- Нарборо был не так уже безупречен, - заметила старая леди.
- Если бы он был совершенством, вы бы его не любили. Женщины любят нас за наши недостатки, и, если этих недостатков достаточно много, они готовы все нам простить, даже ум… Боюсь, что за такие речи вы перестанете приглашать меня к обеду, леди Нарборо, но что поделаешь - это истинная правда.
- Конечно, это верно, лорд Генри. Если бы женщины не любили вас, мужчин, за ваши недостатки, то что было бы с вами? Ни одному мужчине не удалось бы жениться, все вы остались бы несчастными холостяками. Правда, и это не заставило бы вас перемениться. Теперь все женатые мужчины живут как холостяки, а все холостые - как женатые.
- Fin de siecle! - проронил лорд Генри.
- Fin du globe! - подхватила леди Нарборо.
- Если бы поскорее наступил fin du globe! - вздохнул Дориан. - Жизнь - сплошное разочарование.
- Ах, мой друг, не говорите мне, что вы исчерпали все, что есть в жизни! - воскликнула леди Нарборо, натягивая перчатки. - Когда человек так говорит, знайте, что это жизнь исчерпала его. Вот лорд Генри - человек безнравственный, а я порой жалею, что всю жизнь была добродетельной. Но вы - другое дело. Вы не можете быть безнравственным - это видно по вашему лицу. Я непременно подыщу вам хорошую жену. Лорд Генри, вы не находите, что мистеру Грею пора жениться?
- Я ему всегда об этом твержу, леди Нарборо, - сказал лорд Генри с поклоном.
- Ну, значит, надо найти ему подходящую партию. Сегодня же внимательно просмотрю Дебретта и составлю список всех невест, достойных мистера Грея.
- И укажете их возраст, хорошо, леди Нарборо? - спросил Дориан.
- Обязательно укажу, - конечно, с некоторыми поправками. Однако в таком деле спешка не годится. Я хочу, чтобы это был, как выражается "Морнинг пост", подобающий брак и чтобы вы и ваша жена были счастливы.
- Сколько ерунды у нас говорится о счастливых браках! - возмутился лорд Генри. - Мужчина может быть счастлив с какой угодно женщиной, если только он ее не любит.
- Какой же вы циник! - воскликнула леди Нарборо, отодвинув свой стул от стола и кивнув леди Рэкстон. - Навещайте меня почаще, лорд Генри. Вы на меня действуете гораздо лучше, чем все тонические средства, которые мне прописывает сэр Эндрю. И скажите заранее, кого вам хотелось бы встретить у меня. Я постараюсь подобрать как можно более интересную компанию.
- Я люблю мужчин с будущим и женщин с прошлым, - ответил лорд Генри. - Только, пожалуй, в этом случае вам удастся собрать исключительно дамское общество.
- Боюсь, что да! - со смехом согласилась леди Нарборо.
Она встала из-за стола и обратилась к леди Рэкстон:
- Ради бога, извините, моя дорогая, я не заметила, что вы еще не докурили папиросу.
- Не беда, леди Нарборо, я слишком много курю. Я уже решила быть умереннее.
- Ради бога, не надо, леди Рэкстон, - сказал лорд Генри. - Воздержание - в высшей степени пагубная привычка. Умеренность - это все равно что обыкновенный скучный обед, а неумеренность - праздничный пир.
Леди Рэкстон с любопытством посмотрела на него.
- Непременно приезжайте ко мне как-нибудь, лорд Генри, и разъясните мне это подробнее. Ваша теория кажется мне увлекательной, - сказала она, выплывая из столовой.
- Ну, мы уходим наверх, а вы тоже не занимайтесь тут слишком долго политикой и сплетнями, приходите поскорее, иначе мы там все перессоримся, - проговорила леди Нарборо с порога.
Все засмеялись. Когда дамы вышли, мистер Чэпмен, сидевший в конце стола, величественно встал и занял почетное место. Дориан Грей тоже пересел - поближе к лорду Генри. Мистер Чэпмен немедленно стал разглагольствовать о положении дел в палате общин, высмеивая своих противников. Слово "доктринер", столь страшное для англичанина, то и дело слышалось среди взрывов смеха. Мистер Чэпмен поднимал британский флаг на башнях Мысли и доказывал, что наследственная тупость британской нации (этот оптимист, конечно, именовал ее "английским здравым смыслом") есть подлинный оплот нашего общества.
Лорд Генри слушал его с усмешкой. Наконец он повернулся и взглянул на Дориана.
- Ну что, мой друг, вы уже чувствуете себя лучше? За обедом вам как будто было не по себе?
- Нет, я совершенно здоров, Генри. Немного устал, вот и все.
- Вчера вы были в ударе и совершенно пленили маленькую герцогиню. Она мне сказала, что собирается в Селби.
- Да, она обещала приехать двадцатого.
- И Монмаут приедет с нею?
- Ну конечно, Гарри.
