- Увидите отца - не вздумайте звать его домой! - наказывала она нам. - Расскажите ему, как мы здесь живём… Если можно будет, мы всей семьёй переедем к нему. Здесь больше оставаться нельзя.
В горах Нюцигоу мы всех встречных расспрашивали об отце. Один пожилой китаец - звали его Гао - сказал надо, что он слышал про одного корейца по имени Ким.
- Он командовал тут отрядом. Только не знаю, точно ли это ваш отец.
Тогда я показал ему фотографию, на которой отец был снят ещё молодым. Гао долго всматривался в снимок. А потом схватил меня за руку:
- Тебя зовут Ким Ен Гир?
Сердце у меня сильно забилось.
- Да, да, я Ким Ен Гир. А это моя сестра. Скажите, вы знаете нашего отца?
Гао глубоко вздохнул.
- Хорошо, что вы всё же пришли… Идите за мной!
Он приотворил узкую дверь фанзы и вышел наружу.
Мы последовали за ним. Небо было хмурое; собирался идти снег… Мы долго пробирались по лесу и наконец вступили на узкую горную тропинку. Миновали гору… И перед нами выросла другая, густо поросшая диким виноградником и старыми тёмнозелёными соснами. Лес шумел под порывами ветра. Над вершиной горы парил одинокий орёл. Никакой дороги здесь уже не было, и старик вёл нас напрямик. Мы едва поспевали за ним, с нас градом лил пот. Стараясь не отстать, мы выбивались из последних сил.
Но вот мы добрались до вершины горы и так и застыли на месте… Перед нами на ровной площадке был насыпан большой могильный холм. На камне красными иероглифами было выведено: "Здесь погребён корейский герой командир отряда Ким". И немного пониже: "От китайских граждан".
Сестра заплакала, а я спросил с сомнением:
- А может, это не отец?
- Здесь лежит твой отец, мальчик, - сказал старик, и слёзы выступили у него на глазах. - Он погиб в прошлом году, тринадцатого июля. Это был настоящий герой. В июле партизанский отряд окружили японцы. Чтобы прорвать вражеское кольцо, партизаны разделились на три группы. Командир Ким оказался отрезанным от них. Он спрятался вон за тот большой камень, - старик указал рукой вперёд, - и стал отстреливаться от японцев. Скольких он тут уложил, трудно и сосчитать. Потом его ранили, но он всё равно продолжал стрелять и продержался до ночи. К утру японцы убрались отсюда. На другой день я отправился в лес за дровами и в одной лощине наткнулся на Кима… Он был без сознания. Я унёс его из лощины и спрятал в одной из пещер. Туда я таскал ему еду и воду; привёл своего старого соседа, чтобы тот оберегал его покой. Да только обошла нас удача! Дни стояли жаркие, и рана у Кима загноилась. Сосед искал для него лекарственные травы, даже богу молился… Но ничего не помогало… На третий день ваш отец умер.
Выслушав рассказ старика, мы с сестрой горько зарыдали.
Ким Ен Гир остановился, чтобы перевести дыхание. Сестра его с трудом удерживала слёзы, губы у неё были закушены до крови. На лицах бойцов читалось глубокое волнение.
- Старик принялся нас успокаивать… Он вытащил из-под памятника свёрток в промасленной бумаге и сказал, что это оставил для нас отец. Я торопливо развернул свёрток и увидел записную книжку и клочок полотна от отцовской рубашки. На полотне было кровью написано по-корейски: "Борись, сынок! Борись вместе с китайским народом против захватчиков - до полной победы!"
Глава вторая
На память - пуля, залитая кровью
Однажды Ким Ен Гира ранило. Он лежал в госпитале, расположенном возле устья реки Серебряной. К тому времени город Фынчен был уже освобождён, и Кимы послали своей матери письмо. Оставив дом на попечение невестки, мать забрала с собой младшего сынишку, совсем ещё мальчика, и отправилась навестить свою дочь и раненого сына.
Дочери мать не застала: та дежурила в палате тяжело раненых. Увидев мать, Ким Ен Гир сел на постели, глаза его засветились радостью.
Прошло уже два года, как Ким и его сестра покинули родной дом. В чёрных волосах матери появились седые пряди; на её старой серой юбке прибавились новые заплаты.
Она присела на край постели и принялась расспрашивать сына о его скитаниях. Когда она услышала, как погиб её муж, глаза её остались сухими и только чуть покраснели…
- Вы правильно сделали, что вступили в Народно-освободительную армию! - твёрдо сказала она. - Смотрите же, честно выполняйте свой долг!
Она крепко пожала руку своему сыну.
Сердце его переполнилось горячей любовью к матери… Бедная, сколько горя, сколько невзгод пришлось ей вынести за свою жизнь!..
Рассказав сыну, как живёт его жена, мать вынула из-за пояса вышитый кисет с разноцветными шёлковыми кисточками по краям.
- Этот кисет велела передать тебе жена, - сказала она с улыбкой. - Береги его!
На кисете была надпись: "Герою, уничтожающему врагов". Ким Ен Гир весь так и просиял от радости.
Мать между тем открыла корзину, сплетённую из ивовых прутьев. Корзина была доверху наполнена пышными золотистыми пирожками.
