Мы с грохотом несемся по идущей под уклон дороге прямо на артиллерийскую батарею на конной тяге. Солдаты и лошади шарахаются в неистовой панике от танка, который мчится, паля трассирующими пулями из обоих пулеметов.
Порта несется сломя голову на стоящую между двумя домами гаубицу. На ее лафете окаменело сидят трое артиллеристов с полными мисками в руках. У одного во рту ложка. Очевидно, у них время обеда. Гаубица исчезает под гусеницами.
В зеркало заднего обзора мы видим, как солдаты ползают по земле и бранятся вслед нам.
- Будь оно все проклято! - кричит вскоре Порта. - Танк выходит из строя! Нельзя даже полагаться на моторы, которые выпускают эти жуликоватые нацистские промышленники!
- Что случилось? - нервозно спрашивает Старик.
- Танк замедляет ход, как еврей по пути в эсэсовские бараки, - отвечает Порта, злобно ударив ногой по рычагу переключения скоростей.
Мы быстро поднимаем капот двигателя. Не можем найти никакой неисправности. Все, что опробуем, как будто работает нормально.
- Спускайся сюда, - кричит Порта, дернув меня за ногу, - но да поможет тебе Бог, если этот гроб застрянет или если повредишь шестерни!
Меня грубо бросают на место Порты за рычаги управления. Нервничая, я веду танк прямо к глубокой лощине и останавливаюсь на самом краю.
Порта с Хайде начинают копаться с моторе.
- Черт возьми! - произносит Старик, подергивая себя за ухо. - И должно же это было произойти во время прорыва между атакующими колоннами противника. Хуже быть не может!
- Я бы не сказал, - отвечает Порта. - Лучше вышедший из строя мотор, чем снаряд из пушки Т-34 в заднюю часть.
- Свяжись с Легионером, - приказывает Старик Хайде. - Скажи, пусть возьмет нас на буксир.
Но Легионер въезжает на холм, не слыша вызова. И тут его T-IV взрывается. Высоко в воздух взлетает столб синевато-белого огня. Крышка башенного люка летит над степью, словно брошенный диск.
Мы с облегчением видим, как Легионер и Профессор выскакивают из люка. Трое остальных застряли в бушующем аду. Танк напоминает доменную печь. Звук чуть позже долетает до нас долгим раскатом грома.
Порта залез в моторное отделение, стучит и крутит гайки. Звук такой, словно он хочет разнести "майбах" на куски. Бранит русских, партию и в частности Юлиуса Хайде.
-Это все твоя вина,-кричит он. - Если б ваш а треклятая партия пила бы себе пиво в "Бюргербройкеллере" вместо того, чтобы играть в политику, не было бы никакой треклятой войны, и я в глаза б не видел этого чертова "майбаха". Вот при чем тут ты, скотина!
Два громких удара, и в голову Хайде летит сгоревший клапан.
- Вот и все, - бормочет наконец Порта и вылезает из моторного отделения. "Майбах" мурлычет, как довольный кот.
Мы трогаемся и на ходу втаскиваем Легионера с Профессором в кабину.
Русские пулеметы уничтожают последних наших раненых.
- Остановимся и расстреляем их? - неуверенно спрашивает Старик.
- Невозможно, - отвечает Порта. - Педаль акселератора застряла и не отойдет, пока я вновь не увижу вокруг себя тупые немецкие головы.
Мотор вспыхивает от попадания снаряда. Языки пламени пробиваются через капот в кабину.
Малыш с трудом заставляет работать автоматический огнетушитель. Огонь гаснет. Мотор ревет снова. Для наших ушей это прекрасная музыка. Малыш утирает пот с почерневшего от порохового дыма и масла лица.
- Как хорошо, что у нас есть огнетушители, - едва успевает сказать он перед тем, как в танк бьет какая-то молния и срывает с петель крышки люков.
Я падаю с сиденья, и, кажется, громадная рука вдавливает меня в пол под пушкой. Толстая струя крови заливает глаза.
Малыш падает без сознания среди снарядов. Взрыв бросает его прямо на пушку. Кожаный шлем рвется при ударе о ящик с боеприпасами.
У Барселоны разорван рот. Зубы его обнажены, как у черепа.
Старик думает, что у него сломан позвоночник, но, к счастью, дело не так уж скверно. Мы совместно вправляем позвонки. Его мучительные крики, должно быть, слышны за несколько километров.
- Нашему старому гробу конец, - сухо говорит Порта. - Я не могу сдвинуть его с места! Черт возьми! Дергаем цепочку сливного бачка - и прочь из этого сортира!
- Все наружу! - командует Старик. - Танк взорвать!
Я вылезаю последним и привожу в действие подрывной заряд в башне.
- Думаю, девочки, нужно задрать юбки и побыстрее драпать отсюда, - говорит Порта, указывая на березовую рощу, из которой с любопытством таращатся на нас русские.
