Внезапно открывается башенный люк. Из него появляется человек в кожанке и грозит кулаком в сторону немецких позиций.
Расчет немецкого противотанкового орудия морально сломлен. Все одиннадцать человек чувствуют себя обреченными и ждут смерти. Это быки, которых выгнали на арену для убоя, а тореадор - Т-34.
Второй подносчик снарядов паникует первым. В отчаянии бежит к лесу со всех ног. Из башни Т-34 вырывается линия трассирующих пуль и оканчивается в фигуре бегущего человека. Четверо танкистов громко смеются. Это месть за Брест-Литовск, где их танки класса БТ крошились, будто яичная скорлупа.
- Чего ж он не давит нас? - спрашивает командир орудия.
- Развлекается, - отвечает заряжающий, обер-ефрейтор, служащий в армии с тридцать девятого года.
Башня Т-34 медленно поворачивается. Опускается ствол 76-миллиметровой пушки.
Громкий выстрел, вспышка взрыва на опушке леса- и немецкая пулеметная группа уничтожена. Пушка снова громыхает, и минометная группа разорвана на куски.
Дизельный двигатель ревет. Из зияющих выхлопных труб вырываются языки пламени. Тяжелый запах жженой солярки обдает дыханием смерти расчет противотанкового орудия возле дорожного заграждения.
Заряжающий прикуривает сигарету от горящей еловой веточки, садится на ящик с боеприпасами, задумчиво смотрит на плывущие в небе серые облака и глубоко затягивается. С небрежной улыбкой смотрит на Т-34, потом тычет большим пальцем в бок командира орудия.
- Ленау, ты проиграл свою войну! Вскоре удобришь собой подсолнечные поля русских, а следующим летом московские метельщицы улиц станут есть тебя в виде сталинского шоколада. Доблестные воины нации господ будут съедены недочеловеками!
Он протягивает фляжку товарищу.
- Приложись! Если выпьешь достаточно, то может, не ощутишь поцелуя смерти.
- Думаешь, умирать мучительно? - спрашивает командир орудия, глядя со страхом на Т-34, светящий башенным прожектором влево от них.
- Ни разу не пробовал, - смеется заряжающий, - но повидал немало смертей. Одни икнут и кончаются. Другие жутко орут. Если наш друг в этом стальном гробу раздавит нас напрочь, мы даже не поймем, что умерли, но если только оторвет ноги, это будет не особенно приятно.
- Я покончу с собой, - говорит командир орудия и спускает предохранитель "парабеллума".
- Адольфу это определенно не понравится, - язвительно усмехается заряжающий. - Два года назад ты был батальонным героем, тебя упоминали в приказах, а теперь хочешь застрелиться из страха перед недочеловеками! О чем только думаешь, приятель? Ты навлечешь позор на Третий рейх!
- Кончай, черт возьми, эту нацистскую трепотню! - ругается командир орудия. - Эти советские твари через минуту уничтожат нас.
- Ты ждал чего-то иного? - спрашивает с усмешкой заряжающий. - Был ты одним из тех, кто считал, что противник не будет стрелять и поднимет руки, едва завидев немецкую каску?
- Твой треклятый цинизм действует мне на нервы, - говорит командир орудия дрожащим голосом. - Ты что, не боишься смерти?
- Боюсь. Неприятно умирать всего в двухстах километрах от Москвы и победы.
- Значит, ты веришь, что мы победим в этой войне?
- Во что я верю? Победа - большое дело, но если мы проиграем войну, приятного для нас будет мало. Быть немцем станет несладко. Может, нам поднять руки и ждать окончательной победы в одном из русских лагерей?
- Большевики уничтожат нас, - угрюмо говорит Ленау.
- Ерунда, Иван, в сущности, не так уж плох. Мой отец в прошлую войну попал в плен и провел в России восемь лет, так что я знаю об этом все. Он даже стал там коммунистом.
- И что сказали на это мальчики Адольфа? - с любопытством спрашивает Ленау.
- Упрятали старика в Фульсбюттель. Однажды он пересек белую линию, и обершарфюрер СС Цах натравил на него овчарку-людоеда. За это я с Цахом когда-нибудь посчитаюсь!
- Не думал, что овчарки едят людей, - удивленно говорит Ленау.
- Уж поверь мне! Их можно научить чему угодно. Это единственные собаки, которых мы в школе истребителей танков могли научить бежать с миной на спине под танк. Начали с английских догов, но они, едва понюхав мину, бежали, поджав хвосты, в вольер. Не поддавались. Но нашим немецким овчаркам требовалась только небольшая речь об отечестве и фюрере, пара ударов по шее, пинок в зад, и они со всех ног бежали с минами. Это единственные на свете собаки, которых можно научить маршировать. Видел когда-нибудь, как их тренируют? Первая собака выбегает вперед и лает дважды. Это означает: "Сосредоточиться здесь!" И все другие немецкие овчарки повинуются.
