- Янко, милый мой Янко!
Она судорожно обняла его за шею и крепко прижалась лицом к его груди. Пылающей щекой она чувствовала сквозь кожаное пальто, как сильно бьется его сердце. Он поцеловал ее в лоб, и она тихо заплакала.
- Ты жив, сын мой, ты жив! - шептала она вне себя от радости, нежно поглаживая его шею дрожащими руками.
Затем, как бы спохватившись, она перестала плакать, вытерла синим платочком глаза и начала расстегивать его пальто.
- Раздевайся, раздевайся, - приговаривала она, помогая ему дрожащими руками. - Прости мне мою слабость, просто не верится… Нет, я знала, что ты придешь, знала… А сколько болтали!..
- Но, мама, - улыбнулся Янко Приесол, - я ведь тебе сказал, что приду. Помнишь, когда уходил в армию?
- Да, да, Янко, - ответила она, и ее влажные глаза опять радостно засветились. - Вот посмотри. - Она показала рукой на стол. - Я ждала тебя, вот видишь, чиню твое пальто.
Янко нахмурил брови, но тут же рассмеялся:
- О, ты обо всем заботишься, мама… Ну а теперь знаешь что? - продолжал он сквозь смех. - Я голоден как волк…
- Ой, да что же это я! - сокрушенно воскликнула она и топнула ногой. - Подожди, подожди, вот здесь на полке у меня…
- Тише, мама, - прервал ее Янко, - не разбудить бы кого… Никто не должен обо мне знать, даже дедушка и бабушка.
- Понимаю, понимаю, - согласно бормотала она, хотя в действительности ничего не понимала. Она принялась растерянно хлопотать у плиты, словно бестолковая хозяйка, которая не знает, что подать к похлебке из брынзы, а что к лапше с маком, что посолить, а что посыпать сахарным песком. Потом она вспомнила о сале на полке и дрожащими от волнения руками подала его на деревянном блюдечке. Она долго искала нож, потом отрезала большой ломоть хлеба и, когда Янко принялся за еду, робко спросила сына:
- Как ты пришел? Откуда?
Охваченная страхом и опасениями, она едва осмелилась задать этот вопрос. Мать с ужасом ожидала, что сын прошепчет: "Я бежал, мама, за мной гонятся жандармы". Она не сводила с него глаз и тогда, когда наливала ему молоко в кружку и когда отрезала второй ломоть хлеба.
Проглотив кусок сала, Янко лукаво улыбнулся. Он прищурил левый глаз, как делал всегда, когда шутил, и приложил палец к губам:
- Свалился с неба.
Мать удивилась. Не поверила:
- Ой, шалун ты мой, шалун!
- Да нет, мама, правду говорю… Слыхала ты о парашютистах?
- Ну, это те, которые из еропланов, - не задумываясь ответила она, но, поняв смысл своих слов и их прямую связь с сыном, судорожно схватила его за плечи.
Янко снова лукаво улыбнулся и произнес с полным ртом:
- Ну вот, я тоже парашютист.
Морщины на лбу матери стали еще глубже, она бросила на сына полный отчаяния взгляд, как будто в ней что-то надломилось. Потом, наклонившись к его уху и затаив дыхание, она прошептала:
- А скоро все это кончится?
Она очень боялась услышать в ответ: "Нет". Ей казалось, что до конца войны уже рукой подать, и поэтому у нее неожиданно вырвалось:
- Не бойся, я тебя хорошо спрячу, и пока это…
Сын посмотрел на нее и покачал головой. В уголках его рта все еще таилась лукавая улыбка.
- Нет, мама, - сказал он, - не для этого я пришел сюда.
Он взял ее за руку и посадил рядом с собой на конец лавки, покрытой домашним ковриком, какие делали в Погорелой из пестрых тряпочек, ленточек и бахромы.
- Послушай. - Янко бросил на нее испытующий взгляд, взгляд человека, который знает, чего он хочет. Его голос неожиданно заставил ее вспомнить мужа. Как бы читая ее мысли, он продолжал: - Ведь и отец дрался с фашистами, чего же ты хочешь… Пойми, я должен сейчас же идти в партизаны, - добавил он, понизив голос, слегка раздраженный тем, что мать не понимает такой простой вещи.
Мать испугалась. Ей пришла в голову мысль, что Янко может погибнуть, как погиб его отец в Испании. Она почувствовала, как страх стискивает ее сердце и сжимает горло. Но наперекор этому страху всем своим существом она покорилась Янко. Она не хотела с ним ссориться, была готова во всем угодить сыну. Более бодрым голосом она сказала:
- Ладно, только смотри будь осторожен! - Она прижалась к нему и добавила: - Ты уж скажи мне, как… Что с тобой произошло? Что?
