- Вот что я тебе, щенок, скажу, - продолжал Ситников. - Если кто и виноват, так не тебе в том деле распоряжаться. Ты за своим смотри. И еще я тебе скажу: молодцы наши ребята. На недоделанных калошах в бой пошли. Пошли и повоевали что надо.
- Что надо? - удивился Васька. Так удивился, что даже повернулся к Ситникову.
- Что надо, - спокойно ответил Ситников. - Ты как думаешь: их на форменный бой послали? Чтоб как следует с неприятелем сразиться? Брось. Если б по-настоящему, так неготовых кораблей не брали бы. И весь штаб на судах пошел бы. А тут простая демонстрация. Пугнуть хотели белых: пять канлодок и три сторожевика - сила! И пугнули, между прочим. Преследовали они? Ничего не преследовали, а даже в Керчь смылись. - Ситников, улыбнувшись, покачал головой. - Белые по науке воюют, потому и пугаются. А мы напором. Нипочем они нас не побьют… После боя бросили свой десант, а Красная Армия тот десант ликвидировала. Вот тебе и все… Ты пойми, щенок, был бы ты умнее командующего, тебя бы и посадили командовать. А тебя не посадили - значит, помалкивай.
- Здорово, - сказал неубежденный Васька. - Здорово толкуешь. Больно умный, только тоже командовать не дают.
- Накрыл, - засмеялся Ситников. Васька ему определенно нравился. С головой парень. - Накрыл, да промазал. Командиром меня как раз назначили. Пойдем покажу.
От такой неожиданности Васька опешил. Первой мыслью было: если правда значит, не одни Безенцовы, значит, своя власть, значит, дело говорит Ситников. Но сразу же пересилила недоверчивость: а не врет?
Васька вскочил. Забыл бы свой чемодан, если бы Ситников не напомнил.
- Куда идти-то?
- А за мной.
И они пошли по железнодорожным путям. На ходу Васькино образование продолжалось. Ситников разъяснял:
- Одним напором, однако, не возьмешь. Будь у нас налаженность, бой дали бы, не только показ. Ни один враг не ушел бы. Значит, никуда еще не годимся, а когда как следует наладимся, возьмем верх.
Васька кивал головой. Теперь он все понимал. Теперь он снова хотел служить на флотилии. Но примут ли после "Разина"?
- Наши истребители, - сказал Ситников.
У стенки под самым плавучим краном на платформах стояли серые корпуса. Деревянные, со стальной рубкой, маленькие и какие-то угловатые. На носу ближайшего была надпись "Зоркий", на втором - "Смелый", на третьем "Прочный". Васька названия прочел, вслух, но они ничего не объяснили.
- Какие такие истребители?
- Так называются, - ответил Ситников. - Их сперва против подводных лодок строили. Моторные они и ходят по двадцать пять узлов. Весь здешний флот как стоячий обшибут. - И совсем другим голосом добавил: - Документы из госпиталя получил, товарищ начальник.
Васька быстро обернулся. Перед Ситниковым стоял огромных размеров, еще совсем молодой, но уже сильно бородатый командир. Синий китель его был измазан, и синие глаза смотрели весело.
- Ты что за юноша? - спросил он Ваську. Голос у него был густой, и Васька проникся к нему уважением.
- Ученик-сигнальщик, товарищ начальник.
- Пиши семафором: "Ситников - скотина, долго шляется".
Ваське в голову не пришло оспаривать авторитет товарища начальника. Он поставил чемодан наземь и написал не быстро, но отчетливо. Сигнальщик Ежов обучал его толком.
- Правильно, - сказал начальник.
- Был отпущен на берег до трех, - доложил Ситников.
- А теперь четверть четвертого, - и, покончив с Ситниковым, начальник снова повернулся к Ваське: - Какой флаг "Добро"? Что значит флаг "Ш"?
- "Добро" - желтый прямоугольный, "Ш" означает позывной "миноносец".
Васька отвечал без запинки. Флаги он знал твердо.
- Угадал. У нас этот самый "Ш" будет позывным истребителей… Где служишь?
- Списан со сторожевого судна "Степан Разин". Получил предписание в экипаж.
- Останешься у меня. Бумаги сдашь писарю в третьей теплушке… мы сами с экипажем сделаемся. Как фамилия?
- Саженков, товарищ начальник.
- Моя - Дудаков, чтоб ты не забыл. Саженков, значит? Будешь Салажонков. Так проще.
- Есть Салажонков! - обрадовался Васька.
- Ситников, бери его к себе на "Смелый". Он тоже на "С" начинается, а сигнальщика у вас нет. Посмотри, чтоб подучился семафору. Медленновато пишет.
- Есть! - ответил Ситников.
Так Васька познакомился с товарищем Дудаковым, начальником дивизиона истребителей, и стал сигнальщиком "Смелого", вся команда которого усилиями начдива была подобрана на "С": командир, он же рулевой старшина, - Ситников, рулевые - Скаржинский и Суслов, старый Васькин знакомый, комендоры - Совчук и Савша, старшина-моторист - Суноплев, мотористы - Столбов, Суомалайнен и Сенник, сигнальщик - Салажонков Васька.
