Сидор подошел к испугавшемуся боевкарю - молодому чернявому парню со свежим шрамом на щеке. Парень потупил глаза. Сотник взял его за подбородок двумя пальцами и больно запрокинул ему голову так, что кадык на шее парня застыл от напряжения. Молодяк захрипел и чуть не опрокинулся навзничь.
- Пойдешь ты, - приказал Сидор шепелявому. - А этой бабе, - он пнул как можно резче парня в голень, - я больше не доверяю. Заберите у него зброю.
Парень обхватил ушибленную ногу руками, сел на землю. Его автомат закинул себе на плечо сухощекий нервный мужичок с ехидными быстрыми глазками - третий из пришедших с сотником боевкарей.
Шепелявый вернулся уже затемно. Не переводя дыхания, затараторил:
- Машину они на конюшне сховали. Там водила и еще один автоматчик, больше в селе никого немае. Офицер с цацкой через две хаты отсюда. Садочками до них проберемся.
- Сын ее с ними?
- Ни, - хихикнул шепелявый, - отослала до матери, чи свекрови.
- Жаль, - пробурчал Сидор. - Пошли до жениха з невестой.
- А Игнат?
- Старик сам до нас прибегит.
Цветущим дурманящим вишняком прошли на зады указанного подворья. Выломали стенку в клуне, из которой перебрались в хлев. Густые запахи животных, навоза, парного молока ударили в ноздри. Шепелявый шлепками отодвинул в сторону бессмысленно смотревшую на них корову, разогнал овец. Позади клетки с посапывающим боровом была узенькая дверь, которая обычно в крестьянских постройках выходила в сени или даже в кухню жилого дома.
Ременные петли даже не скрипнули, когда бандеровцы прокрались в хату. В горнице за полотняной занавеской слышался приглушенный, прерывистый шепот. Керосиновая лампа на столе нещадно коптила. Офицерская гимнастерка и портупея с пистолетом лежали рядом на лавке. Не опасаясь, бандиты зашли в комнату. Сидор со злостью рванул занавеску. Да, видно, хороший здесь когда-то был хозяин. Занавеска оторвалась вместе с багеткой. Тяжелый самодельный резной брус хрястнул по голове шепелявого, обмякшая ткань накрыла сотника. Поток воздуха задул огонь в лампе.
Это произошло так неожиданно, вопреки логике, что все дальнейшее стало походить на сплошной кошмар. Сидор закричал, пытаясь высвободиться из-под занавески. Но, дернувшись, повалил себе в ноги шепелявого, который, падая, нажал на спусковой крючок автомата. Стрельба словно пробудила тех, кто лежал в постели. Белая тень метнулась на безоружного парня со шрамом на щеке, и в то же мгновение душераздирающий женский крик наполнил горницу. Затрясся, заплясал автомат в руках сухощавого неврастеника. Полетели брызги оконных стекол, потек со стола на пол керосин и вдруг вспыхнул от горячей лампы, побежало пламя во все концы хаты.
Что было сил, рванул Сидор материю, отшвырнул мертвое тело. Клубок тел в луже крови копошился под лавкой. Женщина с обезумевшими глазами застыла в углу за кроватью. Распахнутая дверь на улицу, еще какие-то детали, выхваченные рваными отблесками пожарища, мелькнули перед взором сотника. Ужас перед возможностью быть застигнутым здесь, на месте преступления, погнал его прочь. Но инстинкт матерого зверя сработал и на сей раз. Сидор не побежал вслед за сухощеким во двор, а через окно кухни выпрыгнул в сад, повалился, зацепившись за колышек, в малинник и на карачках полез в заросли. Он уже собирался перебежать за кучу сухого хвороста, что высилась в конце огородных грядок, когда из-за угла горевшей хаты выскочил с безумными глазами все тот же сухощекий бандеровец и тоже кинулся к малиннику. Сидор присел. И вовремя - двое солдат перекрестным огнем накрыли извивающуюся фигуру бандита. Пули веером прошли по кустам. Словно тяжелая кувалда ударила сотника в бедро, и он потерял создание.
* * *
Григорий Семенович Боярчук только протянул руку к входной двери под написанным мелом номером восемь, как вдруг та растворилась сама. От неожиданности старик замялся на пороге, и тогда невидимая сильная рука втащила его в комнату, и он услышал, как хлопнула за спиной щеколда. В ту же секунду перед ним появился Борис в полувоенной поношенной одежде, осунувшийся, с воспалившимися, но такими родными глазами.
- Вот и свиделись, сынка! - одними губами проговорил Григорий Семенович и почувствовал, как ноги становятся ватными.
- Здравствуй, батя! - сдержанно поздоровался сын и поддержал покачнувшегося отца.
В спину Григорию Семеновичу грубо сунули стул с шатающейся спинкой, и простуженный голос недовольно пробурчал:
- Не больно-то кохайтесь. У нас нет времени.
У старшего Боярчука не хватило сил обернуться. Он не сводил глаз с родного дитя. Надежда, радость, боль и отчаяние смешались разом в его взгляде. Старик усиленно старался держать себя спокойно, но челюсти его дрожали, и он то и дело тер ладонью подбородок.
