Все настороженно замерли в ожидании ответа. В памяти Горана возник тот день, когда по городу разнеслась весть о его "подвиге", припомнилась фотография в газете, и то, как генерал Брадов приехал, чтобы вручить ему награду, и допрос у полковника Никола. Он прочитал телеграмму и пришел в ужас.
- Я не писал этого! Это не мои слова, мама!
Она смотрела на него глазами, светившимися любовью и надеждой.
- Может, и это писал не ты? - Она показала ему другую телеграмму, которую принесла ей мать Славки.
- Это подлость, ложь!
Анатолий с волнением наблюдал за этой сценой. Он не перестал верить Горану, он чувствовал, что тот попал в какую-то ловушку.
- Спокойно, Горан. Не волнуйся. Все выяснится, - уверял он товарища.
Рядом с матерью Горана в скорбном молчании стояла мать Славки. Он только сейчас увидел ее. Неужели Славка и Сашо погибли с мыслью о том, что он предатель? Ему стало невыносимо больно. Что-то надломилось в нем, он закрыл руками лицо, чтобы не показать людям своих слез.
- Плачет парень… - перешептывались крестьяне. - Что-то тут не так!..
Чем больше смотрела мать на сына, тем больше верила ему. "Нет, мама, Горан не может быть предателем!"- вспомнила она слова Славки. Она приблизилась к сыну, встала, словно защищая его собой, и громко крикнула:
- Люди! Он говорит правду! Он не мог поднять руку на русского!
Она ждала, что скажет народ. Все молчали. Но она не видела враждебности в глазах односельчан.
Послышался шум приближающегося грузовика. Все повернулись. Что будет дальше?
Иван и Тома направились к Анатолию - снова объятия. Потом Иван подошел к старосте:
- Почему нас не подождал, открыл митинг?
Староста пытался что-то сказать, но Иван не захотел его слушать.
- Ну, Горан, - решительно обратился к нему Иван, - наступил час расплаты. Если уж так случилось, что советский человек здесь, - он посмотрел на Анатолия, - так скажи ему, как ты против русских воевал. Как советский самолет сбил.
Народ заволновался, по площади пронесся гул.
- Говори, Горан! Правду говори!
На трибуну поднялся высокий бородатый человек в новой военной форме, без погон.
- Товарищи! - призвал Апостолов, и все успокоились. - Товарищи, я замполит полка, где служит Горан Златанов. Он не враг, не чужой нам человек! Он солдат новой власти!
Люди ответили на его слова радостными возгласами. Апостолов поднял руку, призывая всех успокоиться.
- Вас ввели в заблуждение газеты. Все, что написано там, - выдумка немецкого командования.
И он рассказал людям о том, как все было на самом деле. "Говори, говори!" - просили его крестьяне.
- И телеграмму матери послали ложную - это сделал один предатель, который сбежал к немцам.
Крестьяне с благодарностью смотрели на Апостолова.
"Значит, текст в телеграмме заменил Владимиров!" - подумал Горан, слушая оратора. Кто-то положил ему на плечо руку. Горан оглянулся - рядом с ним стоял Тома.
Он чувствовал себя виноватым и укорял себя за то, что поддался общему настроению.
- Прости меня, брат, - тихо проговорил он.
Тетя Драга слушала все это и с трудом сдерживала рыдания. Она подошла к Апостолову, поцеловала его. Потом обняла Анатолия и прижала его к своей груди.
Женщины плакали, глядя на нее.
- Ну а теперь пойдем в гости к Горану. Как, примешь нас, мать? - спросил Апостолов.
Люди радовались счастливому исходу дела. А к трибуне между тем через толпу пробирался старик. Он весь взмок, высокая баранья шапка сбилась на затылок. Отстранив старосту и расправив седые усы, он начал говорить:
- Люди! Да кто же из вас не знает ребят Златаницы? Они же на наших глазах выросли. Один хлеб с нами ели, одно горе мыкали. Тома не один год в горах воевал с фашистами. Теперь, говорят, его в Софию начальником зовут. - Дед крякнул, вспомнив, что не Тому, а Петра, сына Марии, приглашают в Софию, но решил не поправляться. - Меньшой, Симеон, ему, поди, и шестнадцати еще нет, а по поведению - настоящий мужчина, с твердым характером.
Апостолов слушал внимательно старика и удивлялся, почему Горан никогда не рассказывал о своих братьях.
- А где Симеон? - спросил он, обращаясь к окружающим.
- Дома. Мучается. Измордовали его в полиции. Лечит его тетя Драга, - объяснил сконфуженный староста.
Иван все это время стоял в стороне и о чем-то сосредоточенно думал. Потом он резко повернулся, энергично работая локтями, пробрался к Горану:
- Прости меня, Горан! Ошиблись мы…
- Идет борьба, друг! Бывают и ошибки, и промахи, - старался успокоить его Горан. Он заметно волновался, лицо его было бледным, как после тяжелой болезни. - А теперь просим всех в дом, - приглашал Горан. - Отпразднуем встречу. - Он посмотрел на Анатолия. - Видишь, друг, как получилось…
14
На следующий день Апостолова вызвали в ЦК. Ему предложили работать в штабе военно-воздушных сил. Предупредили, что работа не из легких, что руководство авиацией находится в руках офицеров, членов буржуазного союза "Звено", что основные усилия на данном этапе должны быть направлены на разгром фашистской Германии и на создание новой авиации.
