- Мы, как и положено, зарегистрировались в гостинице, и нам дали две смежные комнаты - именно так мы и заказывали. Маме немного нездоровилось после дороги, и мы поужинали в номере. Я была до крайности возбуждена тем, что завтра увижу знаменитую выставку. Но дорога утомила и меня - когда переплывали Ламанш, нас здорово качало, - и я крепко заснула. Проснувшись утром, я позвала матушку. Она не отозвалась, и я пошла ее будить. Но вместо матери я увидела в ее постели какого-то французского генерала.
- Mon Dieu! - воскликнул Скриппс.
- Я страшно перепугалась, - продолжала официантка. - Потом позвонила, чтобы вызвали управляющего. Пришел портье, и я попросила объяснить, где моя мать. "Что вы, мадемуазель! - ответил портье. - Мы и знать не знаем. Вы приехали сюда с генералом таким-то…". Как, бишь, его? Никак не припомню фамилии…
- Пусть будет генерал Жоффр, - предложил Скриппс.
- Да, что-то вроде этого, - сказала официантка. - Я была сама не своя от страха. Вызвали полицию, я потребовала регистрационную книгу. "Увидите, - говорю, - что я записана вместе с матерью". Пришли полицейские, и портье принес книгу. "Вот смотрите, мадемуазель. Вы записаны тут с этим генералом, с ним и приехали вчера вечером в нашу гостиницу". Я была в отчаянии. Наконец, вспомнила, где находится парикмахерская. Послали за парикмахером. Ажан привел его в гостиницу. "Я вчера заходила к вам со своей матерью, - сказала я парикмахеру. - И мать купила у вас флакон нюхательной соли". "Я хорошо вас помню, мадемуазель, - отвечал парикмахер. - Но вы были не с матерью. Вы были с пожилым французским генералом. И он, кажется, купил щипчики для усов. Во всяком случае, покупка записана в моих книгах, можно уточнить". Я себя не помнила от горя. Тем временем полицейские привели извозчика, который доставил нас от вокзала в гостиницу. Он тоже клялся, что я была не с матерью… Ну как, не надоела вам моя история?
- Продолжайте, продолжайте, - сказал Скриппс. - Если бы вы только знали, как трудно найти хороший сюжет!
- Ну, - сказала официантка, - да это почти и все. С тех пор я больше никогда не видела мамы. Обратилась в посольство, но и там ничем не могли помочь. Правда, в конце концов они установили, что Ламанш я переплыла вместе с нею, но большего добиться не удалось. - На глазах немолодой официантки выступили слезы. - Так я больше и не видела своей мамочки. Никогда. Ни разу.
- Ну, а что генерал?
- В конечном итоге он одолжил мне сто франков - деньги небольшие, даже по тому времени. Я поехала в Америку и стала официанткой. Вот и вся история.
- Да нет, наверно, не вся, - усомнился Скриппс. - Голову даю наотрез, что не вся.
- Знаете, иногда и мне так кажется, - согласилась официантка. - Я чувствую, что это далеко не все. Должно же быть какое-то пояснение наконец. Сама не знаю, почему эта история сегодня с самого утра не идет у меня из головы.
- Хорошо, что вы сбросили с души этот груз, - сказал Скриппс.
- Да, - усмехнулась официантка, и морщинки на ее лице разгладились. - Даже как-то легче стало.
- Скажите, - спросил ее Скриппс, - не найдется ли в вашем городе для нас с пичугой какой-нибудь работы?
- Честной? - спросила официантка. - Я знаю только о такой.
- Да, честной, - подтвердил Скриппс.
- Я слышала, требуются рабочие на новую помповую фабрику, - сказала официантка.
В самом деле, почему бы ему не попробовать делать что-нибудь руками? Работал же ими Роден. Вон и Сезанн был мясником. А Ренуар - плотником. Пикассо в детстве работал на табачной фабрике. Гилберт Стюарт - тот самый, что нарисовал знаменитые портреты Вашингтона, репродукции которых висят теперь в каждом классе любой американской школы, - Гилберт Стюарт был когда-то кузнецом. А еще Эмерсон… - подручный у маляра. Джеймс Рассел Лоуэлл, как слышал Скриппс, в молодости служил телеграфистом. Как тот парень на станции. И кто знает, может, и он, этот местный телеграфист, уже пишет свой "Thanatopsis" или это, "Водяным птицам". Почему бы тогда и ему, Скриппсу О'Нилу, не поступить на помповую фабрику?
- Вы еще зайдете? - спросила официантка.
- Если позволите.
- И пташку свою тоже приносите.
- Хорошо, - сказал Скриппс. - А сегодня она, бедняга, устала. Право, ночь выпала нелегкая, особенно для нее.
- Еще бы! - согласилась официантка.
