Это был Аркадий Дмитриевич Кокоткин, довольно известный человек, особенно среди постоянных посетителей театров, увеселительных заведений и среди дам более или менее вольного обхождения. Он занимал видное место, был немножко ученый, немножко литератор, немножко музыкант, друг актрис и содержанок, замечательный нахал, говоривший о чем угодно с великим апломбом, и циник, заставлявший краснеть даже самых отчаянных бесстыдников и бесстыдниц.
Он преуспевал, мечтая о блестящем венце своей карьеры, и имел репутацию талантливого человека.
"А главное - перо! Что за бойкое, хлесткое перо у этого Кокоткина! О чем бы он ни писал - записку ли о разведении лесов или об уничтожении мировых учреждений, статейку ли о шансонетной певичке или исследование о домах терпимости, - везде бойкость и стиль!"
Так говорили о нем везде и похваливали. Действительно, у Кокоткина перо было не только бойкое, но и повадливое.
- Кокоткин, изобразите!
- В каком духе-с?
- В таком-то…
И Кокоткин изображал - и сделался, в некотором роде, персоной.
Тем не менее его цинизм все-таки несколько шокировал, и о нем ходило множество анекдотов. Один из последних, циркулировавших в городе и, без сомнения, выдуманный кем-нибудь из шутников, если не самим же Кокоткиным, был очень характерен.
Рассказывали, будто какой-то крупный промышленник однажды приехал к нему на квартиру и, предлагая ему промессу в пять тысяч за хлопоты, говорил убеждающим конфиденциальным тоном:
- Поверьте, Аркадий Дмитрич, это останется между нами. Ни одна душа не будет знать…
- А я вот что вам скажу, любезнейший, - возразил на это с веселым смехом Кокоткин, - вы лучше дайте мне десять тысяч и рассказывайте кому угодно.
Анекдот гласит, что проситель опешил.
Еще бы не опешить!
Вероятно, проситель, видавший на своем веку немало всяких людей, в первый раз увидал такого откровенного и, разумеется, исключительного бесстыдника в наше время экономии, бережливости и бескорыстия.
- А вы разве не чтите субботнего дня, Николай Николаич? - воскликнул с веселым смехом Кокоткин, пожимая приятелю своему руку. - И отчего вы сегодня не в храме божием, как подобает благонравному россиянину? Ужели за работой? Помешал?
- Нисколько. Писал письмо… Успею. Садитесь. Что нового, Аркадий Дмитрич, - вы ведь все знаете? Прикажете сигару?
- А у вас какие? Для друзей? - засмеялся Кокоткин, снимая перчатки.
- Хорошие.
- Тогда давайте.
Он грузно опустился в кресло, заложил одну ногу на другую и, закурив сигару, сделал довольную мину и продолжал крикливым, громким тенорком, пощипывая свою темную бородку:
- Сигара недурна… Очень недурна… А я ведь к вам, Николай Николаич, завернул, между прочим, за билетиками… Уважьте приятелю.
- Опять для дам?
- Ну, конечно, для дам, - захихикал Кокоткин, - для двух, знаете ли, недурненьких девочек… Хотят Москву поглядеть. Желаете, они сами явятся к вам сюда, как-нибудь вечерком за билетами? Одна из них, Мария Ивановна, сложена, я вам скажу…
И, приняв вид знатока по этой части, Кокоткин вошел в невозможные подробности насчет достоинств этой Марьи Ивановны, смакуя их с видимым наслаждением развратника.
Щетинников слушал собеседника, не разделяя его восторгов и с скрытым презрением к этому истасканному и до мозга костей развращенному виверу. Сам он не был развратником и вел более или менее правильный образ жизни, благоразумно оберегая свое здоровье и имея связи, гарантирующие его и от увлечений и от излишеств. Он недаром уважал гигиену.
- Так прислать к вам дамочек, а?
- Нет, не надо. Я пришлю билеты вам.
- А познакомиться с ними не хотите?.. Да что вы, Иосиф Прекрасный, что ли? Не любите бабы?.. Да я без нее пропал бы от скуки. Или к женитьбе себя сохраняете, ха-ха-ха! Кстати, как ваши дела с Куницыной?
- Идут помаленьку.
- На каком пункте, дружище? Срываете уже мирные поцелуи или только по части рук… До каких пор дошли: до локтя или пробавляетесь пока еще у пульсика?..
- Да полно вам врать, Аркадий Дмитрич!
- Нет, вы поймите, это важно… очень важно. Флирт флирту рознь. Ведь не влюблены же вы в эту барышню, надеюсь, а хотите, так сказать, прикарманить ее триста тысяч?.. Вы ведь тоже малый не промах… ха-ха-ха!
Даже Щетинникова покоробило от этих сочувственных замечаний, и он заметил:
- Просто хочу сделать выгодную партию.
- Ну это, мой друг, то же, что и я говорю, только мягче выражено. И потому надо, чтобы она втюрилась… Флирт этому способствует, особенно относительно старых дев. С ними надо действовать по-суворовски… Только смотрите, молодой мой друг, не проморгайте трехсот тысяч.