Борис в упор смотрел на него и никак не мог произнести первое слово. Удушливый, колючий комок стоял поперек горла.
- Как мама? - наконец выговорил он.
- Ждет, очень ждет тебя, сынку, - закашлялся от волнения Григорий Семенович.
Сын ласково прикрыл своей ладонью подрагивающую на столе руку старика.
- Ты прости, отец, но у нас действительно очень мало времени. Нам сказали, что ты уже в курсе всех событий и согласился помочь.
Григорий Семенович закивал головой, боясь оторвать взгляд от сына.
- Ты по-прежнему работаешь в депо?
- Да, только теперь на маневровом. В рейс уже не выхожу. Силы не те.
- Расписание движения поездов через станцию тебе известно?
- Ну-а як же!
- Меня интересует почтовый поезд с банковским вагоном.
- Этот ходит вне расписания, - снизил голос отец.
- А как вы узнаете, что он должен пройти?
- Обычно утром, при заступлении на смену, диспетчер предупреждает.
- А когда узнает диспетчер? От кого? Как?
Старик махнул рукой:
- Как, как? Да он каждый третий четверг, почитай, прибывает.
- А сегодня? - встрепенулся Борис.
- Сегодня понедельник, - пробасили из угла.
Григорий Семенович обернулся. Лохматый, бородатый мужик сверлил его недобрым взглядом.
- У нас в запасе всего два дня? - неизвестно кого спросил Борис.
- Так, это… - почувствовал себя виноватым старик.
- Подожди, батя, - перебил его Борис. - Бригада меняется на паровозе у вас на станции?
- Нет, мы даем свой паровоз, чтобы не терять время на заправку. А их назад возвращается с товарняком.
- А бригада, бригада - ваша?
- Ну, раз паровоз наш, значит, и люди наши, - обиделся старик.
- Не дело ноздри раздувать - опять пробурчали из угла. - Говори, чего спрашивают.
- Помолчи, Кудлатый, - нетерпеливо одернул его Борис. И снова обратился к отцу. - Можешь ли ты в четверг попасть на этот почтовый паровоз?
Старик задумался.
- Не знаю. Нужна веская причина.
- Но хоть возможно? - в отчаянии спросил Борис.
- Я попробую. А как я дам знать?
- На встречу рассчитывать не приходится. Сделаем проще: прикрепишь на паровоз красный лоскут.
- А если не попаду в бригаду?
- Прикрепишь белый.
- Зачем это надо? - удивился Кудлатый.
Недоумевал и Григорий Семенович. Борис нахмурился, оглядел обоих и не спеша пояснил:
- Если на поезде будет красный лоскут, значит, состав остановится на тридцать втором километре. Соображаете?.. На тридцать втором! Там с одной стороны болото, с другой - глубокий лог. Лес почти к рельсам подступает. Охрана и пикнуть не успеет, как мы ее перещелкаем.
Борис походил по комнате и закончил свой план:
- Но если на поезде будет висеть белая тряпка, придется взорвать рельсы.
- Сделать завал, и тряпок никаких не надо, - буркнул Кудлатый.
- А как мы узнаем, что поезд почтовый? - медленно, с угрозой в голосе спросил Боярчук-младший.
Бандеровец только покрякал в ответ.
- Еще один немаловажный вопрос, - снова заговорил Борис. - Какая охрана в эшелоне?
- Наверняка сказать трудно, - пожал плечами Григорий Семенович, - но следом за паровозом всегда цепляют теплушку с солдатами. Человек двадцать.
- Пулеметы видел?
- На платформе перед железным вагоном стоят два. Это точно. А сколько всего - не знаю.
Борис почесал в затылке. Словно раздумывая, проговорил:
- Простым налетом тут не обойдемся. Придется выводить весь отряд. Возьмем эшелон в клещи. Платформу забросаем гранатами.
- Боюсь я за тебя, Бориска! - вздохнул Григорий Семенович. - Пропадет твоя голова.
- Уже пропала, - невесело засмеялся сын. - Так хоть напоследок отгулять всласть. А, Кудлатый?
- Днем раньше, днем позже, - Кудлатый отодвинул занавеску на окне. - Сматываться пора.
Борис попрощался с отцом. Григорий Семенович вытер непрошеную слезу, покрепче нахлобучил на лоб свою железнодорожную фуражку и без слов вышел.
- Доживал бы себе на печи, - вдруг высказался Кудлатый. - Так нет, одной рукой крестит, второй в ад толкает. Ох, и паскуден есть человек на земле.
- Постригись в монахи, - наигранно хмыкнул Боярчук. - Только ныне и слуги господни не чураются носить под рясой автомат.
- Пропади все пропадом! - Кудлатый выматерился. - Собирай манатки.
- Нужно дождаться Степаниду. У нее есть вести для Сидора.
Кудлатый порыскал в заставленном посудой буфете, подергал запертые ящики комода.
Сволочи, хоть бы самогона оставили. Заперли в четырех стенах.
- Поищи на кухне, - посоветовал Борис. - Хозяйка-то вроде в торговле работает.