- Бери, это твои любимые!
Ким, как ребёнок, обрадовался угощению.
- Товарищи! - обернулся он к соседям по палате. - Отведайте-ка наших корейских пирожков!
Раненые стали отказываться:
- Не нужно, оставьте их себе.
- Да что там "не нужно"! Кушайте!.. - И мать Кима, подозвав к себе младшего сына, велела ему положить возле каждого раненого по нескольку пирожков.
В палату вошли врач и Сяо Цзян, совершавшие обычный обход. Врач промыл Киму рану и наложил на неё лекарственную мазь. Сяо Цзян сделала перевязку.
- Послушай-ка, дочка, - тихо обратилась к ней мать Кима. - Как ты думаешь, не опасная у него рана?
Сяо Цзян поправила свои косички и улыбнулась:
- Не волнуйтесь, не волнуйтесь, мамаша! Ничего опасного нет!
- О нас здесь очень заботятся, мама, - сказал Ким. - Я уже почти совсем поправился.
Опираясь на плечо младшего брата, он вышел вместе с матерью во двор погреться на солнышке.
Река Серебряная с журчаньем сбегала с гор и исчезала за лесом… В горах среди густой зелени алели волчьи ягоды.
Мать с сыновьями присела на каменную скамью. Ким Ен Гир, улыбаясь, достал из кармана несколько листков - это были благодарности командования за проявленную в боях отвагу. Он протянул матери и два ордена. Мать бережно держала ордена на ладони, лицо её сияло радостью и гордостью.
- И двух лет не прошло, сынок, как ты в армии, а гляди-ка, успел уже отличиться!.. Наденешь свои ордена - и всюду тебе почёт и уважение!
- Знаешь, мама, - закурив сигарету, сказал Ким, - славой нашей мы обязаны Китайской коммунистической партии и председателю Мао. Если бы ты видела, как китайские товарищи помогали мне, как они меня воспитывали! Вот, к примеру, мой командир взвода Чжан Ин-ху. Запомни это имя, мама! Сколько я видел от него добра! Мне сейчас самому смешно вспоминать о том времени, когда я только что пришёл в часть. Объявили как-то тревогу… Товарищи мои быстро оделись, приладили свои ранцы. А я замешкался… Привык к крестьянской одежде: там ведь не смотришь, где зад, где перёд!.. Вот и надел брюки задом наперёд… Чжан Ин-ху - он был тогда командиром отделения - и другие бойцы помогли мне разобраться с одеждой, затянуть ранец, надеть обмотки, завязать шнурки на ботинках… Один я с этим век бы возился! Бегать быстро я тоже не умел. Когда я побежал, патронташ у меня отвязался и больно бил по спине. Одной рукой я сжимал винтовку, другой придерживал патронташ. Посмотрел бы кто на меня со стороны - умер бы со смеху!
Многому научили меня товарищи. И прицеливаться, и стрелять, и бросать гранаты, и драться врукопашную. Они не жалели для меня ни сил, ни времени… Командир отделения сам показал мне, как надо чистить винтовку. Он разобрал её на части и называл каждую из них: вот это спусковой крючок, а тут - боевая пружина. И я был старательным учеником, мама!
Как-то зимой выдались трудные, тяжёлые дни. Таких я за всю свою боевую жизнь не запомню! Обувь у нас износилась, мы разорвали свои рубашки, лоскутьями обвязали ноги. И, пройдя чуть не босыми больше сотни ли, с ходу выбили противника с одной высоты!
А есть нам в этот день было нечего…
На высоте стояли высокие голые деревья. На самых верхушках белыми шапками лежал снег. К ночи поднялся буран. А нам нужно было удержать позицию до подхода главных сил. И мы её удержали! Враг не смог отбить у нас высоту и отступил…
Ночь была холодная-холодная. Винтовку можно было держать, только закинув за спину или обняв руками. Дотронешься до неё ладонью - и рука примерзает к стволу. Горнист поднёс к губам трубу - так пришлось отдирать её вместе с мясом. Ноги у меня закоченели, и, чтобы согреть их, я расхаживал взад и вперёд. Пустой желудок тоже, казалось, замёрз. На глаза невольно навёртывались слёзы… А командир отделения ободрял нас:
- Враг не смог выбить нас с горы! - сказал он. - Теперь он думает, что мы все здесь перемёрзнем. Но мы - бойцы коммунистической армии и не испугаемся трудностей! Держитесь, товарищи!.. Старайтесь побольше двигаться и гоните, гоните от себя сон! Я уверен, задание будет выполнено и мы одержим победу над врагом.
Он отправил бойцов на посты, а меня задержал в укрытии и не велел никуда уходить.
- Вы, корейские товарищи, и без того делите вместе с нами все трудности фронтовой жизни… Нелегко вам приходится. О вас, как о новичке, я обязан заботиться больше, чем о других.
Протесты мои на него не действовали. Увидев, что я совсем замерзаю, он снял с себя шинель и заставил меня одеться.
- А ну-ка, устроим бег на месте… Может, согреемся.
Он взял меня за руку, и мы с ним немного попрыгали…