Барселона с остальными членами экипажа уже скрылся за холмом. Мы поспешно следуем за ними. В ушах стучит кровь, мы тяжело дышим. В легких боль, носовые перегородки сухие, шершавые от густого порохового дыма в кабине.
Русским видно все, что мы делаем, они могли бы легко перестрелять нас.
- Быстрей! - отрывисто приказывает Старик. - Нужно скрыться за этими холмами. Остальные уже далеко впереди.
- Какого черта Иван не стреляет? - тяжело дыша, спрашивает Порта. - Он мог бы уложить нас, как хромых зайцев!
Хайде спотыкается о какую-то каску и ударяется лбом о большой камень. На несколько секунд он теряет сознание. Мыс Малышом поднимаем его на ноги.
- С таким же успехом можно оставаться здесь, - стонет он, утирая кровь с лица. - Они вот-вот скосят нас из пулеметов. Нам не уйти!
- Кончай ныть, нацистский сверхчеловек, - рычит Малыш. - За этим треклятым холмом тебя ждет полная тарелка вареных свастик, и для особого вкуса мы обрызгали их эссенцией из сушеных прелестей BDM!
- Сил уже нет! - задыхаясь, произносит выбившийся из сил Старик и падает. - Я слишком стар для таких нагрузок. Больше не могу бежать!
- Оглянись, мой старый сын, - усмехается Порта. - Думаю, ты быстро найдешь в себе силы вернуться к камину дяди Адольфа!
Теперь мы понимаем, почему русские не стреляют. Мы нужны им живыми. Меньше, чем в пятидесяти метрах позади, к нам бегом приближается пехотный взвод. Старик вскакивает на ноги с поразительной быстротой.
Вся усталость исчезла. Мы бежим, как олимпийские чемпионы. Джесси Оуэне отстал бы от нас, хотя мы в полном боевом обмундировании. В высокой траве лежит раненый лейтенант. Его левая нога раздавлена, видны кости. Мы забираем его с собой.
- Спасибо, товарищи, - говорит он, его душат слезы.
Русские постепенно приближаются, а у нас для защиты только штыки и боевые ножи. Автоматы остались в танке. У лейтенанта маузер, но что это против целого взвода?
- Хоть бы у нас был пулемет, - говорит, тяжело дыша, Порта. - Тогда б эти сталинские охламоны нашли б себе занятие получше, чем гоняться за нами. Я всадил бы в них столько заклепок, что они сочли бы, будто по ошибке попали на верфь.
- Товарищи, не бросайте меня, - кричит лейтенант, повисший между Хайде и мной. Ему от силы девятнадцать лет, на фронте он явно недолго. На его зеленом мундире нет ни единой награды, а начальство щедро на них, даже если ты лишь махал рукой соседям.
- Фриц, Фриц, подь сюды! - зовут русские. - У нас есть для вас девочки! Фриц, подь сюды! Получишь в подстилки русскую красавицу!
Они догоняют нас. Я вопросительно смотрю на Хайде. Он кивает и делает небрежное движение уголком рта. Мы опускаем раненого лейтенанта. Он издает душераздирающий вопль, делает несколько скачков на одной ноге и падает.
- Нет, возьмите меня с собой, возьмите! Товарищи, не оставляйте меня Ивану!
Но на карту поставлены наши жизни. Лейтенант пытается ползти, но вскоре сдается. Неистово скребет пальцами землю и осыпает себя ею в надежде, что русские его не заметят.
Совершенно запыхавшись, мы достигаем вершины холма и смотрим вниз, в долину шириной километров в шесть-семь, где пасутся сотни белых коров.
Безумно, спотыкаясь на бегу, мы несемся вниз по склону к коровам. Просто чудо, что никто из нас ничего не ломает. Малыш спотыкается о какой-то выступ и катится вниз по склону метров десять. В слепой ярости вонзает в землю боевой нож.
Несколько выстрелов, пули злобно свистят. Мы укрываемся среди коров. Чтобы поразить нас за этими живыми мясными брустверами, требуется, по крайней мере, артиллерия.
Длинный, шершавый язык лижет мне лицо, корова разглядывает меня с дружелюбным любопытством.
Русские шумят, кричат на гребне холма. Пляшут кольцом вокруг раненого лейтенанта. Негромко доносятся два выстрела из нагана, затем взрыв хохота.
- Застрелили его, - сухо говорит Порта, поглаживая по шее корову.
- Жаль, - спокойно произносит Старик. - Он был почти ребенком.
- Сам вызвался на войну, - лаконично говорит Порта.
- Откуда ты знаешь? - спрашивает Барселона.
- Лейтенант в этом возрасте! - улыбается Порта. - Он надел каску в шестнадцать лет. Хотел стать офицером.
- И стал, - вздыхает Малыш, плюнув сквозь зубы в быка, который смотрит на него с удивленным выражением черных глаз. - Только теперь он мертвый офицер.