Начальник дивизиона был мрачен. Он вез из Ейска двух уток и свинью и попал в шторм. Утки, привязанные за шеи к сорокасемимиллиметровой, были смыты за борт - остались одни головы. Свинья, посаженная в ящик для мокрой провизии, от морской болезни совершенно осатанела и теперь отказывалась идти.
- Слезешь, салага чертова?
Васька вскочил:
- В штаб требуют, товарищ начальник. Сказывали - срочно.
- Срочно? - И начальник задумался. Свинья была доведена до полпути, но на это потребовалось около двадцати минут. Она отчаянно упиралась и пахала песок всеми четырьмя. Когда же он перевязал ее за заднюю ногу - на заднем ходу оказывала не меньшее сопротивление. Куда ее теперь девать?
- Срочно, - повторил Васька,
- А если она ни туда ни сюда? Бросить ее для срочности?
- Никак нельзя. - Ухаживать за свиньями комсостава никоим образом не входило в обязанности военморов, но Васька об этом не думал. - Я ее куда надо сведу.
- Кишка тонка, - подумав, ответил начальник. - Отнести ее надо.
Васька осторожно ощупал уже замолчавшую свинью.
- Велика, стерва.
- Твоя правда. Три с половиной пуда живой свинины. И еще вонючей. Не отнести, пожалуй. - И вдруг голос начальника повеселел: - Есть игра. Слушай, молодой: не бывает такого поганого положения, чтоб из него не было выхода. Мы поставим ее на якорь, а после штаба я за ней вернусь.
- На какой такой якорь?
- Камни тут есть. Большие. Привяжем выбленочным узлом, и конец… Бей ее под корму! Дай ходу!
Камень оказался в десяти шагах, но эти десять шагов были хуже десяти верст. Свинья билась и моталась во все стороны, ложилась, снова вскакивала и заливалась сплошным визгом. Васька со злости ударил ногой, промахнулся, потерял равновесие и упал навзничь.
- Стоп! - сказал начальник. - Дошли до места. Смотри. - И спокойно стал разъяснять, как делается выбленочный узел: - Два шлага, третий под ними вперехлест. Обтянуть, а потом взять два полуштыка за трос, Понял?
- Не годится, - решил Васька. - Перетрется о камень.
- Ничего не перетрется. Камень круглый, а главное - без нас свинья авралить не станет. Ляжет спать.
Васька с трудом поднялся на ноги. Песок насыпался ему за шиворот и в карманы, хрустел в волосах и царапал спину. Голова его кружилась, и чего-то самого главного он никак не мог припомнить.
- Пошли, - позвал начальник, но Васька наконец вспомнил:
- Сопрут свинью. Обязательно сопрут, если оставить.
- Врешь, не могут спереть. Не понимаешь самой простой стратегии. Никто не ищет свиней там, где их не бывает. А если не искать специально, так ее не найдешь. Темно, и она без огней. Идем, Салажонков.
Они шли к пристани, и Васька ухмылялся. Свинья, снабженная отличительными огнями, действительно выглядела бы смешно. Потом он стал серьезным - вспомнил поиски пропавших сторожевиков. Была такая же темень, и они так же не несли огней. Потом совсем потемнел - со сторожевиков мысль его перескочила на Безенцова.
- В штаб, - неожиданно заговорил начальник. - Помяни мое слово: завтра в море идти. Большие дела наклевываются, молодой, а у меня "Жуткий" подгулял. Дня три ремонта, вошь его задави.
Васька молча взглянул на шагавшую рядом с ним огромную фигуру. Этот был другого сорта. Правильный командир. Из офицеров, однако свой до конца и в бою нельзя лучше.
- Погода завтра будет неплохая, - продолжал начальник. - Комиссар откуда-то выцарапал авиационного бензина. Значит, истребителей не испортим.
За таким не пропадешь. Только и думает что о своих истребителях, Васька не выдержал:
- Куда угодно пойдем, товарищ Дудаков. Куда прикажут.
Он назвал начальника прямо по фамилии, потому что почувствовал его таким же, как Ситников и Дымов. Всем своим голосом, всем существом он рванулся к нему.
- Ясно, пойдем, - просто ответил Дудаков, и Васькино восторженное чувство достигло крайнего напряжения. Он вдруг решился высказать все мучившие его сомнения:
- Безенцов… с нами он, а если по-настоящему…
- Безенцов? - как-то странно переспросил Дудаков.
- Первого мая натворил, и теперь в походе…
Но Дудаков точно не слышал:
- Здорово, чертов сын, одевается. Чуть не каждый день меняет фланелевые брюки. Хотел бы я знать, как он со стиркой устроился… С нами он, говоришь? Верно, что с нами. Его назначили ко мне командиром группы.
Васька промолчал. Он понял: без оснований так говорить не годилось, особенно если Безенцов был назначен на дивизион. Васька уже стал военным человеком.
И все-таки как могли гаду доверять? Неужели не понимают?
Васька ощутил в груди страшную тяжесть и через силу вздохнул. Он был один, совсем один, как тогда на "Разине", и должен был бороться. Но теперь он знал: борьбу следует вести не по-прежнему. Не подставленным ведерком с краской, не струей из брандспойта, не мальчишескими штуками. Нужно смотреть и молчать. Смотреть, пока не увидишь, и молчать, пока не будет о чем сказать.