Т-34 уже всего в нескольких метрах от дорожного заграждения. Он останавливается на несколько секунд. Стучат оба пулемета, и пехотный патруль скошен. Этот колосс высится стальной горой над противотанковым орудием. Горячие выхлопные газы обдают перепуганный орудийный расчет. Под широкими гусеницами трещат сталь и дерево. Танк медленно наклоняется вперед, но гусеницы не находят нужной опоры.
Командир орудия бросает ручную гранату, но она не причиняет танку вреда. Т-34 с ревом подается вперед и вниз. Противотанковое орудие сплющено. Вода, кровь, грязь смешиваются в кашу. Заряжающий откатывается и только один остается в живых. Хладнокровно привязывает три гранаты к бутылке с бензином и бежит за Т-34, давящем пулеметную группу. Оскальзывается, падает в кровь и изорванные тела, поднимается на ноги, стирает с лица кровь и слизь. Догоняет это чудовище. У него лишь одна мысль: отомстить за командира орудия, своего друга. Остальные члены расчета для него ничего не значат. Это новички, пришедшие в армию перед самым нападением на Россию. Он хватается за скобу, но спотыкается, и танк тащит его за собой. Заряжающий выдергивает зубами контрольный шнур, бросает свою бомбу, выпускает скобу и прижимается к земле. Откатывается за подбитый грузовик и смотрит оттуда.
Раздается громкий взрыв, и в воздух взлетают два катка с куском гусеницы.
Т-34 останавливается. Мотор работает вовсю, но чудовище лишь вертится на одном месте, будто насекомое с оторванными ножками.
Заряжающий укрывается за трупом, держа автомат наготове. Башенный люк распахивается. Три человека в кожанках выскакивают и принимаются за ремонт. В танке остается только механик-водитель.
Заряжающий открывает огонь. Все трое падают. Когда он подбегает к танку, жив только командир.
Заряжающий аккуратно ставит ногу между глаз русского. Кровь и мозг брызжут из-под тяжелого армейского сапога. Для того он и предназначен. Следы прусских сапог окаймлены трупами и рабами! Да здравствует кайзер! Зиг хайль! Из-за горизонта восходит немецкое солнце! Берегись, враг! Мы еще придем!
Заряжающий вынимает из голенища фанату и отвинчивает колпачок. Наблюдая за люком водителя, закуривает сигарету, найденную на одном из трупов. Она почти кончается, когда люк откидывается, и появляется ищущий товарищей водитель.
- Да ссвиданья, таффарищ, - по-русски говорит с усмешкой заряжающий и бросает фанату в люк.
- Нет! - вскрикивает в ужасе водитель, и тут столб пламени выбрасывает его наружу. Заряжающий ошалело бредет к лесу, даже не видя несущегося через подлесок немецкого T-IV; танк сбивает его и давит гусеницами. Остаются только кровавое месиво и сплющенная каска.
- Ура! - кричат бегущие за танками гренадеры. По уставу им положено при наступлении кричать "ура!". Они еще воодушевляют себя этим криком. И гибнут с ним. Им следовало бы кричать: "Ура, мы умрем! Мы умрем, ура!"
Ряд за рядом они попадают под ведущийся на уровне пояса пулеметный огонь русских. Достигают передовых позиций русских; идет ожесточенный бой ножами, штыками, саперными лопатками. Тот, кто ударяет первым, живет дольше.
На смену гренадерам вперед выдвигаются огнеметчики. По земле с шипеньем несутся струи пламени. Запах горелой плоти вызывает у нас тошноту. Злобно стучит крупнокалиберный пулемет, извергая в нас трассирующие пули. Со ступенек подвала ведет огонь "максим".
Под прикрытием наших пулеметов гренадеры штурмуют горящий партком. Из него выходит группа людей с поднятыми руками. Мы косим их огнем без жалости. Мы уже не люди, а обезумевшие от крови чудовища, которым хочется убивать, убивать, убивать!
Танки едут по горящим развалинам, давя все, что попадется под гусеницы. Целая рота прижимается к стене. Наши пулеметы стучат в лад.
- Молись, мужик! - фанатично кричит Хайде. - У нас нет для тебя места в новой эпохе!
И выпускает по роте целую пулеметную ленту.
- Своих бьешь, нацистский идиот! - бранится Порта. - Неужели не можешь отличить серо-зеленого от хаки?
- Господи Иисусе! - сдавленно произносит Хайде.
- Твой фюрер не одобрил бы того, что ты призываешь на помощь еврея, - насмешливо улыбается Порта.
- Иисус не был евреем, - протестует Хайде. - Альфред Розенберг говорил нам об этом в гитлерюгенде. Иисус был немцем. Его семья происходила из Билефельда, немецкого Вифлеема.
- Вот так новость! - кричит из башни, сгибаясь от смеха, Старик. - Ты действительно в это веришь?