Битва под Эн-Шампанью, 1917 год
I
Я ехал на фронт с большим эшелоном выздоравливающих. Куда нас везли? Путь лежал через Мец. Значит, наш полк находился снова на южной части фронта. Мы выгрузились почти сразу за Мецем и направились маршем в поросшую лесом долину. День был пасмурный и ветреный, в лесу сумрачно.
Часа через два вдали показалась гора с небольшим перелеском на вершине. Мы обогнули гору слева. Здесь, на склоне горы, раскинулась деревня.
Остановились перед большим загородным домом с садом. Несколько человек из нашего полка вышли нам навстречу и стояли, глядя на нас издали.
Меня, Хензеля и еще кого-то определили снова в третью роту.
Я вошел доложить о прибытии в ротную канцелярию. За небольшим столом, спиной ко мне, сидел лейтенант.
- Унтер-офицер Ренн с четырнадцатью выздоравливающими прибыл!
Лейтенант повернулся ко мне.
- Здравствуй! - Он протянул мне руку. Я неуверенно пожал ее, глядя на него во все глаза. Неужто это и в самом деле вольноопределяющийся Ламм?
- Разве уж я так изменился, что ты не узнаешь меня?
- Узнаю, господин лейтенант!
- Мы что - при исполнении служебных обязанностей? Что это ты меня господином лейтенантом величаешь? - засмеялся он.
Я был совсем обескуражен: как твердо звучал теперь голос Ламма! Малый раздался вширь и вообще стал совсем другим - спокойным, уверенным в себе.
Мы стали подыматься в гору к нашей квартире.
Полк стоял далеко от линии фронта, в Арденнах, занимаясь строевой и военной подготовкой, - готовился к ожидавшемуся весной наступлению французов.
На этот раз командование войсками готовило к контрудару целую армию, в ее состав входили и мы.
Состав же роты сменился полностью. Я знал только двоих-троих, да и тех едва-едва. В моем отделении было несколько бледных, худосочных юношей, очень неловких в строю. К ним прежде всего относился Бранд, у которого всегда был беспомощный вид. Самым сильным был Хензель. Он все делал очень спокойно и уверенно, но тоже не больше того, что от него требовалось. Казалось, ему даже доставляло удовольствие не делать ничего сверх заданного. Еще был среди них ефрейтор Хартенштейн - длинный, смуглолицый, выносливый; он был неразговорчив и грубоват, но прилежен. И еще - Вейкерт, лучший стрелок в роте, непоседливый и порядком болтливый.
II
Был уже апрель, но еще довольно прохладно, когда пришел приказ выступать. Ожидалось, что французы начнут наступление.
Несколько дней мы шли по лесистой горной местности. Потом вышли на голую равнину, а около полудня добрались до городка - совсем крохотного, - меньше самой маленькой деревеньки. Наш взвод занял последний дом справа на другом конце городишка. Солнце пригревало прямо как летом. Наше отделение разместилось на верхнем этаже дома в комнатушке с одним окном; под окном стояла невысокая скамейка, вроде скамеечки для ног. Мы с Хензелем уселись на нее. За окном была равнина, по ней петляла песчаная дорога, и у дороги стояли три покосившихся, еще голых фруктовых дерева. Дальше дорога терялась в степи, где не было уже ни деревьев, ни кустарников, ни холмов.
Командир взвода, стоя позади нас, смотрел поверх наших голов вдаль:
- Вот места для поэта!
Я поглядел на него с удивлением. Это был большой, сильный человек, еще не старый. Сегодня он казался усталым, лицо пошло красными пятнами. Он с тоской смотрел вдаль. Над степью стояло марево.
- Мне что-то неможется, - сказал он.
- Что с вами, господин фельдфебель?
- Не переношу переходов.
Он лег на пол, вид у него был совсем измученный. Меня удивило, что этот сильный малый, хороший гимнаст и бегун, не переносит длительных маршей.
Хензель потянул меня за рукав, и мы вышли из дома. Мы, прошли немного в глубь равнины и сели на припеке на небольшой пригорок.
- Куда вы запропастились? - к нам бежал Вейкерт. - Подан сигнал подъема по тревоге. Только что прибыло несколько человек с передовой - говорят, там дела плохи. Французы прорвали оборону и проникли глубоко в наши позиции.
III
Мы миновали равнину и добрались до жидкого перелеска. Впереди не прекращалась канонада. По небу неслись серые облака. Пронизывающий ветер налетал порывами. Мы свернули с дороги в худосочный сосновый лес. Разбили там на ночь палатки и легли спать. Ветер усилился. Я лежал возле щели между двумя скрепленными плащ-палатками. Сквозь щель свистел ветер и время от времени заносил в палатку капли дождя вперемешку с хлопьями снега. Мы лежали, плотно прижавшись друг к другу, и все-таки мерзли… Двинут ли нас завтра на передовую?
Утром, окоченевшие, выползли мы из палаток. От полевой кухни валил Пар и смешивался с клочьями тумана. Привязанные к соснам лошади беспокойно перебирали ногами.