Скриппс снова вышел на улицу. В голове у него окончательно прояснилось, и он чувствовал себя готовым к новой жизни. Помповая фабрика - это тебе не фунт изюму! Помпы теперь везде нужны. На Уолл-стрите в Нью-Йорке люди каждый божий день наживают и теряют на помпах целые состояния. Скриппс сам слышал об одном таком - меньше чем за полчаса он сорвал на этих помпах куш в добрых полмиллиона. Уж они-то знают, откуда ветер дует, эти великие дельцы с Уолл-стрита.
Оказавшись на улице, он оглянулся на вывеску. "Кус на любой вкус". Хорошая приманка, ничего не скажешь. Правда ли, что у них поваром негр? Один раз, когда окошечко на кухню осталось приоткрытым, ему на миг показалось, будто там мелькнуло что-то черное. А может, повар просто вымазался возле плиты?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
"БОРЬБА ЗА ЖИЗНЬ"
И я торжественно заявляю, что не имел ни малейшего намерения кого-либо опорочить или очернить, ибо, хотя все тут доподлинно списано с книги природы и вряд ли найдется хоть один персонаж или событие, взятые не из моих собственных наблюдений и опыта, я постарался всячески затемнить выведенные образы различными обстоятельствами, ложными приметами и красками, так чтобы сквозь них не проглядывали подлинные приметы времени, а если они и проглядывают. то разве только там, где изображаемый порок настолько незначителен, что кажется выдумкой, над которой и сам прототип может посмеяться вместе со всеми.
Генри Филдинг.
1
Скриппс пошел искать место. Честное слово, ему не повредит поработать своими руками. От закусочной он двинулся мимо парикмахерской Маккарти. Заходить туда он не стал. Выглядела парикмахерская так же заманчиво, как и раньше, но Скриппсу в первую очередь нужна была работа. Он резко свернул за угол и очутился на главной улице Петоски. Красивая широкая улица, по обеим сторонам кирпичные и каменные дома. Улица привела Скриппса к той части города, где находилась помповая фабрика. Он растерянно остановился у входа. А в самом ли деле это помповая фабрика? Правда, рабочие непрерывно выносили оттуда помпы и ставили их на снег, а потом обдавали водой из ведер, чтобы они покрылись ледяной коркой, которая защитит их от зимней непогоды не хуже любой краски. А вправду ли это помпы? Может, тут какой-нибудь подвох? Эти помповые дельцы - известные бестии.
- Послушайте! - обратился Скриппс к одному из рабочих, который поливал водой еще не обсохшее, только что вынесенное новенькое изделие, стоявшее на снегу как бы в молчаливом протесте. - Это помпы?
- Со временем будут помпы, - сказал рабочий. Скриппс наконец удостоверился в том, что это-таки помповая фабрика. Его не проведешь. Он пошел к дверям. На них висела табличка:
ВХОДИТЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ. ВАМ ТОЖЕ.
"И мне?" - подумал Скриппс. Потом постучал и вошел.
- Я хотел бы поговорить с управляющим, - сказал он, стоя в темноте.
Мимо него сновали рабочие с новыми, еще не обработанными насосами на плечах. Они мурлыкали обрывки каких-то песен. Рычаги гремели, словно протестуя. На некоторых помпах рычагов не было. "Им, пожалуй, еще и повезло", - подумал Скриппс. К нему подошел невысокого роста человек - крепко сбитый, приземистый, с широкими плечами и мрачным лицом.
- Вы хотели видеть управляющего?
- Да, сэр.
- Я тут мастером. Мое слово - закон,
- А нанимать и увольнять тоже имеете право? - спросил Скриппс.
- Могу и то и другое. За милую душу, - ответил мастер.
- Мне нужна работа.
- Опыт есть?
- В помповом деле нет.
- Ладно, - сказал мастер. - Будете работать сдельно. Эй, Йоги! - позвал он одного из рабочих, который стоял и смотрел в окно. - Покажи новенькому, где ему приткнуться и как ориентироваться в этих дебрях. - Мастер внимательно осмотрел Скриппса с ног до головы. - Я австралиец, - сказал он. - Надеюсь, вам понравится у нас на фабрике.
Рабочий, которого звали Йоги Джонсоном, отошел от окна.
- Рад познакомиться, - сказал он.
Это был коренастый, хорошо скроенный человек. Один из тех, кого можно встретить почти всюду. Он, казалось, немало повидал на своем веку.
- Ваш мастер - первый австралиец, которого я вижу в жизни, - сказал Скриппс.
- Да никакой он не австралиец, - возразил Йоги. - Просто во время войны служил вместе с австралийцами и вот с тех пор под впечатлением.
- А вы были на войне? - спросил Скриппс.
- Да, - сказал Йоги Джонсон. - Я пошел первым из Кадиллака.
- Наверное, есть что вспомнить?
- Для меня это много значило, - подтвердил Йоги. - Идемте, покажу вам наше хозяйство.