- Что же, нарисовано-то оно красиво, лошади здорово получились, как живые. Вон и снег из-под копыт летит, как на самом деле. Только это все неправда.
- Почему неправда?
- Не был Сталин в Конной армии в начале 1918 года. Тогда у нас был только небольшой отряд Буденного. Позже присылали к нам Сталина, как члена Военного совета, уже во время Гражданской войны. Но оставался он у нас недолго, и никакого такого парада для него не устраивали. Был у нас свой славный командарм Семен Михайлович Буденный, он и парады принимал. А на картине он где?
- Так значит, это неправда. А мне велят ее повесить на видном месте.
- А вы не вешайте.
- Эх, гражданин военный, тогда ведь меня могут повесить.
Павел решился задать вопрос:
- Вы художника Минченкова знали?
- Якова Даниловича? Конечно, знал - раньше. Он много лет назад уехал из Москвы, и след его пропал.
- Не совсем так, я его нашел.
- Вы нашли Минченкова? Где же он?
- В 1924 году мой полк стоял в Каменском, на реке Донце. Меня поселили в доме учителя рисования. Это и был Яков Данилович.
Юон по-стариковски заволновался:
- Да как же так?.. Что же это?.. Учитель рисования…
- Он там создал нечто вроде клуба для молодежи, интересующейся искусством, и рассказывал им о художниках-передвижниках. А по вечерам мы с ним много беседовали. Очень с ним было интересно.
- Да, да, ему есть что рассказать, через его руки двадцать лет подряд проходили все живописные работы лучших русских художников.
- Он говорил, что пишет о них воспоминания.
- А, вот это замечательно. Ну спасибо, что сказали.
Павел вышел из галереи под большим впечатлением: какие там прекрасные картины - и Репина, и Сурикова, и Левитана! К тому же теперь он получил подтверждение от самого директора, что чем-то похож на Алешу Поповича. Да, и теперь ему совершенно ясно, что новое советское искусство непомерно возвеличивает роль Сталина в организации Красной армии. И еще: какая красивая женщина эта "неизвестная" на портрете! Эх, наверное, в жизни таких не бывает. А жаль…
* * *
На обратном пути Павел обошел Кремль и прошелся вдоль стены по Александровскому саду, где когда-то протекала река Неглинка. От Троицкой башни Кремля через нее был проложен каменный мост, который вел к древнему селению Ваганьково. Мост еще частично сохранился, и по нему Павел вышел на улицу Воздвиженку. Название свое она получила еще в XVIII веке от стоявшего там Воздвиженского монастыря. Это была древняя улица, когда-то с нее начиналась торговая дорога на Смоленск. В 1658 году царь Алексей Михайлович приказал называть ее Смоленской. Тогда там стояли два монастыря и располагались дворы московских бояр. Но когда в начале 1700-х годов сын Алексея Петр Первый перенес столицу из Москвы в Санкт-Петербург, торговля со Смоленском утихла, как и сама улица. В начале ее находился "Аптекарский двор", в котором готовили лекарства и съестные припасы для царского двора, а вдоль Шуйского переулка стояли каменные кухни, пекарни, погреба, в которые тащили ледяные глыбы из Москвы-реки.
Потом там был построен цирк Гине, в котором размещалась первая Московская консерватория. В ней четыре года жил и работал молодой Петр Ильич Чайковский.
В начале XX века на Воздвиженке построили два больших здания: магазин Экономического общества офицеров Московского военного округа (Военторг) и особняк купца Арсения Морозова в мавританском стиле. Улицу замостили булыжником, осветили газовыми фонарями, проложили по ней рельсы для конки, а потом пустили трамвайную линию.
Как раз в этот период на левом ее углу полным ходом шло грандиозное строительство Ленинской библиотеки. Против нее, на месте Аптекарского двора, в одноэтажном здании была устроена Кремлевская больница - для членов нового правительства.
Проходя мимо богатого старинного особняка в мавританском стиле, Павел купил у лотошника пару пирожков с мясом: проголодался за день. Он загляделся на красивый особняк и спросил дворника-татарина, подметавшего перед подъездом:
- Что это за домина такой?
Дворник хитро посмотрел:
- Этот-то, что ли? Это построил для себя Савва Иванович Морозов, богатей, фабрикант ткацких производств.
- А теперь что в доме?
- А теперя-ча? Теперя-ча в доме киятер устроили, - и добавил: - Чтоб им было неладно.
На воротах висела афиша, в тот вечер показывали пьесу Островского "На всякого мудреца довольно простоты", режиссером был Сергей Эйзенштейн. Эта еврейская фамилия заинтересовала Павла. Пьесу он читал: ему очень понравился сочный язык русских купцов. Поэтому Павел решил зайти в "киятер" и посмотреть пьесу. В большом зрительным зале поверху, как в пирке, был натянут канат. К удивлению Павла, персонаж генерала Крутицкого был переделан во французского генерала Жоффра, и исполнявший эту роль актер прошел на сцену по канату над зрителями, а сзади на его штанах можно было разглядеть написанные мелом две первые буквы его имени - "И" и "П". Как Павел потом узнал, это был актер Иван Пырьев. Но от Островского в пьесе не осталось ровно ничего, Павлу все это показалось странным и, в общем, не понравилось: что это за "новое искусство" за такое?