Щетинников высокомерно подумал: "Не проморгаю, она сама мне после свадьбы отдаст!" - и громко сказал:
- То есть как?
- А так… Я Зою Сергевну вашу имею честь знать. Прежде бывал у них. Она - дева не глупая и деньгу бережет, а главное - холодный темперамент… Мало, знаете ли, расположения настоящего к мужчине… Это какая-то femme-homme . Да глядите, как бы, женившись, вы не получили одной лишь подруги жизни… Денежек можете и не увидать. Она умная дама, Зоя Сергевна… В таких делах надо, мой друг, быть очень осторожным… Меня в дни молодости тоже чуть было не надули…
- Как так?
- Я тоже нацелил барышню с приданым. Ну, конечно, любовь и все такое… сладкие поцелуи - она была недурна и молоденькая; я звал ее Асей, она меня - Арочкой, одним словом - идиллия… Все было готово. Назначен день свадьбы. А папенька обещал перед свадьбой в руки мне сто тысяч привезти. День проходит - нет моего папеньки. Ну я, как был во фраке, к ним в дом… Невеста уехала в церковь, а папенька собирался. Так и так, говорю, "argent comptant" . Он, шельма, туда, сюда… "Будьте, говорит, спокойны, завтра получите…" - "Ну, так и я завтра буду венчаться!" - и от него домой… ха-ха-ха… Скандал… невеста без чувств, как следует, а я, как видите, до сих пор гарсоном остался, предпочитая свободную любовь… Дня через три после скандала я и подарки потребовал обратно… списочек составил… За что же их дарить?.. За поцелуи?.. Так ведь за это не стоит…
Он залился смехом и заметил:
- А у вас что нового?
- Где у нас?
- Да у Проходимцева?
- Кажется, ничего.
- Ну, так я вам сообщу новость, касающуюся вашего патрона. Да разве вы, его наперсник, ничего не знаете?
- Не знаю. Что такое?
- Он получает еще два банка под свое главное наблюдение.
- Неужели? - изумленно воскликнул Щетинников.
- Кажется, что верно. Вчера вечером "мой" мне сообщил и прибавил: "Как этой каналий везет!" Удивлены и, конечно, обрадованы?
- Мне-то что?
- Ну, полно врать… Он теперь и вас устроит, дай вам бог здоровья и генеральский чин! Не забудьте и нас грешных, - смеясь, прибавил Кокоткин.
Щетинников, несмотря на свой отчаянный скептицизм, был поражен этой новостью.
- Вот что значит ум! - проговорил он, как бы отвечая на собственные мысли.
- Да, умен и кому хотите зубы заговорит!.. Да, кстати, - вдруг точно спохватился Кокоткин, - скажите-ка вашему патрону, чтобы он и мне порадел… Пусть мне место члена какого-нибудь правления устроит, чтобы жалованье и ничего не делать, а то, ей-богу, большие расходы… Одни женщины чего стоят! - добавил, смеясь, Кокоткин. - А ведь командировки не каждый же год!.. - Он помолчал и продолжал: - А если ваша шельма заартачится…
- Тогда что? - не без любопытства перебил Щетинников.
- Тогда, мой милый друг, скажите милейшему Анатолию Васильевичу, что у меня есть очень интересная статья о тмутараканском банке и о деятельности там Проходимцева… Очень пикантная и, главное, полная фактов… Или эта деликатная миссия вас затруднит? Ну, в таком случае я сам заеду на днях к Проходимцеву посоветоваться насчет статьи… Надеюсь, он разъяснит мне… превосходно разъяснит! - с хохотом проговорил Кокоткин.
- Он, кажется, печати не очень-то боится!
- Вы полагаете? Надеюсь, еще боится… Да, милейший Николай Николаич, как вы там с вашим патроном ни фыркаете на прессу, а все-таки лучше с ней быть в ладу до той поры, пока… вы понимаете? И вам советую, по-приятельски, на будущее время водить дружбу с журналистами. Однако addio… Пора! Уж первый час! Мы сегодня завтракаем за городом… Partie carree! - прибавил Кокоткин и поднялся с места.
Проводив гостя, Щетинников подумал: "И без того этот Кокоткин нахватывает с разных мест тысяч пятнадцать, а теперь будет двадцать получать. Вот как дела люди делают. Проходимцев, наверное, сделает его членом. Даже такие нахалы ценятся!"
Взволнованный только что сообщенной новостью, он быстро и нервно ходил по кабинету. Сегодня же он поедет к Проходимцеву, и тот, вероятно, сообщит ему в чем дело. Странно только, что вчера они виделись в правлении и Проходимцев ни слова не сказал.
Если слух окажется справедливым, тогда, быть может, и его звезда поднимется, а там… кто знает? С энергиею и умом чего нельзя достигнуть?!
И Щетинников долго еще ходил по комнате, увлеченный самыми приятными мечтами, какие только могут быть в наши дни у свободного от всяких предрассудков современного молодого человека.