Мы - я, Санек и Вован вышли втроем из каптерки. Уже стемнело. Моментально наступила ночь. Десяти минут мы не просидели в каптерке. Вован "взорвал" косяк и он пошел по кругу. После первой же затяжки едкого ароматного дыма, когда холодящая конопляная струя попала в легкие, меня "накрыло". Тело потеряло вес, грустные мысли испарились, наоборот - стало легко и радостно. После того, как косяк дошел до меня второй раз, я потерял ощущение реальности. Я уже забыл, что я дух первого года службы, только с КАМАЗа, что нахожусь я в Афгане и только первый день. Что расстояние между мной и Вованом с Саньком огромно и непреодолимо. Они - дембеля, им скоро домой. И расстояние между нами не полметра, а полтора года. Все это вылетело из моей головы - такой пустой и легкой. Я будто перенесся за шесть тысяч километров и стою в своем дворе со "своими пацанами". Нет ни службы, ни армии, ни Афгана. Мне стало смешно. Я хихикнул. Вован с Саньком переглянулись между собой, потом внимательно посмотрели на меня, и снова переглянулись. Мне сделалось еще веселее:
- Какие вы прикольные! - оценил я их после третьей затяжки.
- Тебя, что? Зацепило? - земляки засмеялись от моей нестойкости к действию наркотика.
- Ну, всё, тебе хватит, - Вован отнял у меня косяк, не дав сделать четвертую затяжку, - пойдем, поедим, а то в кино опоздаем.
Зря он сказал про еду. Откуда ни возьмись, на меня нахлынуло чувство звериного голода. Будто неделю меня не кормили. В руках и ногах появилась нехорошая слабость, призывно напомнил о себе желудок, требуя пищи немедленно и в большом количестве. Обратно в каптерку мы не вошли, а влетели. Я схватил первую попавшуюся под руки ложку и стал наворачивать плов с диким остервенением. Уже наевшиеся дембеля, отложив свои ложки, молча смотрели на меня. Они смотрели молча, без осуждения, понимая, что меня "зацепило" и мне необходимо подкрепиться. Вован налил из чайника полкружки, протянул мне:
- На.
- Что это?
- Брага. Пей.
Я выпил. Брага была сладкая и пахла дрожжами. Наркотическое опьянение осложнилось алкогольным. Я почувствовал, что наелся и мне стало так хорошо в тесном кругу таких чудесных дембелей, которые почему-то стали двоиться. Я опьянел окончательно.
- Саня, подойди, - сказал кому-то Вован.
Подошел здоровый высокий парень с погонами старшего сержанта.
- Вот, - хлопнул его по плече Вован, - его держись. Он тебя плохому не научит. Мы уйдем на дембель, а тебе еще здесь долго служить. Санек, помоги молодому, если что.
- Какой вопрос, Вован? - ответил Санек и протянул мне руку - Саша. Барабаш.
- Андрей, - насилу выдавил я из себя: язык начал отказывать - Сёмин.
Мне показалась странной и смешной его фамилия: Барабаш - Бумбараш. Барабашка - Бумбарашка. Вслух я это высказать не рискнул, но сдержать смех не смог и он, идиотский, совершенно дебильный смех, вырвался из меня. Так смеются даунята в зоопарке. Остальные посмотрели на меня и, правильно оценив мое состояние, заржали в ответ. Надо мной. Пьяным, зеленым и глупым.
7. Губа
Решено было идти на фильм, который уже начался. Показывали его в летнем кинотеатре, который располагался между клубом и спортзалом. Так как полк был на операции, то большинство скамеек были свободны, и мы легко нашли себе места. По той причине, что я уже принял дозу, то, сидя сейчас на скамейке с земляками, не совсем ясно понимал: что это был за фильм, про что он и вообще - где я нахожусь? Меня в полубессознательном состоянии привели и усадили. Я пришел и сел. Главным для меня сейчас было не упасть, потому что корпус то валился назад, то клонился вперед и никак не мог закрепиться в вертикальном положении. Все предметы двоились и казались необыкновенно забавными. От этого с губ моих не сходила идиотская усмешка и временами вырывался идиотский же смешок, который веселил окружающих. Сидящие рядом то и дело понимающе оглядывались на меня: "раскумарился парень". Когда фильм кончился, мы вернулись в каптерку - "добавить еще по одной". Я не обратил внимания на то, что Барабаш надел на руку красную повязку, куда-то вышел и скоро вернулся. Оказывается, он был дежурным по шестой роте и ходил в штаб докладывать дежурному по полку, что вечерняя поверка проведена, лиц, отсутствующих по неуважительным причинам нет, весь личный состав в настоящий момент отдыхает в соответствии с распорядком дня. В наркотическом угаре я прохлопал и поверку, и отбой. У меня и в мыслях не сверкнуло, что меня, хватившись на поверке, могут сейчас искать с собаками по всему полку!
