Рот его от удивления открылся, сердце заколотилось от невыразимой радости. В первый момент он хотел закричать, броситься к нему, но потом верх взяло любопытство. Он подошел к парашютисту и, заикаясь, сказал:
- Не бойся, братец, убери это ружье. Я - рабочий, коммунист… - А потом, наклонившись к нему, продолжал: - Почему ты не встаешь? Мы увидели парашют, вот и пришли.
- Не могу, нога у меня сломана, понимаешь? - сказал русский и показал на свою ногу.
Сохор понял: неудачно приземлился, сломал ногу, еще бы - с такой высоты!
- Послушай, - спросил русский, - ты один или вас много здесь?
Сохор не понял вопроса. Тогда русский показал ему один палец, а потом все десять. Сохор начал объяснять, что его товарищи здесь, рядом, он их позовет, и они отнесут его в сторожку.
Русский понял и пожал ему руку.
- Скажи мне, где я нахожусь? Прешов близко?
- Понимаю, понимаю, - обрадовался Сохор и покачал головой. - Нет, Прешов далеко. В двадцати километрах отсюда Погорелая. Вы слыхали о ней? - Он быстро перешел на "вы", поскольку "тыкать" показалось ему неподобающим.
Русский с усилием сел и расстегнул стеганый ватник. Но это далось ему с большим трудом. Он застонал и сердито скрипнул зубами.
- Ладно! - сказал он, когда боль в левой ноге немного утихла. - После разберемся. Погорелая, значит…
4
Когда доктор Главач вышел из сторожки, колени его дрожали. Он остановился у колодца, скрытого лопухами. В темной воде отразилось его лицо. Изображение было искаженным: лицо длинное, невероятно узкое.
Он почувствовал, как под пиджаком и рубашкой бьется его сердце, и улыбнулся. Улыбнулся так, как улыбался своим пациентам, когда хотел пробудить в них волю к жизни.
Он был очень возбужден и в то же время испуган. Впрочем, чувство страха было мало известно этому невысокому, энергичному человеку. Он вытер носовым платком вспотевшее лицо и поспешил на дорогу, где стояла его старая, видавшая виды машина. Аккумулятор сел, и мотор не заводился.
Из сторожки выскочил Имро Поляк и, увидев, что доктор вышел из машины с заводной ручкой, закричал:
- Подождите-ка, пан доктор, сейчас мы поможем!
Вскоре они оба уже сидели в машине. Доктор ловко крутил руль, объезжая попадавшиеся на дороге ямы, а Имро не спеша курил папиросу.
- Закурите, пан доктор, - предложил он Главачу.
- Спасибо, эти русские папиросы не для меня, хотя некоторым они нравятся. Сигареты - дело вкуса… Я предпочитаю "Липы"… Но, послушайте, - взглянул он на Имро, - это образованный человек, вы заметили?
Имро отбросил со лба непослушную курчавую прядь, передвинул языком папиросу в правый угол рта и усмехнулся:
- А вы думали, что русские…
Доктор покосился на него маленькими глазками и оборвал на полуслове:
- Ну-ну, пан Поляк… Русские всегда были мне симпатичны. Но дела складываются так, что они непрестанно воюют или строят фабрики, поэтому я думал, что им не хватало времени на то, чтобы получить образование.
Когда машина проехала деревянный мост, доктор снова заговорил. Ему было трудно свыкнуться с мыслью, что советский парашютист, на ногу которого пришлось наложить гипс, образованный человек. Когда Имро позвал его рано утром, доктор задрожал от страха: партизан, появившихся, как он слышал, в Восточной Словакии, он представлял себе дикими, обвешанными гранатами. Но этот русский был совсем другим. Он сообщил, что родом из Тулы, что под Тулой, в Ясной Поляне, жил Лев Толстой. Рассказывал, что немцы разорили там музей, что то же самое сделали и в Клину, в музее композитора Чайковского. На паркетном полу разжигали костры. Партизан сказал ему, что его сестра - тоже врач, и подробно расспрашивал о том, как словацкие врачи лечат туберкулез.
- Он тебе говорил, что он учитель? - спросил доктор Главач и, когда Имро в знак подтверждения кивнул головой, ошарашил его вопросом: - А словак, который переводил, не тот ли это Приесол, который учился вместе с моим Мишо? Правда, тот был похудее…
- Да нет, не тот, - соврал Имро, - хотя очень похож на него.
Когда машина выехала из долины на укатанную дорогу, вдоль которой тянулись поля, а вдалеке забелели дома Погорелой, Имро поблагодарил доктора за помощь и тут же предупредил его, что о партизане он никому и ничего не должен рассказывать.
- Не надо меня благодарить, - ответил врач, молча выслушав Имро, - ведь вы сами хорошо знаете, дружок, что я всегда был хорошим чехословаком и никогда не поддерживал немцев.
