* * *
В день встречи у ворот посольства Лилина группа сдавала зачет по марксистской философии. Никто не любил и не понимал этот предмет, но приходилось заучивать и отвечать на зачетах малопонятные и ненужные врачам материалы - идеологическая подготовка специалистов в Советском Союзе считалась важнее, чем профессиональные знания. Память у Лили была хорошая, и обычно она довольно просто запоминала даже то, что не в состоянии была понять. Но на этот раз она отвечала на вопросы преподавателя невпопад и вяло. Он что-то спрашивал, а она смотрела куда-то мимо него и все еще видела перед собой белозубую улыбку высокого албанского дипломата.
- Что-то вы сегодня рассеянны, Берг, сказал экзаменатор, - если бы я не знал, что вы хорошая студентка…
У сорокалетнего лысоватого доцента со странной фамилией Погалло была склонность помучить хорошеньких девушек, чтобы подольше посидеть с ними рядом и как следует распалить свою похоть. Он провоцировал их, девушки кокетничали, а он наслаждался их зависимостью от себя. Студентки знали, что преподаватель делал это специально, и, когда не могли отвечать на вопросы, подсаживались к нему ближе, чтобы невзначай коснуться ногой или грудью, и упрашивали поставить зачет. Лиля и сама проделывала этот маневр не раз, но сегодня она вспоминала албанца и совсем не хотела возбуждать чувственность похотливого философа. Она молча сидела и рассеянно и нежно улыбалась своим мыслям.
Близкая подруга понимала состояние Лили и решила отвлечь доцента. Римма придвинулась к нему, прижав его плечо пышной грудью. Доцент даже опешил, но сразу перевел взгляд на Римму, которая уже быстро-быстро тараторила:
- Мы с Берг вместе писали конспекты, видите? - она сунула ему под нос тетрадку.
Экзаменатор принял Лилину улыбку и нападение Риммы на свой счет и зачет им поставил.
Выйдя из института, Римма лукаво покосилась на Лилю:
- Ну, так что тебе сказал иностранец?
- Ничего особенного, - но она опять улыбалась своим воспоминаниям.
- Ой, Лилька, что-то ты много улыбаешься.
В ответ Лиля громко рассмеялась. Римма была закадычной подругой, и скрывать от нее подробности девушка не собиралась:
- Знаешь, он вдруг неожиданно пригласил меня приходить в посольство на приемы по культуре.
- Да? И ты пойдешь?
- Не знаю. А ты бы пошла?
- В посольство? Не знаю. Наверное, пошла бы - это ведь интересно. Слушай, Лилька, он в тебя влюбился.
- Ну уж так сразу и влюбился.
- Я знаю, что говорю: если мужчина с первого взгляда предлагает новую встречу - значит, он или влюбился, или готов влюбиться. А хочешь, я тебе еще что-то скажу? По-моему, ты тоже влюбилась.
На этот раз Лиля рассмеялась так звонко и задорно, что Римма стала беспокойно оглядываться.
Как у всех молодых женщин, их сердца были открыты любви и всегда готовы к ней. Поэтому, идя к дому, Лиля до мелочей вспоминала встречу - как она стояла, как подошел он, как он улыбнулся, как улыбнулась она. "Интересно получилось - все так неожиданно, и уж совсем неожиданно это его приглашение. Хорошо, что я была в голубом платье, мне идет. Наверное, он заметил. Как он улыбался!.. Что это было со мной? - я так разволновалась, выглядела, наверное, дурочкой. А он высокий и симпатичный - интересный мужчина. Сколько ему лет? Наверное, лет тридцать, значит, старше меня лет на семь-восемь…" Она достала из сумки его визитную карточку, которая лежала между учебником по философии, свернутым белым халатом и пудреницей. На карточке Лиля прочла: "Влатко Аджей, третий секретарь посольства и атташе по делам культуры". "О! даже атташе по делам культуры. Должно быть, очень образованный. Как интересно - быть знакомой с настоящим дипломатом. А Влатко - красивое имя. Любопытно побывать в посольстве, там эти вежливые дипломаты и их красиво одетые жены, как на дипломатических приемах в кино. Да, любопытно, конечно. Но стоит ли мне звонить ему? - будто я напрашиваюсь. А как иначе с ним связаться? - не ждать же его опять у ворот посольства? И главное, это ведь он сам первый попросил меня позвонить. Стоит или не стоит?"
Она шла и загибала пальцы: "Стоит - не стоит, стоит - не стоит, стоит…" То выходило "стоит", то "не стоит". "Трудно решиться. Ну если позвоню, чем я рискую? - возьму и позвоню. А там посмотрим".
Жизнь, сама будущая жизнь катилась лавиной волнений, ожиданий и решений навстречу Лиле Берг. Многое, очень многое ждало ее впереди.
* * *
Иногда по вечерам Лиля читала родителям вслух что-нибудь интересное, злободневное. У отца, недавно вернувшегося после шестнадцати лет лагерей, было плохое зрение, а мама так уставала за день на работе и дома по хозяйству, что самой ей читать было некогда и не под силу. А Лиля читала хорошо, четко. После долгой разлуки чтение вслух их объединяло, и они любили эти часы. Потом вместе обсуждали сюжет, идею или какие-то образы и даже фразы.
