- Наливай, кума, со знакомством!
- Кривая кочерга тебе кума, леший ты болотный, - выпалила женщина и зажмурилась, испугавшись своей смелости.
Сидевшие напротив пожилые крестьяне засмеялись. Но и в их веселье не было искренности.
"А если опять решили разыграть спектакль? - размышлял Борис, вспоминая свою первую проверку в банде. - За тридцать километров от постоя? Вряд ли! Одно смущает: милиционер. Он ведь обязан арестовать бандитов. Но Илья ему родственник. Или сосед? Впрочем, для многих с годами это становится равнозначным… Может, они решили сдаться властям? Не вяжется с поведением Михася. Он испугался присутствия в доме милиционера. И меня не разоружили. Или не ожидали, что я не последую их примеру?"
- Наливай, тетка Евдоха, раз гость просит, - загудел хриплый бас за спиной Боярчука, и длинные руки поставили через голову Бориса на стол четверть белесой жидкости. Назад руки поплыли как бы между прочим вдоль туловища гостя. Борис легко перехватил их в запястьях.
- Я боюсь щекотки, - шепнул он склонившемуся поневоле к нему милиционеру.
- Понял, - тоже шепотом ответил тот и сел по правую руку от Бориса.
Вблизи он был не так молод, как показалось с первого взгляда. На левой руке его не было двух пальцев.
- На фронте? - спросил Борис.
Милиционер безучастно кивнул и начал разливать по стаканам самогон. Хозяйка брякнула на стол чугунок парящей картошки, лапшевник, яичницу на сале и круг зажаренной домашней колбасы. Извинилась, что в доме больше ничего нет.
- Не прибедняйся, мать, - сказал Клим, - худо-бедно, а свое едим. У других за Христа ради не побираемся, а того хуже…
- За столом куском не попрекают, - напомнила ему женщина. - Ешьте, пейте, гости дорогие. Сегодня радость у нас: Ахрим домой вернулся, брата живым встретил.
- Истинно так говоришь, - поднял стопку Ахрим. - Потому первую чарку хочу за мать свою, Клим, выпить, да родителей наших помянуть. Вот и мы до родной земли дошли. Навоевались.
Зазвенели стаканы, закрякали мужики. Выпили и женщины.
- И вам бы, сынки, - кивнул в сторону бандеровцев пожилой крестьянин, - к берегу прибиться. Поди, тоже лиха по горлышко нахлебались?
- Мы идейно несогласны с нынешней властью. И кланяться ей не пойдем - набивая рот колбасой, прошамкал Панас и потянулся к стакану. - После первой о политике не говорим!
- После второй и после третьей - тоже не говорим, - поддержал его Борис. - Мы пришли брата Ильи уважить, а не перековывать его в нашу веру.
- Была бы у вас вера, вы бы по лесам не прятались, не шкодили бы в народе! - напрямую выложил свою мысль старик.
- Погоди, дед. Накостыляют им скоро, тогда они с поджатыми хвостами прибегут, - подытожил Клим и словно для большей убедительности поправил на голове свою милицейскую фуражку.
- Будет вам! - растроганно говорил Илья. - Пьем, гуляем сегодня. Помирать завтра будем.
- Не для того я, брат, до хаты своей пришагал, чтобы помереть возле нее. - Замотал головой Ахрим и потянулся к брату. - Завтра строиться начинаю и тебя, Илья, приглашаю.
Хмельной от радости, Илья снова полез обниматься с братом. Кудлатый знал - подливал самогона боевкарям. Старики и женщины заговорили о своем. Михась тоскливым голосом пробовал затянуть песню, но поперхнулся и замолчал.
Боярчук вышел на крыльцо покурить. Следом за ним - Клим. Угостил "Беломорканалом". Борис с удовольствием затянулся, присел на косую ступеньку.
- Пасешь меня, что ли? - спросил Клима.
- Заблукаешь еще в темноте-то.
- Говори: чего надо? Не крутись!
- Ишь ты какой скорый! - Клим подошел к своей лошади, потрепал по холке. - Если бы не Илья, стал бы я с тобой лясы точить.
- Может, и я не стал бы, - согласился Борис.
Теперь он был уверен, что встреча братьев не была подстроена. Не понимал только, почему охотник не воспользовался амнистией, а притащил с собой столько свидетелей.
- Утром Илья не пойдет с вами, - жестко сказал Клим, видимо, ожидая возражений.
- По мне пусть хоть все остаются. Я им не судья. - Боярчук затоптал окурок и подошел к Климу. - Сложное у тебя положение.
- Пожалел волк овцу!
- Ты далеко не овечка, гражданин милиционер, раз не побоялся обойти закон об амнистии. Не веришь, что советская власть сдержит свое слово?
- Не твое собачье дело, чего я боюсь, - разозлился Клим. - Перемирие у нас только на один день. А завтра не попадайся мне на глаза. Я таких гадов, как ты, в плен не беру.
- Опять же закон нарушаешь…
- Да заткнись ты! - Если бы не лошадь между ними, Клим бы кинулся на Боярчука. - И запомни, падла: если скажешь кому про Илью, тебе конец. Ваши не простят, а наши не поверят.
- В том-то и трагедия, - вздохнул Боярчук.
Договорить он не успел. Скрипнула дверь, и на крыльцо вошел изрядно подвыпивший Илья. Хрипло позвал:
- Клим!
- Здесь я, - недовольно пробурчал милиционер. - Мне пора уезжать. А ты, Илья, не бойся ничего. Оставайся у нас на хуторе. Помогай Ахриму строиться. А там поглядим…
- Хлопчики меня не выдадут, - всхлипывая и шмыгая носом, еле ворочал языком охотник. - Я никогда никого не обижал. Верь мне, ради господа Иисуса нашего, Клим.
- Не мели ерунды, сосед. Слово сказано, дело сделано. Оставайся и живи. Тебя никто не тронет. Я позабочусь.
Он неуклюже взгромоздился на лошадь. Долго не мог попасть правой ногой в стремя. Наконец уселся, подобрал поводья и, не говоря больше ни слова, поехал со двора. Его чуть сгорбленная, долговязая фигура проколыхалась над плетнем и растворилась в кромешной темноте. Только неровное шлепанье тяжелых лошадиных копыт еще долго и гулко отдавалось в ночи.
"Надо было попросить у него папирос", - пожалел Борис. От грубого самосада, какой курили в банде, у него начинал болеть желудок.
На следующий день, когда уже подходили к городу, Кудлатый рассеял последние сомнения Боярчука. Пряча глаза, попросил:
- Скажи Сидору: на краснопогонников наскочили. Илью, мол, вроде как убили. Видели, он упал под пулями. Тебе сотник поверит.
- К чему такая перестраховка?
- Береженого - бог бережет! Про убитых не спрашивают. Значит, охотник наш ни в каких протоколах больше не всплывает. Клим - мужик тертый. Дело знает.
- А если власти проверят?
- Власти? Милиционер в этих местах единственная власть пока. На кого покажет, того и возьмут.
- А эти? - Боярчук показал на шедших впереди Панаса с Михасем.
- Они давно ничего не видят и ничего не знают. - Помолчал и неохотно добавил: - Пока не прижмет.
- Ладно, - согласился Борис. - Я скажу Сидору.
Казалось, Кудлатый и не ожидал другого ответа. Остановился, вставил в волосатый рот крученую цигарку и, отвернувшись от ветра, прикурил. Порыскал в кармане своего френча, достал вторую короткую самокрутку и, вымученно улыбаясь, протянул Боярчуку.