Машина остановилась перед домиком доктора у верхнего конца деревни. Главач пожал Имро руку, оставил автомобиль на улице и поспешил в дом. Из кухни навстречу ему вышла высокая, крепкая рыжеволосая женщина и начала его упрекать за то, что он где-то был так долго, в то время как его ждет гость.
- Пусть подождет, - ответил ей муж, - ты же знаешь, что я был в лесной сторожке, жена лесника вывихнула ногу…
Доктор Главач открыл дверь и вошел в гостиную. В низком кресле, обтянутом темно-красным бархатом, сидел депутат Жабка, нетерпеливо посматривая на часы. Он быстро спрятал их в карман, любезно улыбнулся, поздоровался с доктором и сразу же начал расхваливать погоду.
- Мне надо бы полечиться, - улыбнулся он из-под тронутых сединой усиков и провел ладонью по тщательно причесанным волосам. - Да-да, пан доктор. Печень меня мучает, а я к вам прихожу совсем по другому делу…
- Да? - удивился Главач и бросил на Жабку холодный взгляд.
Жабка закашлялся, схватился рукою за сердце, потом, высоко подняв брови, кивнул:
- Да. Порядочных людей не забывают.
Доктор недоверчиво покачал головой. Что замышляет Жабка? Чехословак , а перекинулся к фашистам.
Доктор принес бутылку можжевеловки и две тяжелые зеленые рюмки. Чокнулись, выпили за здоровье. Жабка напрасно ждал, что доктор Главач поинтересуется, ради чего он его посетил, и начал разговор сам:
- Вы ведь слушаете радиопередачи из-за границы? Так вот, я пришел шепнуть вам, что у нас в округе уже существует революционный национальный комитет. Вместе с коммунистами, - улыбнулся он виноватой улыбкой и беспомощно пожал плечами. - Что делать?
Чертя указательным пальцем правой руки круги по стеклу в золотой раме, покрывающему круглый столик, он незаметно окинул взглядом комнату. Ну да, все современное, полированное, практичное. Он чуть не улыбнулся, подумав, что и сам доктор Главач такой же, как и его мебель: добротный, современный.
- Что касается меня, - продолжал он, - я не являюсь членом этого комитета, ибо формально, - он подчеркнул слово "формально", - я еще остаюсь депутатом словацкого сейма, но фактически я руковожу работой наших кругов. Знаете, демократия… - Он заметил, что врач украдкой ухмыльнулся, и потому всем телом навалился на стол, добавив тихим голосом: - Знаете, пан доктор, многие были в народной партии Глинки , надо было отстаивать народные интересы. Теперь настало время покинуть эту партию. Я, например, вчера послал письмо председателю сейма и сообщил ему, что отказываюсь от мандата.
"Так, значит", - подумал врач и с чувством благодарности предложил Жабке "Мемфис" . Лицо его прояснилось, недоверие, которое он испытывал к депутату, исчезло.
Легкая улыбка заиграла в уголках рта Жабки, он пригладил свои маленькие усики, закурил сигарету и сказал:
- Как уроженец этих мест, я не забываю Погорелой. Недавно я узнал, что и у вас здесь имеется революционный комитет.
Последнее слово Жабка растянул и устремил свой взгляд на доктора, лицо которого выразило удивление.
- Да, революционный комитет, - продолжал он, - правда, коммунистический. А что делают демократически мыслящие люди? - пожал он плечами. - Ждут? Не мешало бы вам лично взять инициативу в свои руки. Привлеките еще нескольких человек и включитесь в подпольную работу комитета. Мы не хотим, чтобы только одни коммунисты суетились.
Доктор обрадовался: он рассудил правильно, надо быть вместе с коммунистами. Русские придут в Словакию, они уже здесь. Два часа назад он лечил первого большевика. В конце концов, коммунисты тоже были политической партией, а с врачом они не сотрудничали. Конечно, кто их знает, какие они, эти депутаты… Даже если у них чистые руки, то чем он хуже? Ведь он тоже против немцев. Да, править должны те, у кого рыльце не в пушку. Только почему Жабка говорит так, как будто все дело в коммунистах, а не в немцах? Надо, говорит, взять инициативу в свои руки; коммунисты, дескать, суетятся, когда говорит о сотрудничестве… Ведь главное - это прогнать немцев, надо действовать против них… Правда, кто знает, может быть, Жабка в чем-то и прав. Например, в том, что договориться с коммунистами трудно.
Жабка, будто прочитав его мысли, подлил масла в огонь:
- Сейчас нашу демократию топчут немцы, перед этим нас задирали красные. Ну а теперь-то русские делают доброе дело, приближают конец войны… Я думаю, что вы могли бы принять в комитет нотариуса, а также и других, Блашковича или Газдика.
Когда доктор пообещал ему свое сотрудничество, Жабка невольно улыбнулся. Он вспомнил, как в тридцать восьмом году с удостоверением депутата аграрной партии он как вихрь примчался в свою родную Погорелую. Тогда ему легко удалось завербовать людей в ГСЛС.