Кофе лишь самую малость согрел нас. Впереди гремели пушки. Мы чувствовали себя на удивление весело, снова забрались в палатки, немного поболтали, но от усталости скоро примолкли и уснули.
- Снять палатки! Приготовиться к выступлению!
Мы быстро сняли палатки, пристегнули их, мокрые, к ранцам. Все стояли, съежившись, руки в карманах. Крупными хлопьями падал снег.
- Смотри, Альбин, сейчас начнется! - сказал кто-то.
Но никто не засмеялся.
- Ну и решето же из тебя сделают!
Трое, прижавшись друг к другу спинами, присели и снова встали.
- Может, перекинемся в картишки, Макс? Снежок - прямо благодать.
Нашлись и такие, что, усевшись на поваленное дерево, принялись играть растрепанными картами. На карты падали хлопья снега.
Другие сложили из хвороста костер. Плотный, белый дым тонул в снежной пурге. Впереди неумолчно гремела, перекатывалась канонада. У одного из костров пели.
Текли часы. Снег прекратился.
К вечеру мы снялись с места. Зачем понадобилось сворачивать палатки и шесть часов торчать тут - этого не понимал никто.
Вступили в поросшую лесом долину и зашагали дальше вниз по ручью. Долина расширилась. Лес отступил. Справа показалась большая деревня. По длинному деревянному мосту мы перешли через заболоченный ручей.
Сс-шш! - просвистело и - бах! - рядом с мостом в болото.
Быть может, этой ночью мы сменим тех, кто впереди.
Перед нами высились густо поросшие лесом горы. Мы слышали стрельбу, но ничего не было видно.
Вошли в высокий сосновый лес.
- Разбить палатки!
Уже смеркалось. Принялись соскребать ногами мокрый снег с желтых листьев на земле.
Мое отделение вместе со вторым установило одну широкую, низкую палатку, оставшиеся же плащ-палатки мы расстелили внутри и забрались под этот кров. Покачивались, поскрипывая, деревья. На палатку, с легким шуршаньем, валил хлопьями снег. Временами в опавшую листву с деревьев падали капли. Издалека долетали и другие звуки - скрип колес на дороге и разрывы снарядов - то ближе, то дальше.
Рамм! - взорвалось вблизи. Рамм! - дальше, справа. Посыпались осколки.
- Сволочи! Мне угодило в спину! - выругался Вейкерт.
- Нет ли у кого-нибудь гинденбургской горелки?
У тощего Бранда была горелка в кармане, и он зажег фитиль. Осколок задел Вейкерта рикошетом в спину, но царапина почти не кровоточила, и перевязки не потребовалось.
- Да, с этим в тыл не отправят, - сказал он. - Но дырку в мундире я все-таки заработал. Он снова натянул мундир и лег спать. Мы погасили свет.
Рамм! - это где-то тут, впереди.
Потом, после паузы, снова - рамм! - немного сбоку.
Меня потянуло ко сну. Еще раза два я слышал разрывы.
Врамм! - в палатке произошло движение.
- Что случилось?
- Зажгите свет!
- Дьявол! - ругался кто-то и стонал.
Вспыхнул огонек спички. Все оглянулись.
- Что с тобой, Альбин?
- В ногу угодило. Ну же, разрежьте сапог!
Один лежал, не обращая ни на что внимания, и только подергивал правой ногой. Его ранило в голову, и он уже ничего не сознавал. Хензель побежал за санитарами.
Утром мы остались в палатках, так как снаружи был ледяной холод, а полевая кухня еще не пришла. Артиллерийские залпы раскатывались, не прекращаясь. "Сегодня мы, похоже, и вправду выйдем на передовую", - подумал я. Мне стало не по себе.
Вечером ранило несколько человек из четвертого взвода. Когда унтер-офицер санитарной службы делал им перевязку, его тоже ранило осколком в ногу. Он, ковыляя, подошел к Ламму. Тот спокойно стоял, скрестив руки на груди. Унтер-офицер сказал с добродушной усмешкой в глазах:
- Теперь уж и меня самого, господин лейтенант, - в ногу!
Я невольно тоже улыбнулся.
Часам к шести вечера по заболоченному лугу к нам прибыла запряженная четверкой полевая кухня без первой повозки. Откинули крышку.
- Пищу получать!
Мы выстроились в длинную очередь.
Я уже наполнил котелок, когда появился связной:
- Приказ из батальона: роте выступать немедленно - вот в этом направлении!
- Закрыть котел! - распорядился Ламм.
- Но пища же не сохранится до завтра, господин лейтенант! - сказал один из поваров. - Нам придется все вылить!
- Выливайте! - холодно сказал Ламм.
Я хотел проглотить хоть ложку из своего котелка. Но обжегся. Тогда я вылил все на землю. Мы поспешно собрали свои вещи и построились.
- Сюда, через заросли ольшаника! - нетерпеливо подгонял нас Ламм.
Мы продирались сквозь густые ветки кустарника. Впереди был бугристый пологий луг и справа на холме - лес. Две роты нашего батальона уже растянулись впереди по лугу, как гусеницы. Слева шла вперед галопом батарея. Ездовые верхами настегивали лошадей.