ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА I
1
Шли дни. Сентябрь 1943 года стоял дождливым и снежным. У командования дивизии появилась возможность предоставлять офицерам краткосрочные отпуска.
Еще час назад был снегопад. Но вот ветер с залива принес влажные тучи, заморосил дождь, превращая в кашу снег на летном поле. Серые облака поглотили вершины: горы кажутся сплющенными, придавленными.
- Ну вот, Никита Кузьмич, завтра на юг летит транспортный, и ты через несколько дней будешь дома, - сказал командир полка Локтев, подавая Комлеву отпускное удостоверение. - Сегодня можешь не ходить на задание.
- Зачем изменять боевой расчет, настрой летчиков?
- Воля твоя.
К полудню небо очистилось, посветлело. Комлев ожидал сигнала для вылета. К нему подбежал Голубев и передал письмо. Никита взглянул на конверт и узнал почерк Виктора Хмары.
- А это вот увези Клаве, - попросил Голубев.
- Прилечу, тогда и отдашь. Посылку приготовь, тоже увезу.
- Нет, возьми сейчас. Оно ведь не в тягость. Когда напишешь письмо и опустишь в ящик, даже зная, что оно еще не ушло, чувствуешь себя легче.
- Я-то не почтовый ящик...
Взвилась ракета. Комлев сунул письма в карман гимнастерки и повел машину на взлет.
Из-за белых вершин взошло солнце, осветило скалы, позолотило лес. Под крылом проплывает родная русская северная земля - суровая и прекрасная.
Впереди показалась бурная Тулома. На берегу реки, как ориентир, высится сопка. По ее склону сбегают вековые сосны. Одна вырвалась далеко вперед, остановилась над самым обрывом в нерешительности да так и осталась стоять одинокая, стройная, высокая, даже в тихую погоду не переставая качать ветвистой вершиной.
- Лермонтовская сосна! - вспомнил Никита, увидев это дерево, у которого однажды останавливался, проезжая на автомашине по шоссейной дороге. Вспомнилась и надпись, высеченная на большом камне:
На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна.
И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим
Одета как ризой она.
Чьи-то заботливые руки окружили сосну изгородью, разровняли камни.
В тот раз в попутчики к летчикам попросился дед из Колы. По дороге он с жаром рассказывал, что у этой сосны отдыхал, возвращаясь с охоты, Михаил Юрьевич Лермонтов. Когда же летчики заявили, что Лермонтов никогда в этих краях не был, старик кровно обиделся и обозвал всех невеждами. Он отвернулся и остаток дороги ехал молча. Даже не попрощался, когда слез с машины на развилке дороги. Вспомнив об этом эпизоде, Комлев улыбнулся.
К северу вершины гор становились все острее, а вдали вставали зубчатой стеной. Небо нежно-голубое, высокое и бездонное. Под солнечными лучами снег отливает голубизной, а на вершинах вспыхивает яркими золотыми искрами. Они то погаснут, то вновь заиграют алмазной россыпью.
Яркий день оборвался над линией фронта. Здесь все небо зашторено тучами, и чем дальше в тыл врага, тем они все ниже и ниже. На юго-западе, куда лежал курс, темно.
Это не помешало Комлеву увидеть "юнкерсов", направлявшихся в сторону фронта. Комэск передал приказ ударной группе атаковать врага, а сам, во главе четверки, пошел со штурмовиками. По западному склону сопки вытянулись длинные строения - артиллерийские склады. Их и надо уничтожить.
Ведущий передал команду, и летчики перестроились в правый пеленг - боевой порядок, при котором самолеты летят уступом, один за другим. Командир штурмовиков с пологого пикирования сбросил на цель бомбы. Удар был метким, а взрывы настолько сильными, что даже в небе летчики почувствовали их. Громадный клуб дыма закрыл единственное окно в облачности, на земле стало темнее. Вошедший в атаку второй штурмовик скрылся в черном дыму, и истребители взволновались за его судьбу.
Однако не отсюда пришла опасность. Два "мессершмитта", выскочив из-за сопки, с бреющего полета пошли в атаку.
- Внизу справа "мессеры", - предупредил Комлев и с полупереворота бросил машину на перехват врага. Немецкие самолеты отвернули, один из них, попавший под огонь Булатова, рухнул на сопку.
Из облачности вывалились четыре "Фокке-Вульфа-190" - новейшие истребители, на которых немцы возлагали большие надежды.
- Ребров, оставайся с "горбатыми".
- Вас понял, - услышал Комлев и развернул свою "семерочку" в новую атаку. Он решил боем сковать истребителей врага и дать возможность товарищам спокойно уйти домой.
- Остались одни, смотри внимательней, не отрывайся, - предупредил Комлев Булатова и, развернувшись влево, ввел самолет в головокружительный вираж.