Довольно неохотно он начал рассказывать:
- Ну что же… Попали мы на фронт, а под Одессой ушли к русским партизанам. Там мы скрывались под городом, в катакомбах. Затем меня отправили учиться в Москву, ну а потом, - засмеялся он, - потом меня забросили… Месяц назад, в Восточную Словакию.
Он привлек ее к себе и веселым голосом добавил:
- И вот я у тебя.
- Знаешь, а Пучикова меня все успокаивала, - просияла мать, и ее испуганные глаза ожили. - Она говорила, что ты жив. Один раз меня вызвали жандармы, не знаю ли я чего-нибудь о тебе. Вот тогда-то я и начала догадываться, что ты у русских.
Она поспешно рассказала ему о последних событиях. Говорила торопливо, бессвязно, обо всем, что приходило ей на ум. Коммунисты собираются, приходят из района; доктора Главача глинковцы хотели перевести в другое место; Ондрей Захар - сущий дьявол; Пудляк очень старается; жандармы куда-то убрались, гардисты боятся… На кожевенной фабрике бастовали… Кроме этого мать припомнила все свадьбы и похороны. Янко слушал ее внимательно, кое о чем расспрашивал, кое-что старался запомнить, кое-что вызывало у него лишь улыбку, и он прерывал мать.
- Ой, чуть не забыла! - спохватилась она после паузы. - Когда гардисты хотели забрать у всех радиоприемники, вмешались ребята с кожевенной фабрики. А знаешь, у них у самих-то этих приемников нет, они только у крестьян. Крестьянам это понравилось. Хорошо, что они за них заступились.
Янко припомнилась ива за амбарами, которую он осветил карманным фонариком.
Неожиданно у него вырвалось:
- А как поживает Мариенка Захарова?
- Кажется, собирается замуж, - ответила мать, но сразу же запнулась и посмотрела на сына испытующим, слегка боязливым взглядом. Янко же лишь усмехнулся и спокойным голосом произнес:
- Мама, ведь ты не думаешь… - Лицо его покраснело, и он добавил: - Ведь это было давно. И вообще теперь не до этого, у нас другие заботы…
Янко украдкой взглянул на часы. Была половина третьего. Он резко поднялся со стула.
- Мне надо идти, пока не вышли подводчики.
Мать встала с лавки и схватила сына, за руку:
- Нет, Янко, подожди, ведь не сразу же…
- Не могу, мама.
- Ну хотя бы до завтра… Я сварю обед, хорошей лапши…
- Пойми, мама, - начал объяснять Янко. - Я приехал сюда попрадским экспрессом, а в поезде меня узнал мой бывший командир. Этакая дрянь! Я должен был быстро… - он удержался от слова "выпрыгнуть", чтобы не слишком перепугать мать, - быстро сойти. Потом мне попался грузовик. Здесь меня могут выследить.
Конечно, задерживать его дома было неразумно. В горах он будет в безопасности. Но в ней взбунтовались материнские чувства. Подобно вышедшему весной из берегов горному потоку, горячая и слепая любовь затмила ее разум. Она так долго не видела сына, а теперь он здесь, рядом с ней. Нет, не может она его отпустить. Если бы он остался хотя бы на часик-другой! А когда начнет светать, идти ему будет легче.
- Поешь еще, вздремни часок, - упрашивала она. Ей хотелось, чтобы Янко заснул и она смогла бы насмотреться на него. А что, если он погибнет в горах, ведь там он не будет сидеть просто так!
- Не бойся, я вернусь к тебе, - понял ее Янко. Но у матери защемило сердце: какой он непреклонный, как изменился, стал будто чужим ей. Но потом она испугалась этой мысли. Махнула рукой, как будто хотела отогнать назойливую муху.
"Ой, какая я глупая, думаю только о себе, - убеждала она себя. - Ведь здесь его и в самом деле схватят".
Легче стало на душе, и она понемногу успокоилась. Когда Янко оделся и крепко обнял ее, мать обрадовалась его ласке.
Она вышла с ним во двор. Ей пришло в голову, что она ничего не дала сыну с собой. Она вернулась и вынесла ему кусок хлеба с маслом.
Янко беспокойно хмурил брови и смотрел на часы. Он хмурился потому, что оказалось - о самом главном он и забыл.
- Да, мама, - сказал он, - обо мне никому ни слова, только Имро передай, чтобы в воскресенье утром пришел к лесной сторожке. Я буду там.
Когда он обнял ее во второй раз и ушел, мать застыла, как одурманенная. Она терла виски ладонью, как бы желая убедиться, что это не сон. Подождала, пока Янко скрылся за калиткой, а потом неуверенным шагом прошла через двор и вернулась в кухоньку.
На столе стояло блюдце и лежала шкурка от сала. На недавно вымытом полу у дверей остались мокрые следы. Она подошла к столу и оперлась руками на спинку стула.
"Да, Янко был здесь, это не сон", - осознала она и от радости заплакала.