Московские превращения продолжали удивлять его.
10. "Зачем же нам нужна чужая Аргентина?"
На другой день Павел подошел к магазину с вывеской: ВОЕННАЯ ФОРМА ДЛЯ КОМАНДИРОВ КРАСНОЙ АРМИИ - СЛЁЗБЕРГ, остановился у витрины. За стеклом висел большой набор военной одежды разных фасонов. Пока Павел рассматривал витрину, ему почудилось какое-то движение в комнате, но когда он вошел, там никого не оказалось, только из трубы граммофона раздавались звуки музыки. Продолжая осматриваться, Павел прислушался к песне. Хрипловатым голосом пел молодой артист Леонид Утесов:
Служил на заводе Сергей-пролетарий,
Он в доску был сознательный марксист,
Он был член парткома, он был член профкома
И просто стопроцентный активист.Евойная Манька страдам уклоном,
Плохой промежду ними был контакт:
Накрашенные губки, колени ниже юбки,
А это безусловно вредный факт.Товарищ Маруся, оставь свои замашки,
Они компрометируют мене,
А она ему басом: "Катись к своим массам,
Я не хочу бывать в твоей клубе".
По внутренней лестнице в конце комнаты нарочито медленно спускалась молодая изящная женщина в облегающем полупрозрачном платье из крепдешина, таком коротком, что колени оставались открытыми. Черные кудряшки обрамляли узкое белое лицо, которое слегка портил только длинноватый узкий нос. В руке с ярко накрашенными ногтями она держала мундштук папиросы. Павла обдало густым ароматом духов. Ему никогда не приходилось видеть таких элегантных женщин, он ошарашено смотрел на нее и думал - вот они какие, эти городские штучки!
Очевидно, это она была в комнате и видела его, когда он осматривал витрину. Томным низким контральто она на ходу пропела вместе с пластинкой:
- Накрашенные губки, колени ниже юбки, а это безусловно вредный факт, - и звонко рассмеялась.
Женщина подошла к нему, покачивая полными бедрами и заинтересованно оглядывая его с головы до ног, а потом воскликнула с восхищением:
- Ох, какой у вас рост, какой рост!
Павлу показалось, что он узнал удлиненное лицо и разрез больших миндалевидных еврейских глаз с поволокой. Зазывающе смотрели на него эти глаза, полуприкрытые крашеными пушистыми ресницами. Она подошла совсем вплотную, и в низком разрезе платья он с высоты своего роста увидел проем между полными грудями, смутился и даже отступил на шаг. Она усмехнулась и села в глубокое кресло, закинув ногу на ногу: теперь короткое платье скользнуло вверх почти до середины бедер. Затянувшись папиросой, женщина все тем же томным голосом почти пропела:
- А мне про вас рассказывали.
- Кто же? - оторопел Павел, стараясь не смотреть на ее ноги и неловко блуждая взглядом по сторонам.
Она следила за его взглядом, продолжая улыбаться, как бы поддразнивая:
- Вы покупали костюм у Вольфсонов. Его жена Муся - она моя тетя, рассказывала мне про вас с восторгом: военный, еврей, высокий, с орденом. И фотографию мою она вам показывала. Ну, как вы находите - в жизни я лучше или хуже? Хотите сказать мне комплимент?
Он вспомнил, как тетка хвалила ее чистоту и невинность, и подумал, что такой еврейской девушке полагалось бы сидеть скромно с полуопущенными ресницами и прикрытыми коленями. Ее вызывающее поведение никак не подходило под определения тетки. Заподозрив, что Муся наверняка говорила ей и о сватовстве, он решил сказать то, что она хотела услышать:
- Мне кажется, вы намного лучше.
- Ого, да вы комплиментщик, товарищ красный командир. А влюбиться в меня не боитесь?
От такого откровенного заигрывания Павел оторопел: у него почти не было опыта романтического общения с горожанками. В армейских походах его контакты с женщинами ограничивались коротким и быстрым любовным угаром, он даже их лиц почти не помнил. Но тут ему пришел на ум образ Эллочки-людоедки из недавно опубликованной книги Ильфа и Петрова "Двенадцать стульев", которая ему очень понравилась: у этой девушки явно была та же манера поведения. Он вздохнул и попросил:
- Знаете что - если у вас есть, продайте мне военный костюм хорошего качества и сапоги шевровые.
- Почему же нет? - взгляд сделался еще призывнее. - Для вас у меня многое есть, очень многое.
Потом она оглядела его с головы до ног, на этот раз профессиональным взглядом продавца:
- Вам пойдет китель-фрэнч, "сталинка", как мы его называем. Теперь такой китель носят все солидные мужчины с положением: и Сталин, и Троцкий тоже. Сейчас принесу.