- Три боевки.
- Значит, человек шестьдесят, - уточнил Костерной.
- Около, - согласился бандеровец.
- Знаете вы что-нибудь о нападении на почтовый поезд?
- Конкретно нам ничего не говорили.
- А зачем Кудлатый направился в город?
- В город? - удивился парень. - Они пошли за продуктами в Лидово!
- Ясно. У вас, товарищ полковник, есть вопросы к арестованному? - спросил Ченцов.
- Я не верю ни одному его слову. Можете увести! - распорядился Снегирев.
Вместе с арестованным ушел следователь Медведев. Костерного подполковник задержал.
- Доложите, капитан, о поисках Сидора в Глинске, - как-то уж чересчур официально попросил он.
Костерной вытянулся по стоике смирно и загудел в четком рапорте:
- Я со взводом солдат прибыл в Глинск через два часа после происшествия в селе. Пожар в хате вдовой красноармейки Жмеринко уже был потушен. Но воды поналивали столько, что собака след взять не могла. Обыск в селе результатов не дал.
- Как все началось? - поинтересовался Снегирев.
- По докладу сержанта Чапраги выходило, что капитан Смолин отправился в восьмом часу вечера к гражданке Жмеринко повечерять.
- Что? - переспросил полковник.
- Поужинать, по-нашему, - пояснил, не моргнув глазом, Костерной, словно не понял намека полковника. - Больше живым капитана Смолина сержант не видел. Избу Игната Попятных они покинули, когда услышали выстрелы на соседнем подворье. Их обстреляли. Только когда они поняли, что бандеровец один, они окружили его, загнали на огороды и пристрелили.
- Выходит, самого Сидора в селе никто не видел?
- По словам гражданки Жмеринко, бандитов было четверо. Двое убитых, пленный сидел перед вами.
- Упустить главаря! - сокрушался Снегирев. - Паршивый бабник! Но за два часа он не мог уйти далеко!
- Мы приехали через два часа, - обиженно ответил Костерной. - Узнали о Сидоре, когда привели раненого пленного в чувство. Это еще прошел без малого час.
- Да, - согласился Ченцов. - За это время он отмахал километров двадцать. К тому же в лесу его могли ждать лошади.
- Но упустить такую возможность! - не мог успокоиться полковник.
- Знать бы, где соломки… - начал было Костерной.
- Вы свободны, капитан, - сухо оборвал его полковник.
Костерной, как бычок, мотнул головой и, небрежно козырнув, вышел.
- Что ты к людям цепляешься? - укорил друга Ченцов. - За ошибку Смолина они не ответчики.
- Зато ты, паря… - поперхнулся на полуслове Снегирев.
- С себя ответственности я не снимаю, - ясно выговаривая слова, произнес Ченцов. - Готов отвечать, если виноват.
- Ищи теперь ветра в поле!
- Придет срок, найдем.
- Нету у нас срока. Нету! - с отчаянием проговорил полковник.
- Не мы, так другие, а все равно поймают бандита. Иначе зачем и держать нас?
Снегирев посмотрел на бесхитростную улыбку Ченцова, и сердце его сжалось от дурного предчувствия.
* * *
Уже на подходе к базе они почуяли неладное. До схронов оставалось несколько километров, а боевого охранения на тропе не было. Не стоял часовой и при входе на поляну.
- Неужто на новое место ушли? - забеспокоился Кудлатый, и без того изрядно вымотавшийся за дорогу.
- Не напороться бы на засаду, - предположил Борис, и бандеровцы дружно отступили с тропы в лес. По очереди долго наблюдали за опустевшей поляной. Никаких признаков жизни. Кострищи тщательно засыпаны землей и завалены сухим хворостом. Вытоптанная сапогами трава запорошена желтой хвоей. Крышки схронов - под кучами бурелома - даже привычному глазу не отыскать враз.
- Замаскировали базу и ушли, - решил Боярчук.
- А зачем знак опасности оставили? - не согласился Кудлатый.
- Какой знак?
- Погляди туда, - бандеровец показал пальцем на макушку ели, что росла недалеко от схрона Сидора.
Там, на специально оголенной от хвои ветке, болтался на ветру белый лоскут материи, разорванной на узкие ленты.
- Что означает эта игрушка? - удивленно спросил Борис.
- Надо уходить отсюда, если не хочешь, чтобы тебя взяли на мушку. Вернемся на базу ночью. До этого ни один схрон тебе не откроется. Опасность где-то рядом.
- Ночью? - чуть не вскрикнул Боярчук. - А как же поезд? Когда мы успеем подготовить людей?
- Я ухожу, - бесстрастно заявил Кудлатый.
- У меня приказ!
- Приказ, - Кудлатый ткнул пальцем в знак на дереве, - оставить всем поляну. Находящимся в схронах - сидеть, как мышь в норе. До ночи, ясно?
Они вернулись в урочище, с которого утром начали подъем к базе. Съестных припасов у них не было. На голодный желудок сон не шел. Лежали злые, докуривали самокрутки Кудлатого, сквозь зубы сплевывали в траву желтую горькую слюну. Несколько раз над лесом пролетал пятнистый ПО-2. Низко, даже летчиков можно было разглядеть в открытых кабинах. И хотя знали, что с высоты видны только открытые места, все равно вжимали головы в плечи, тыкались лицами в прелую землю.