Суслов на "Смелом" работал и помалкивал, красоту наводить не успевал. Прочие тоже о себе не думали. Все мысли, вся красота были отданы истребителю. Его три мотора были прочищены до последнего блеска, проверены и налажены, его внутренние помещения заново отремонтированы, борта и надстройки покрашены темно-серым шаровым цветом, перекрытая брезентом палуба - черным битумом, а подводная часть - зеленым патентом. Белые буквы надписи подвели красным, а всю надпись для фасона заключили в кавычки.
- Отставить, - приказал начальник дивизиона. - Не годится истребителю быть смелым в кавычках. - Мотивировка приказания осталась непонятой, но само приказание было выполнено в два счета. Кавычки соскребли и закрасили.
Последние дни перед спуском на воду работали круглые сутки. По ночам на стенке четырьмя лунами горели мощные дуговые фонари. Сперва боялись, что с моря заметит противник, потом плюнули и забыли.
Васька совсем сбился с ног. Нужно было искать людей и вещи, передавать приказания - все делать бегом, а потом вместе с рулевым проверять штуртрос и красить рубку, вместе с мотористами поджимать подшипники и вместе с комендорами чистить сорокасемимиллиметровую. Он не спал двое суток, но был вполне доволен: его корабль был настоящим - самым быстрым на флоте, с подлинным боевым прошлым и несомненным боевым будущим.
Спускали "Смелого" ночью. Подвели под корпус два стропа - две обшитых брезентом петли из стального троса - и краном подняли с платформы в ослепительную - высоту.
Васька дрожал от волнения. Стропы могли лопнуть или соскользнуть.
- Краску, черти, портят, - бормотал он, чтобы успокоиться; но истребитель, блеснув лаковым бортом, развернулся и сел вниз в черную воду. Сразу же к стенке подкатили четыре бочки горючего: спирт с бензолом и керосином.
- Плохо, комиссар, без бензина, - сказал голос Дудакова.
- Баку теперь наш. Бензин будет, - ответил комиссар, и Васька узнал: это был Дымов. Узнал и похолодел - вышибет. Вышибет, как раз когда начиналась настоящая служба.
Васька хотел спрятаться в тень, но не успел. Дымов вышел прямо на него:
- Ты здесь что?
- Сигнальщик на "Смелом", - твердо ответил Васька. Он стоял прямо и в упор смотрел на Дымова. Глаза опускать не годилось.
- Так, - сказал Дымов и задумался. Васька терпел долго. Потом на шаг отступил и с отчаяния сплюнул, как всегда, когда бывал доведен до крайности.
Дымов обернулся к Дудакову:
- Говоришь, пойдет на этой-то смеси? - и толкнул бочку ногой.
Васька вздохнул полной грудью: Дымов оставил. Пронесло. Подошел к краю стенки и спрыгнул вниз на палубу "Смелого". Она чуть ходила под ногами, и это ощущение было великолепно. Она стала живой.
Принимали горючее и прибирались до шести утра. За это время были спущены "Зоркий", "Жуткий", "Прочный" и "Счастливый" - все истребители дивизиона, все, как один, серые и плоские. В шесть часов Дудаков и Дымов пришли на "Смелый". Дудаков прямо прошел в рубку.
Отзвенел машинный телеграф, и сразу взревели два мотора. "Смелый" затрясся и как-то затих, только слегка вздрагивал и толкал. Оглянувшись, Васька остолбенел: стенка быстро оседала назад.
- Лево, - скомандовал Дудаков. - Одерживай… Так держать. - И истребитель проскочил в ворота.
- Вот черт, - опомнился Васька.
Загудел третий мотор, затряс палубу и тоже затих, включившись на передний ход. За кормой поднялась стена пены, а нос одним рывком выскочил из воды. Теперь казалось, что весь корпус пробует выскользнуть из-под ног. Чувствовалось, как он тянет вперед.
- Около двадцати, - сказал Дудаков. Расправил бороду и добавил: - Поднимем еще сколько-нибудь.
- Хорош, - ответил вцепившийся в рубку Дымов.
Они стояли нагнувшись вперед, грудью в ветер, а мимо них по обоим бортам летела вогнутая блестящая вода. Справа промелькнул красный треугольный бакен. Промелькнул и зарылся в налетевшей на него пене.
- Курс чистый вест, - приказал Дудаков, и "Смелый" круто свернул.
На повороте Васька чуть не вылетел за борт, а на новом курсе вдруг начало бить. Короткий удар, с носа ливень брызг, прыжок и снова удар. "Смелый" пошел против волны.
- Хорош! - громче, чем в первый раз, сказал Дымов. Даже он опьянел от ветра и быстроты.
- Неплох, - ответил Дудаков. - Ситников, не катайся на курсе!
Из машинного люка вдруг высунулась голова Суноплева, взъерошенная и лоснящаяся. Он подмигнул и захохотал:
- Даешь! - И сразу исчез.
Корпус дрожал все сильнее, вода и пена по бортам смешивались в сплошную ленту, ветер гудел полной мощью трех моторов по полтораста сил.
- Все двадцать пять, - сказал Дудаков, но в голосе его было удивление и почти тревога.
Внезапно зазвонил машинный телеграф. Какого черта он звонит, когда с рубки его никто не трогал? Указатели два раза прокатились по всему циферблату и стали на "самый полный". Потом из переговорной трубы кто-то закричал петухом.