Придя на базу истребителей, Васька никаких разговоров не завел. Он аккуратно сложил свое обмундирование в головах койки, лег и сразу уснул. Спал он спокойно.
Утром узнали новость: неприятель высадился в станице Ахтарской на Кубанском берегу.
- Вот плешь! - удивился Совчук. - Мы к ним, а они к нам. Надо подумать, высаживались, пока мы под проливом гуляли.
- Верно, - подтвердил уже побывавший в штабе Ситников. - Их-то мы и повстречали, как обратно шли, и от встречи этой потеряли баржу… Задумали им в тыл ударить и, между прочим, проворонили, а выскочи мы первыми, стояло бы наше заграждение им на пути и такие дела делались бы в их тылу, что не до десанта… Выходит, что комиссар в тот раз правильно сказал: на скорость надо воевать, слышь, Скаржинский?
Скаржинский не ответил, Он наклонился над компасом и усиленно стал чистить его тертым кирпичом. Отвечать не приходилось.
После приборки пришли начальник и комиссар.
- Переходим к минной стенке, - сказал начальник. - Наберем "рыбки" и через полчаса выйдем с флотом. Проверить готовность. - И неожиданно обернулся к Ваське: - Свинью, кстати, сперли. Обрезали веревку ножом и увели. Ты, оказывается, лучше моего стратегию понимаешь.
- Сволочи, - ответил Васька, и начальник дивизиона, кивнув головой, ушел к себе на "Зоркий".
Над трубами всех кораблей в порту поднялся густой дым. Кочегары шуровали к походу, - будет дело. На гроте "Буденного" неподвижно обвис только что поднятый флаг командующего флотилией, - большое дело будет. Сам командующий ведет корабли.
Отвесными столбами стоял дым, и красными полосками висели флаги на гафелях. В совершенной тишине, по гладкой утренней воде, перешли истребители к противоположной стенке.
Когда ошвартовались, Васька вспомнил: здесь, как раз на этом месте, стояла баржа. Вспомнил и отвернулся. Он был сильно взволнован.
Приемка прошла быстро и деловито. Каждый заранее знал, на каком месте палубы ляжет следующая мина. От этого работали не думая.
В девять тридцать по сигналу с "Буденного" снялись сторожевики. Через десять минут после них начали сниматься канлодки. Теперь флотилия выходила в полном порядке, с правильными интервалами между уверенно управлявшимися судами. Теперь это была настоящая флотилия.
Истребители снимались последними. За минуту до срока на стенке появился красный и запыхавшийся Безенцов.
- Примите "Смелого". Следовать концевым, - распорядился начальник и, не меняя тона, добавил: - В дальнейшем прошу приходить вовремя.
- Есть, есть! - И Безенцов мягко спрыгнул на палубу "Смелого".
При виде его Ваську охватило неожиданное спокойствие. Так бывает перед боем: волнение только до тех пор, пока исход маневрирования неизвестен, и полная, почти механическая холодность с того момента, как по растущим силуэтам угадаешь, что встреча неизбежна.
Флотилию догнали за поворотным бакеном. На "Буденном" замелькали красные флажки семафора: истребителям стать на буксир к канлодкам.
- Правильно, - сказал Безенцов. - Надо экономить горючее и беречь машинные команды. - Голос его был самую малость слаще, чем это требовалось, но Васька эту малость почувствовал.
"Зоркий" принял буксир с "Буденного", "Счастливый" - с "Красной звезды" и "Прочный" - с "III Интернационала". "Свобода" была слишком непривлекательна, а потому "Смелый" предпочел концевого "Знамя социализма".
Хорошо идти на буксире по штилевому морю. Не хуже стоянки в порту и даже веселее. Покачивается синее небо, плывет вода и плывут берега. Тепло, и думать не о чем, - ведут тебя куда следует. Одному рулевому работа, и то не особая. Совчук вытащил наверх балалайку, Ситников - требовавшие починки рабочие брюки. Четверо мотористов устроились на баке играть в кости.
Так дошли до Белосарайской косы, где стали на якорь.
Огненным шаром налилось солнце, и стеклянный воздух был неподвижен. Горизонт расплылся в горячей дымке. В чем задержка? Кого ждут?
Васька лежал на животе и не отрываясь смотрел на "Буденного". Там на мостике сигнальщик лениво отмахивал красным флажком. Это не имело никакого отношения к оперативным вопросам: он отмахивал сигнальщику с "III Интернационала", который подробно описывал ему семафором свою прогулку с какой-то девицей.
- Харч! - провозгласил моторист Сенник, совмещавший со своей должностью несложные обязанности судового кока. - Сухие щи! - что означало консервы "щи с мясом и кашей", поджаренные на примусе и очень вкусные. Так кормили только на истребителях, и то ради их тяжелой службы.
Ели на верхней палубе ложками прямо из бака, Безенцов вместе с прочими. Закусывали крупно нарезанным, посоленным грубой солью черным хлебом. Разговоров не вели. Когда кончили, Ситников встал: