Когда же наконец наступит рассвет? Тигран помнит: пытаясь отвлечься от тревожных мыслей, он присел к письменному столу и начал! листать свою научную работу "Грибоедов и декабристы в Армении". Он словно воочию видит сейчас перед собой Грибоедова: спокойно сидя перед наследником персидского престола и главнокомандующим вооруженными силами Персии Аббасом Мирзой, Грибоедов невозмутимо диктует ему условия мирного договора. Подрагивающей рукой оглаживая бороду, Аббас Мирза слушает и, не сдержавшись, гневно выкрикивает: "Но Персия еще не сломлена!.." Щуря близорукие глаза, Грибоедов спокойно смотрит на персидского принца. Тигран живо представляет себе и Аббаса Мирзу с длинной черной бородой и маленькими коварными глазками, его украшенную орденами грудь, кривую саблю, и кинжал за поясом, золотые рукоятки их усыпаны драгоценными камнями. Грибоедов, не меняя голоса, продолжает: "Ваше высочество сами поставили себя судьею в собственном деле и предпочли решить его оружием… Замечу только: кто первый начинает войну, никогда не может сказать, чем она кончится… При окончании каждой войны, несправедливо начатой с нами, мы отдаляем наши пределы и вместе с этим неприятеля, который отважился переступить их!.." Сколько раз Тигран читал! эти слова Грибоедова! Он уже знает их наизусть… Но скоро ли рассвет?.. Он встает, опять начинает ходить из угла в угол. Заметив свет в комнате матери, на цыпочках подходит к двери. Чем занята мать, почему не спит? Он осторожно приоткрывает дверь. Мать сидит у письменного стола. Перед нею фотография отца Тиграна. Она плачет…
…Вершина Арарата заалела. Вот-вот взойдет солнце, зальет щедрыми лучами весь мир. В вагоне все спят. Прислонившись плечом к двери вагона, Тигран вспоминает ту ночь. Он так и не заснул тогда. Сон одолел его, когда уже поздним утром, прикорнув на диване, он тревожно задумался о Лусик. Его разбудил телефонный звонок. Аргам, брат Лусик, сообщил о бедствии, постигшем родину, перевернувшем всю его жизнь…
Все это стало только воспоминанием. А теперь они едут на фронт.
На плечо Тиграна опустилась тяжелая рука.
- Природой любуешься, старший политрук? - спросил командир полка Дементьев. - Трудно расставаться, понимаю тебя.
Тигран окинул взглядом рослую фигуру майора, остановившегося рядом с ним.
Он полюбил этого богатого жизненным опытом человека, неизменно бодрого и уравновешенного. Тиграну нравилось, что Дементьев не повышал голоса ни в споре с равными, ни тогда, когда делал замечание подчиненным.
- Красивые поля здесь, - повернулся к Тиграну майор. - Ничего не скажешь, красивые. Тебе, наверно, кажется, что нигде нет таких долин и горных видов. Ведь так, не правда ли? Самые красивые места - это всегда родные поля и горы!
- Нет, почему же, - улыбнулся Тигран. - Я знаю, что есть и более красивые места. Сам видел.
- Зна-аешь… - протяжно повторил Дементьев. - Знать и чувствовать - это разные вещи. Кривишь душой, старший политрук! А вот мне, например, кажется, что нет лучше мест, чем мои саратовские поля, чем берега моей Волги! Какие рассветы и закаты бывают на матушке Волге - описать невозможно! Я и сам знаю, что на свете много живописных мест, но родные поля кажутся красивее всех. И тебе тоже, признайся! Вот вернусь в Саратов и - кто знает? - может, вспомнится тогда эта Араратская долина…
Дементьев глубоко, всей грудью вдохнул свежий утренний воздух.
Расступаясь перед поездом, убегали на восток села, виноградники, зеленые поля люцерны, плантации цветущего хлопчатника, ручейки и мелководная в это время года река Аракс.
- Может, думаешь: "Кто знает, а вдруг в последний раз вижу все это?!"
- Может быть, и так.
Взявшись обеими руками за рамку двери, Дементьев высунулся из вагона, глядя на восток. На его лицо упал темнокрасный отблеск.
- Солнце всходит, - сказал он, снова откидываясь назад и словно не слыша ответа Тиграна. - Оставайся в моем полку, Аршакян. Славно будем жить вместе!
- Будем жить? Или сражаться?
Дементьев махнул рукой - ему не понравился ответ Тиграна.
- Я говорю - будем жить. Для человека, надевшего военное обмундирование, сейчас жить - это и значит сражаться! Оставайся у меня в полку. Слышишь?
- Хорошо, раз так - будем жить! Мне нравится твой полк, товарищ майор.
- Будем жить вместе и постараемся не умереть. Условились? И наш союз благословит начальник политотдела, старший батальонный комиссар Федосов! Хороший он у нас мужик.
Майор бросил взгляд вглубь вагона.
- Ну как, Хачикян, поспал хоть немного?
Вытянувшись перед командиром, солдат с автоматом на груди ответил тоном рапорта:
- Точно так, спал немножко, товарищ майор!
Дементьев посмотрел на него, на сидевших у телефона бойцов и негромко проговорил, обращаясь к Тиграну:
- Хорошие ребята! Вот хотя бы этот Каро Хачикян. Сразу видно - рабочий человек. Хачикян, знаешь старшего политрука Аршакяна?
- Точно так, знаю, товарищ майор!
- Так, смотри, будешь плохо служить - узнает он, напишет вашим. Понятно?
- Точно так, понятно, товарищ майор!
- Ну, раз понятно, буди командиров.
К открытой двери подошли комиссар полка Шалва Микаберидзе, начальник штаба Николай Кобуров и его заместитель Мисак Атоян.
- Любуйтесь рассветом! - весело предложил командир полка. - Кто просыпается позже восхода солнца, тот упускает свое счастье! Поэтому-то я и разбудил вас. Изъявите благодарность!
- Как мы благодарны! - в тон ему воскликнул Микаберидзе. - Прямо всей душой и всем сердцем.
- Боевой у нас комиссар! - одобрительно заметил Дементьев. - Будем жить с тобой, комиссар, будем! А у тебя что с глазами, Атоян? Веки красные. С чего это?
- От кода! - объяснил Микаберидзе. - Днем и ночью с кодом мучается, бедняга.
- Потому, вероятно, и сапоги не начистил, - заметил командир полка. - Учись у комиссара, Атоян! Погляди, как блестят у него сапоги, как он гладко выбрит. Хоть с самим генералом Галуновым встретится, и тот ни к чему придраться не сможет! И мне, братец ты мой, есть чему поучиться у комиссара. А уж тебе, Атоян, и подавно… А код, конечно, важное дело, знать его надо…
Под кодом подразумевались ключи к шифру, которые должен был изучить Мисак Атоян. Прибыв в часть, он не расставался с тетрадками кода, бесконечно выписывал пятизначные цифры, учась искусству передавать донесения при помощи цифр. Ему казалось, что если в боевой обстановке вдруг случится записать не ту цифру, это может послужить причиной поражения всей дивизии. И так же, как начальник штаба Кобуров спал, подложив под голову планшет с военным уставом, так и Мисак Атоян не расставался со своими шифрами. Оба были большими друзьями - воронежец Николай Кобуров и сын карсского ремесленника, невысокий, скупой на слова лейтенант Мисак Атоян. Одному казалось, что командир полка без штаба бессилен, что штаб решает все, а другой полагал, что вести войну без шифров невозможно.
Какие-то птицы с зелеными и синими перышками сидели на телеграфных проводах. Молодой пастух гнал в поле овец. Он остановился, глядя на пробегающие мимо вагоны. Старик колхозник поливал осеннюю люцерну. Опершись одной рукой на рукоятку заступа, он остановился, приветственно помахал проезжающим и что-то закричал. Аршакян знал, что хотел сказать им старый армянин: "Счастливого пути вам и счастливого возвращения со славой и честью! Пусть расцветают цветы там, куда ступите вы ногой, пусть разит без промаха ваш меч!.."
Перед каким-то полустанком поезд замедлил ход и остановился.
- Виноград несут на продажу, - заметил командир полка. - В такую-то рань!
Действительно, к поезду с полными корзинами винограда на плечах бежали девушки и парни.
Аршакян улыбнулся:
- Уезжающим на фронт армяне никогда не станут продавать фрукты за деньги.
- Вот как…
Они выскочили из вагона и пошли к центральной части состава. Девушки и парни раздавали бойцам виноград, некоторые из них передавали полные корзины прямо в вагоны.
- Кого-то там семья встречает, - заметил командир полка. - А ну посмотрим, кто это.
Обступив бойца, его обнимали и целовали женщина, девушка и двое мальчиков. Поздоровавшись с ними, боец поднял на руки младшего сына.
Командиры подошли к нему.
- Твоя семья, Тоноян? - спросил майор Дементьев.
Арсен Тоноян хотел спустить с рук мальчика, чтобы ответить командиру по уставу, но майор движением руки дал понять, что в этом нет надобности.
- Давайте познакомимся! - сказал Дементьев жене своего бойца. - Я - начальник вашего мужа Дементьев. А вас как зовут?
- Манушак, - ответил вместо жены Арсен.
- Манушак? А твое имя, барышня? A-а, Вартуш? Твое, юноша? Так, Вануш. Ну, а твое, разбойник?
Мальчуган уткнулся в шею отца.
- Ну, скажи свое имя, скажи, Артуш-джан, - уговаривал Арсен.
- Значит, Артуш? Вот и хорошо. Итак, сестрица Манушак (он сказал слово "сестрица" по-армянски), мы с вашим мужем едем на фронт, чтобы свернуть шею Гитлеру.
Майор своими огромными ручищами показал, как они свернут шею Гитлеру. Дочка и старший сын Арсена, переглянувшись, засмеялись. Манушак улыбнулась; ей понравилось, что начальник ее мужа такой простой, хороший человек. Маленький Артуш исподтишка поглядывал на Дементьева.
Послышался свисток паровоза. Командиры попрощались и ушли. Они видели, как жена и дети бойца, прижавшись друг к другу, печально смотрели вслед вагону, который увозил от них Арсена. Дети махали руками, Манушак, окаменев, стояла неподвижно,