- Не нравится мне это, - ворчал Борис.
- Да уж чего хорошего, - крутил шеей Кудлатый. - Обложили. Теперь удавочку накидывают.
- Страшно, а жрать все одно хочется, - посетовал Михась.
- Между прочим, отсюда недалеко до усадьбы лесника Пташека, царство ему небесное, - встрепенулся Панас. - Только теперь там нет никого. А сказывали хлопцы: припасов лесных держал - море!
- Глядишь, в погребке чего-нибудь да осталось, - загорелся идеей Михась. - Что лежать без толку, айда сходим!
- Далеко, - заупрямился Кудлатый, но в голосе его не было твердости. - Час ходьбы, не меньше.
- Давайте мы с Михасем разведаем, - предложил Борис. - Так безопаснее будет.
Кудлатый согласился.
Так же, как утром поляну, долго осматривали они усадьбу лесника, прислушивались к каждому долетавшему с подворья звуку. Створки ворот были сорваны с петель и валялись на земле, поэтому двор хорошо просматривался. Были разнесены в щепы и ворота клуни, ветер гонял внутри постройки пыль да перья с соломой. В глубине виднелся рухнувший потолок.
Подумалось: "Отсюда началась моя лесная эпопея". Боярчук переполз к другому дереву и оглядел дом. Ставни и дверь в нем были открыты. Кое-где в окнах выбиты стекла. У крыльца догнивал труп черного кобеля, над которым роились зеленые мухи. Боярчук встал в полный рост.
- Ложись! - зашипел на него Михась.
- Кому охота падаль нюхать? - Боярчук безбоязненно шагнул к воротам. - Если бы здесь был кто, обязательно убрали бы псину. Чуешь, какой запах.
Михась осторожно, держа наготове автомат, пошел за ним.
Сначала облазили все в доме. Но солдаты, производившие здесь обыск, основательно перетряхнули имущество, забрали все сколько-нибудь ценное или съестное. Погреб под домом также был пуст, хранил только запах копченостей.
- Свети лучше, - матерясь, ощупывал его стены Михась.
- Смотри слюной не подавись, - Борис сбросил вниз зажженную тряпку. - Вылезай, поищем в леднике.
Борис помнил, что между колодцем и клуней, ближе к саду, торчал земляной холм с каменной нишей в боку и каменными ступеньками, ведущими в подземелье. Однако погребница оказалась взорванной, а ход завален камнями.
- От сволочи! - громко возмущался Михась. - Обчистили усе и опоганили!
- Видно, зря приходили, - тоже раздосадованно вздохнул Боярчук. - Наелись!
- Хло-опцы! - раздался вдруг из-под камней протяжный зов. - По-о-могите!
- Шо це за чертовщина! - схватился Михась за автомат. - А ну, балакай, курва, кто ты такой, а то гранату пульнем!
- Свой я, свой! - хрипло запричитал голос. - Я - Сирко! Сирко я!
- Адъютант Сидора? - Борис нагнулся над входом. - Ты один?
- Один. Ноги у меня перебиты. Помогите, хлопцы!
- Придется разбирать завал, - сказал Борис и послал Михася поискать в сараях лопату.
Сам вернулся в дом, где на полу заприметил погнутый шкворень, которым солдаты, наверное, взламывали половицы. Потом вдвоем они принялись долбить камни и выгребать из траншеи землю. Работали без отдыха минут тридцать пять - сорок. Наконец, вывернув пару больших камней, они протолкнули остальные вовнутрь, и в завале образовался небольшой лаз.
Зажгли связанный из соломы жгут, и Боярчук первым полез в погреб. Сирко полулежал на окровавленном тюфяке, кое-как брошенном в отсеке, где когда-то хранилась картошка. Вид его был жалок и ужасен. Лицо осунулось, в глазах болезненный лихорадочный блеск, губы опухли и потрескались - явный признак горячки. Перебитые ниже колен ноги неумело замотаны бурыми от крови тряпками.
- Ради бога, хлопцы, воды дайте, помираю! - попросил он, и по впалым щекам его покатились крупные слезы.
Борис опустился на колени, протянул раненому свою фляжку. Но руки Сирко тряслись, и не было сил дотянуться до желанной влаги. Боярчук сам напоил адъютанта. Михась тем временем старательно обшаривал лари и бочки в подвале.
- Как же ты оказался здесь? - спросил Борис у закрывшего было глаза Сирко.
- Длинная история, - с трудом ответил тот.
- Тебе все равно придется рассказать ее. И может быть, лучше здесь.
- Я понимаю, - вздохнул Сирко.
- Кривой Зосим тебя в дезертиры записал, - стряхивая с усов квашеную капусту, прочавкал Михась. - Труба дело.
- Кривой Зосим?
- Он после Прыща безпеку возглавил. Зачнет теперь перед Сидором свое усердие казать.
- А где Прыщ? - с ужасом спросил Сирко.
- Ты поменьше спрашивай, - сказал Борис. - Рассказывай о себе.
- Капелюх меня здесь бросил, - после долгого молчания тихо проговорил бывший адъютант главаря.