртке, широкополой шляпе моряка, в больших сапогах он словно был высечен из гранита. Комлев уверился в том, что именно этот человек поможет ему выбраться на родину.
Как-то при беседе, еще в мезонине инженера, Оскар Мунсен сказал:
- Монге так русик флювер .
- Кого и за что вы благодарите? - поинтересовался Комлев.
Эдгард Хансен перевел вопрос. Отвечая на него, Оскар Мунсен рассказал, как они однажды охотились за пушным зверем, заплыли в русские воды к острову Колгуеву. Разыгрался шторм, норвежцы попали в тяжелое положение, и гибель казалась неизбежной.
- Русс флювер Михей, - тут Оскар наморщил лоб, что-то вспоминая.