В офицерской форме, с погонами капитана, Апостолов чувствовал, себя стесненно, его движения были скованны. Он ждал в приемной. Адъютант молча, движением руки, пригласил его в кабинет генерала Нанчева. Нетрудно было догадаться, что ни адъютант, ни генерал не выражали восторга по поводу прибытия нового помощника.
- Наконец-то и у меня будет помощник! - заявил генерал. В его словах звучала ирония. - Работы у нас хватит всем. Пожалуйста, садитесь. Не надо представляться. Я уже обо всем уведомлен.
Генерал подал ему коробку сигарет "Картел", предупредительно пододвинул пепельницу. Апостолов не курил. Генерал взял сигарету и сел рядом с ним.
- Вам необходимо присутствовать на совещании, - сказал он. - Сегодня будем разбирать деятельность некоторых офицеров.
- Я не знаком с делами, которые вы намерены рассмотреть, господин генерал.
- Не беда, разберетесь. Случаи самые простые.
Через час в кабинете Нанчева началось совещание. За столом, покрытым красным бархатом, сидели три генерала, полковник и капитан. Форма у всех была новая, собравшиеся поблескивали новыми погонами. Видно было, что новая власть не обошла их вниманием.
Апостолов представился, как полагается по уставу. Начальству понравилась его выправка: генералы переглянулись и предложили ему занять место.
- Господа! - начал генерал Нанчев. - Всем известна наша глубокая признательность русским. Вот уже второй раз они пришли освободить нас. Теперь мы союзники с Россией и заявляем, что будем честно выполнять свой долг. - Генерал отпил глоток воды из стакана. - К сожалению, - он помедлил, чтобы сосредоточить внимание присутствующих на последних словах, и повторил, - к сожалению, господа, в нашей авиации есть офицеры с антисоветскими настроениями. Их прошлое не позволяет им оставаться в наших рядах… Если мы не примем вовремя меры, господа, это может самым нежелательным образом отразиться на доверии к нам со стороны русских. Я отдал распоряжение, чтобы подобные элементы были изолированы и повсеместно разоблачены. Сегодня нам предстоит рассмотреть… - Генерал заглянул в бумажку. - Мы начнем с кандидата в офицеры Горана Златанова… - Он еще раз посмотрел на бумажку. - Из истребительного полка. Генералы в знак одобрения кивнули головой.
- Вам, господа, известно, что он сбил советский разведывательный самолет в условиях, которые позволяли ему не выполнить приказа. Мне представляется, что советское командование будет приветствовать наше решение уволить из рядов авиации Златанова, а если понадобится - отдать его под суд.
Апостолов внимательно слушал генерала и думал, как хорошо, что он может внести разъяснение в эту историю, поможет избежать ошибки.
- Я согласен, - заявил генерал, сидящий рядом с Нанчевым.
Поднялся второй генерал. У него была коренастая фигура, через все лицо жгутом протянулся шрам, нос с горбинкой, волевой подбородок.
- Господа! - он говорил уверенно. - Говорят, кандидат в офицеры Горан Златанов хороший летчик. Но этот молодой человек забыл, что русские принесли нам освобождение от турецкого рабства. Они полили нашу землю своей кровью. Поднять руку на их внуков? Это недостойно болгарина. Я предлагаю уволить Златанова и передать его дело в следственные органы.
Генерал Нанчев был уверен, что вопрос уже решен. Он собирал свои бумаги, когда Апостолов попросил слова.
- Я не согласен, господа.
Нанчев приподнял брови и удивленно посмотрел на него через пенсне.
- Какие у вас основания не соглашаться с нами? "Подсунули мне орешек!" - думал генерал, слушая Апостолова.
- Я знаю кандидата в офицеры Златанова - до вчерашнего дня служил с ним вместе в одной эскадрилье. Он был одним из организаторов саботажей против немцев. Златанов не сбивал советского самолета, он сбил в том бою немецкий истребитель, не дав ему атаковать русский разведывательный самолет. Немецкое командование дало ложное сообщение, и печать подхватила эту ложь. Златанов смело отрицал приписываемый ему "подвиг".
- Вы плохо информированы, капитан, или сам Златанов ввел вас в заблуждение. Его личное дело в моих руках. Он отрицал содеянное из-за боязни расплаты…
- Он сбил один американский самолет и таранил второй, уже одного этого достаточно, чтобы отдать его под суд! - поспешно вмешался полковник.
Апостолов бросил на него уничтожающий взгляд.
- Не думайте, что все забыли вашу деятельность, господин полковник! В двадцать третьем году вы иначе выражали свой патриотизм!