Недавно в журнале "Новый мир" появилась повесть Ильи Эренбурга "Оттепель". Интеллигенция Москвы, Ленинграда и других городов зачитывалась повестью, журнал проглатывали, передавая друг другу на одну-две ночи, чтобы больше народу могло прочитать.
- Сегодня будем читать "Оттепель", я достала на две ночи, - сказала Лиля.
Павел через лупу просмотрел первую страницу повести:
- О, это Эренбург. Да, да, да, я помню - он еще в двадцатые годы считался одним из лучших молодых писателей, у него были и стиль, и значительность, и глубина. Я припоминаю, как одна из его ранних книг про какого-то мексиканца по имени Хуренито открыла мне глаза на многое. Ну что ж, название "Оттепель" звучит… как это? Эх, я теперь забываю слова, все слова забываются. Да, вот оно, поймал за хвостик, - звучит метафорически. Да, да, надо не потерять это слово опять - метафорически. Значит - "Оттепель"?.. Должно быть интересно. Послушаем.
Мария грустно добавила:
- Людям теперь так хочется читать про оттепель, надоели эти сталинские "заморозки". Может, эта повесть рассказывает про начало новой жизни…
Лиля читала два часа, родители слушали внимательно, переглядывались, когда им что-то особенно нравилось - останавливали ее, просили повторить. Видя их расслабленность, она за ужином весело и как бы между прочим сказала:
- А я сегодня познакомилась с молодым сотрудником албанского посольства. Он просил меня позвонить ему и приглашал прийти на прием по культуре в посольство.
Родители настороженно переглянулись. Мать спросила:
- Где ты с ним познакомилась?
- У посольства, рядом с нашим биологическим корпусом. Он как раз подъехал на машине и вышел.
Мать всплеснула руками, а отец отвернулся. Но Лиля рассмеялась:
- Не волнуйся, папочка, и ты, мама, не огорчайся - что в этом особенного? Это просто знакомство, это ведь не может быть серьезно. Ну, я имею в виду, мои отношения с албанцем. Мало ли - познакомились, виделись несколько минут, он пригласил меня приходить. Я ведь буду там не одна, он сказал, что на приемах бывает много советских. Ну, может, я схожу раз-два, на этом все и кончится.
Мать собиралась было что-то сказать, но опять всплеснула руками и ушла на кухню. Отец подождал, пока она выйдет, и тихо заговорил:
- Лилечка, дорогая, ты уже почти врач, взрослый человек. Ты выросла без меня. Конечно, я не имею права вмешиваться в твои отношения с другими людьми, особенно с мужчинами. Тебе самой решать. Ну с мамой, если захочешь. Я только думаю о том, с кем они, эти отношения. Иностранец - это всегда… как это говорится? Опять забыл слово. Да, вот, вспомнил - чревато. Это чревато осложнениями.
- Но ведь мы только что читали - прошли уже сталинские времена.
- Да, сталинские прошли, но советские остаются.
- Нет, нет, люди не допустят, чтобы это опять… ни за что, на за что! - она запротестовала с такой молодой горячностью, что даже топнула ногой.
- Дочка, я дал себе зарок не надоедать вам лагерными рассказами. Но сейчас вспомнил еще один эпизод. Мне довелось встретиться там с группой из двадцати молодых бывших официанток московского ресторана "Метрополь". До войны, в конце тридцатых годов, в нем часто столовались иностранцы, девушки им подавали. Агенты государственной безопасности заподозрили, что одна из них стала работать на иностранную разведку, но не смогли установить - которая. Тогда они арестовали всех и мучили на допросах. Ничего не добившись, всех сослали в лагерь на пять лет, за "антисоветскую деятельность". Понимаешь? - только за то, что они подавали иностранцам. Подавать супы и улыбаться - это антисоветская деятельность? Я бы многое мог рассказать об этом, но не хочу портить тебе настроение. Подумай о новом знакомстве. Все, связанное с иностранцами, опасно. Да и маму не надо расстраивать, Сама знаешь, какое у нее больное сердце. Нам надо ее беречь.
Уже лежа в постели, Лиля взяла в руки визитную карточку и задумчиво провела по ней пальцем. На приятной на ощупь плотной бумаге было вытиснено золотыми буквами: ВЛАТКО АДЖЕЙ. Она снова и снова беззвучно произносила это странное имя, и ее охватило то же непонятное волнение, которое она пережила при встрече. "Проснусь и решу - звонить ему или не звонить", - подумала Лиля и заснула.
Родители плохо спали и утром бросали на нее встревоженные взгляды. Лиля заметила и решила: спокойствие пережившего так много отца и здоровье больной матери дороже нового знакомства. Она обняла их:
- Не расстраивайтесь, я не стану звонить этому албанцу. Вот его визитная карточка с номером телефона, я рву ее, чтобы ни вы, ни я больше об этом не думали.
И разорвала бумагу.