Надрывно ревет мотор, непрерывной ровной лентой с консолей срывается бледно-сизоватый воздух. Становится трудно дышать, в глазах темнеет, свинцовой тяжестью наливается тело. Комлев знал, что "фокке-вульф" маневреннее "мессершмитта", его вираж меньше радиусом и выполняется быстрее. Еще секунда, еще... Комлев тянет на себя ручку, горизонт уже не плывет, а летит с сумасшедшей скоростью навстречу. Вот в прицеле показался хвост "фокке-вульфа", подплывает кабина. Но как медленно, медленно она плывет. "Яшу" лихорадит. Еще полметра - и можно открывать огонь. Вот, вот... Комлев нажимает на гашетки, но "фокке-вульф", сделав неожиданный маневр, выскальзывает из-под огня.
- Э, черт! - выругался летчик и осмотрелся.
Булатов в клещах. Надо выручать! Единственный маневр - лобовая атака. Молниеносно сближаются самолеты на встречных курсах. Немец попался упрямый, не отворачивает. В перекрестье прицела стремительно увеличивается силуэт самолета противника, занимая все больше и больше делений. Правая рука до боли сжимает управление, левая с силой давит на сектор газа. Он отдан до отказа, но рука все жмет и жмет. Тело летчика устремлено вперед. Силуэт закрыл все деления. Еще мгновение - и конец... В прицеле желтое брюхо врага. Немец не выдержал, рванул на себя ручку и полез вверх. Комлев нажал на гашетки. Из пушки и двух крупнокалиберных пулеметов вылетел шквал огня. Немецкий самолет развалился на части. Струей воздуха ЯК-3 резко переложило с крыла на крыло.
В первые секунды после выхода из лобовой атаки Никита не мог оценить происшедшего. Он взглянул на приборную доску: обороты винта предельны. Прибрал газ. Сразу и летчику и машине стало легче. Во время атаки Комлев прикусил, нижнюю губу, пот и кровь смешались во рту. Он сплюнул, распухшим языком облизал сухие, воспаленные губы. Кистью левой руки смахнул пот со лба, протер глаза. Ноги и руки от перенапряжения дрожали. Осмотрелся. Булатов идет на сближение. Немцы больше не пытаются атаковать.
- Ну, как ты там, орел? - крикнул Комлев, стараясь подбодрить товарища.
- Ничего! Здорово получилось! Глазом не успел моргнуть, как вы долбанули его.
Самолеты вошли в облачность.
Постепенно серая мгла стала редеть, становилось все светлее и светлее. Яркие лучи солнца пронизали гряды молочно-белых облаков. Такой картины с земли увидеть нельзя! Только что выйдя из смертельного боя, Комлев любовался ею, как будто видел впервые. Секунды, в которые он разрешил себе это, оказались роковыми. Он скорее почувствовал, чем увидел, тень вражеского самолета и в то же мгновение машина вздрогнула всем корпусом, вздыбилась, как боевой конь, потом клюнула носом и нырнула в облачность.
"Неужели конец? Прыгать!"
Летчик дернул на себя аварийную ручку. Колпак должен был отлететь, но не шелохнулся.
"Вот ясное море!" - подумал Комлев, отстегнул ремни и, опершись ногами в пол, ударил в колпак головой. В кабину с шумом и свистом ворвался воздух. Летчик, с трудом приподнялся и высунул голову. Поток воздуха выхватил его из кабины. От динамического удара при раскрытии парашюта в глазах потемнело, послышался звон в ушах. Комлев осмотрелся: над головой надежный купол парашюта, под ногами - пенистые волны фиорда. От мысли, что предстоит выкупаться в ледяной воде, по спине забегали мурашки. Но ветер сносит его в сторону берега, где там и сям виднеются разноцветные домики.
Земля кажется мирной и тихой.
Однако мысль о возможности принять холодную ванну быстро сменилась другой: "Немцы решили меня доканать". Комлев увидел заходящего для атаки "мессершмитта", хотел сманеврировать, подскользнуть, взялся за стропу парашюта, но сил для преодоления сопротивления воздуха не хватило. "Мессершмитт" вошел в пикирование. Вот он ближе, ближе... Сердце Комлева сжалось.
С гулом мотора слилась трескотня пулеметов и тявканье пушек: шесть огневых линий сверкнули перед ним, но трасса прошла в метре от летчика. В бессильной злобе Комлев погрозил немцу кулаком и крепко выругался.
При второй атаке пули пролетели еще ближе. Сделав два покачивания с крыла на крыло, самолет скрылся. "Жив, пока жив!" - обрадовался Комлев. Парашют несло боком, но исправить положение было уже нельзя. Поодаль мелькнул маленький, словно игрушечный, желтый домик. Никита увидел стоящих на крыльце женщину и девочку.
Земля летит на Комлева все быстрее и быстрее, кольцо горизонта с возрастающей скоростью сужается, как будто он спускается в воронку. Удар!.. Земля выскочила из-под ног и стремительно полетела вверх, небо дном огромной чаши опрокинулось вниз. Все слилось в один разноцветный вращающийся диск...