Отсутствие молодого на поверке - это ЧП! И старослужащего не похвалят за отсутствие на вечерней проверке. Но это - старослужащий. О нем беспокоиться никто не будет. Может, он у земляков засиделся, а может, где-нибудь в парке пьяный спит? Найдется, никуда не денется. А молодой? Где может быть молодой, если его нет на вечерней поверке? Да где угодно! Может, в банду рванул, а может, повесился. Не вынес тягот и лишений. Поэтому, если на отсутствие в строю деда или дембеля снисходительно махнут рукой, то духа будут искать всей ротой хоть до рассвета, пока не найдут. И вся рота, не смыкая глаз, будет тщательно прочесывать все строения, вплоть до туалета и помойки, заглядывая во все уголки и закоулки в поисках блудного духа.
Видя мое состояние, и правильно рассудив, что самостоятельно до модуля я не дойду потому, что просто не найду его, Санек и Вован взяли меня под руки. Идти было не более сотни метров, но дорогу мы проделали за полчаса, так как мне непременно необходимо было спеть. И я спел. Громко. Так, чтобы желательно весь полк слышал:
Мы с ним росли в одном дворе
и я открою вам секрет:
У нас с Сэмэном папа был один!..
На крыльцо штаба вышел дежурный и нехорошо посмотрел в нашу сторону. Земляки унесли меня в темноту.
- Тише, дурак, - зашипели они на меня, - на губу захотел?
- А хрена ли мне губа?! - я вырывался с пьяной лихостью, - слушайте еще одну песню.
Когда меня поднесли к модулю, с крыльца слетел маленький коренастый лейтенантик.
- Сёмин? - спросил он моих земляков.
- Так точно, младший сержант Сёмин, - непослушным языком промычал я и пояснил ситуацию, - прибыл для дальнейшего прохождения службы.
Меня мутило и хотелось спать, а не объяснять глупому летёхе, что я встретился с земляками, мы посидели, как положено, что поверка никуда от меня не денется, что их, этих поверок, было уже две сотни штук и еще пять сотен впереди, а земляки завтра могут уехать домой. Нечем было объяснять: язык отказал окончательно и я мог только мычать.
- Спасибо, мужики, - лейтенант поблагодарил моих земляков, - дальше я сам.
Вован и Санек хлопнули меня по плечу напоследок:
- Давай, держись, Сэмэн.
Я встрепенулся и успокоил их, заявив:
- Мужчина все невзгоды должен переносить на ногах!
Ноги мои были немного подогнуты, так что самостоятельно я мог стоять и "переносить невзгоды" только с большим трудом. Земляки пропали во тьме. Им тоже хотелось спать. Лейтенант посмотрел на меня, понял, что разговаривать со мной в таком состоянии бесполезно и коротким справа двинул мне в подбородок. Из разбитого подбородка потекла кровь.
- На губе, сучонок, службу продолжать будешь.
Он как-то неаккуратно зацепил меня за рукав и поволок в сторону караулки. Ночная наша прогулка проходила в полной темноте и при полном молчании сторон. Летёха не ругал меня, не отчитывал, а просто тянул в караулку. Мне же не хотелось ничего объяснять: я уже спал, перебирая ногами мимо палаток, мимо каптерки, в которой мы так хорошо сегодня посидели, мимо столовой и ПМП пока, наконец, не приковылял в караулку. Человек десять караульных свободной смены из курилки с любопытством смотрели: кого это привели на губу после отбоя? Капитан-начкар тоже разглядывал меня с интересом, будто я из кунсткамеры выполз.
- Принимайте, товарищ капитан.
Летёха сдал меня начкару.
- Сёмин? - обратился ко мне капитан.
- Так точно, - кивнул я, - младший сержант Сёмин.
Объяснять еще и ему, что я "прибыл для дальнейшего прохождения службы" не хотелось, да и не моглось: глаза слипались.
- Резво службу начал, - похвалил он меня. - Всем полком тебя искали. Ну, иди, отдыхай, Сёмин. Завтра начнутся твои дни золотые. Выводной!
В караулку вошел рядовой с автоматом. По виду - дембель.
- В сержантскую его, - капитан кивнул на меня как на мешок с ветошью.
Гауптвахта помещалась в одном здании с караулкой, только вход в нее был отделен высоким забором из профильных стальных листов. Импровизированный забор заканчивался колючей проволокой и "путанкой" поверх нее. У "губы" был свой небольшой дворик, в углу которого стоял скворечник сортира.
- Бери щит, - выводной кивнул мне в сторону стопки деревянных длинных щитов, окованных железом. Я взял один, очень тяжелый, - Проходи.
Камер было всего четыре: одна слева, для офицеров и прапорщиков и три справа, для рядовых, сержантов и подследственных. Выводной открыл среднюю:
- Спокойной ночи.
Я зашел в камеру. Не хоромы, надо сказать: голая бетонная коробка с маленьким зарешеченным окошечком под потолком на противоположной от двери стене. Ни нар, ни стола, ни табуретки. Голые стены и бетонный пол. Даже параши нет. На полу, примостившись на таких же щитах, что и у меня, уже спали три сержанта. Я пристроил свой щит и лег на него. Спать без подушки и одеяла на жестком дереве было, конечно, не так комфортно как в казарме, но, на голом бетоне было бы еще хуже. Приняв, наконец-то, горизонтальное положение я моментально заснул.