- Он мне ужасно надоел, почти так же, как ей. Она умница, умнее, чем следует быть женщине. Ей не хватает несравненного очарования женской слабости. Ведь не будь у Воображения, этого золотого идола, глиняных ног, мы ценили бы его меньше. Ножки у герцогини очень красивы, но они не глиняные. Скорее из белого фарфора, то есть прошли через огонь, а то, что огонь не уничтожает, он закаляет. Эта маленькая женщина уже много испытала в жизни.
- Давно она замужем? - спросил Дориан.
- По ее словам, целую вечность. А в книге пэров, насколько я помню, указано десять лет. Но десять лет жизни с Монмаутом - это целая вечность… А кто еще приедет в Селби?
- Уиллоби и лорд Рэгби - оба с женами, затем леди Нарборо, Джеффри Клаустон, - словом, обычная компания. Я пригласил еще лорда Гротриана.
- А, вот это хорошо! Он мне нравится. Многие его не любят, а я нахожу, что он очень мил. Если иной раз чересчур франтит, то этот грех искупается его замечательной образованностью. Он вполне современный человек.
- Погодите радоваться, Гарри, - еще неизвестно, сможет ли он приехать. Возможно, ему придется везти отца в Монте-Карло.
- Ох, что за несносный народ эти родители! Все-таки постарайтесь, чтобы он приехал, уговорите его… Кстати, Дориан, вы очень рано сбежали от меня вчера вечером, - еще и одиннадцати не было. Что вы делали потом? Неужели отправились прямо домой?
Дориан метнул на него быстрый взгляд и нахмурился.
- Нет, Гарри, - не сразу ответил он. - Домой я вернулся только около трех.
- Были в клубе?
- Да… То есть нет! - Дориан прикусил губу. - В клубе я не был. Так, гулял… Не помню, где был… Как вы любопытны, Гарри! Непременно вам нужно знать, что человек делает. А я всегда стараюсь забыть, что я делал. Если уж хотите знать точно, я пришел домой в половине третьего. Я забыл взять с собою ключ, и моему камердинеру пришлось открыть мне. Если вам нужно подтверждение, можете спросить у него.
Лорд Генри пожал плечами:
- Полноте, мой дорогой, зачем это мне? Пойдемте в гостиную к дамам… Нет, спасибо, мистер Чэпмен, я не пью хереса… С вами явно что-то случилось, Дориан! Скажите мне, что? Вы сегодня сам не свой.
- Ах, Гарри, не обращайте на меня внимания. Я сегодня в дурном настроении, и все меня раздражает. Завтра или послезавтра я загляну к вам. В гостиную я не пойду, мне надо ехать домой. Передайте леди Нарборо мои извинения.
- Прощайте, Дориан. Жду вас завтра к чаю. Герцогиня тоже будет.
- Постараюсь, - сказал Дориан, уходя.
Он ехал домой, чувствуя, что страх, который он, казалось, уже подавил в себе, снова возвратился к нему. Случайный вопрос лорда Генри вывел его из равновесия, а ему сейчас крайне необходимо сохранять самообладание. Предстояло еще уничтожить много улик, и он содрогался при одной мысли об этом. Ему даже дотронуться до них было страшно.
Но это было необходимо. И, войдя к себе в библиотеку, Дориан запер дверь изнутри и открыл тайник в стене, куда спрятал пальто и саквояж Бэзила. В камине пылал яркий огонь. Дориан подбросил еще поленьев… Запах паленого сукна и горящей кожи был невыносим. Чтобы все уничтожить, пришлось провозиться целых три четверти часа. Под конец Дориана даже начало тошнить, кружилась голова. Он зажег несколько алжирских курительных свечек на медной жаровне, потом смочил руки и лоб освежающим ароматным уксусом…
Вдруг зрачки его расширились, в глазах появился странный блеск. Он нервно закусил нижнюю губу. Между окнами стоял флорентийский шкаф из черного дерева с инкрустацией из слоновой кости и ляпис-лазури. Дориан уставился на него как завороженный, - казалось, шкаф его и привлекал, и пугал, словно в нем хранилось что-то, что его притягивало и что вместе с тем он почти ненавидел. Он задыхался от неистового желания… Закурил папиросу - и бросил. Веки его опустились, так что длинные пушистые ресницы почти касались щек. Но он все еще не двигался и не отрывал глаз от шкафа.
Наконец он встал с дивана, подошел к шкафу и, отперев, нажал секретную пружину. Медленно выдвинулся трехугольный ящичек. Пальцы Дориана инстинктивно потянулись к нему, проникли внутрь и вынули китайскую лакированную шкатулку, черную с золотом, тончайшей отделки, с волнистым орнаментом на стенках, с шелковыми шнурками, которые были унизаны хрустальными бусами и оканчивались металлическими кисточками. Дориан открыл шкатулку. Внутри лежала зеленая паста, похожая на воск, со странным, тяжелым запахом.
Минуту-другую он медлил с застывшей на губах улыбкой. В комнате было очень жарко, а его знобило. Он взглянул на часы… Было без двадцати двенадцать. Он поставил шкатулку на место, захлопнул дверцы шкафа и пошел в спальню.