Панджшер, ущелье Пяти Львов. Прежде курорт, одно из красивейших в Афганистане мест. Теперь же одно из самых мрачных: каждый километр дороги, ведущей отсюда по узкой скальной полке к трассе Кабул - Саланг, усеян подорванной, сгоревшей боевой техникой. Остовы танков и бронетранспортеров лежат на обочинах дороги и даже в русле реки. Десятки тонн искореженного, ржавеющего металла: остатки пяти неудачных для нашей армии операций.
В Панджшере база Ахмад-Шаха Масуда, одного из наиболее влиятельных полевых командиров оппозиции. Его агентура действует в столице, внедрившись в государственные структуры. Его группировка - несколько тысяч человек - осуществляет полный контроль над обширной зоной ущелья. Выше по течению реки возведены фортификационные сооружения, неуязвимые для артиллерии и бомбоштурмовых ударов. Оборудованы штабы и укрытия, госпитали и центры боевой подготовки. Налажена телефонная и радиосвязь.
Не раз слышал, как знакомые афганцы понижали голос, называя имя Ахмад-Шаха Масуда. Молод, умен, осторожен: никто и никогда не знает, где он проведет сегодняшнюю ночь. Опытен, хорошо подготовлен: тактику ведения партизанской войны изучал на Арабском Востоке, да и сам уже несколько лет сражается в этих горах. Несколько кровопролитных операций, проведенных в Панджшере против его формирований, фактически закончились ничем: Масуд по-прежнему хозяин в ущелье, да и не только в нем. Противник без всяких кавычек.
Закрывая моджахедам Масуда свободный доступ к трассе Кабул - Саланг, здесь и стоят наши мотострелки. Живут в горном кишлаке, брошенном жителями, разрушенном временем и войной. Странно выглядит это смешение стилей, эта сшибка эпох в Панджшере. На глиняном дувале - портреты передовиков движения "Солдатское ускорение", лозунг: "Решения XXVII съезда - в жизнь!" На дверях саманных крепостей - красные таблички: "Партком", "Начальник клуба". Или вот еще нечто совсем невероятное для здешних краев: кишлачное "метро", вырытое артиллеристами. Длинные, в рост человека, бетонированные подземные тоннели с ходами-ответвлениями, которые ведут в казармы, в ленинскую комнату гаубичного дивизиона.
- Осторожно, двери закрываются, - в шутку объявляет кто-то из идущих следом. - Следующая станция - столовая.
Здесь совершенно особый, ни на что не похожий быт: каждая вещь при деле. К цинковым ящикам от патронов приварены краны - это умывальники. Глиняные стены обклеены номерами "Известий" и "Комсомолки" - это обои. Ящики от снарядов развешаны по стенам - книжные полки. Под ними, как и повсюду у наших в Афганистане, улыбаются с фотографий наташи и сережки, которые тоже несут здесь свою очень важную службу. "Дядя папа" - так называют они своих забытых, возвращающихся с войны отцов. "Дяди папы" мысленно желают им спокойной ночи, пристроив у изголовья коек свои автоматы со сдвоенными, перехваченными изоляционной лентой рожками.
Вернутся отсюда не все.
Подняв ствол орудия к заснеженным вершинам, здесь стоит между дувалами на бетонном постаменте БТР Героя Советского Союза Андрея Шахворостова. В тяжелом бою во время одной из многочисленных и бессмысленных панджшерских операций недавний выпускник военного училища встал в полный рост под шквалом огня, поднял в атаку роту, прижатую к скалам свинцом. Андрей не вернется…
Наши в Панджшере. Окруженные минными полями, связанные с миром только трескучим голосом рации да редкими прилетами "всепогодной" авиации. Еще - колоннами, за проводку которых в Панджшер и обратно людей по праву представляют к боевым орденам.
- Батальон, слушай задачу! Выдвинуться в район постов, выставить блоки. - Голос начштаба резок и строг, но то ли свитер с высоким горлом под форменным бушлатом, то ли спокойные добрые глаза делают Карагодина немного неофициальным, немного похожим на командира партизанского отряда. - Второй роте подняться караванами на посты, прикрыть саперов. При обстреле или подрыве быть готовыми к эвакуации раненых. Группе прикрытия вести разведку местности. В случае воздействия уничтожить противника. Не допустить потерь личного состава. Вопросы? Вперед!
Ну какие тут могут быть вопросы? Личный состав - это как раз и есть мы, это нас должна защищать группа прикрытия. Глотая удушливые выхлопы БМП, начинаем движение по дороге, которая тянется через развалины мертвого кишлака. Лопасти сбитого, изувеченного вертолета с красной звездой на фюзеляже торчат из-за разрушенной глиняной стены. В горном распадке, откуда падает на черные скалы хрустальный водопад, ржавеет груда развороченного металла, которая была когда-то инженерной машиной разминирования.
Вглядываюсь в спокойные лица солдат: неужто не страшно им среди этих чужих и холодных гор? Майор Виктор Радин сказал мне об этом так: поначалу, после Союза, еще как было страшно. Это чувство проходит, когда в ущелье приезжает новый человек и ты, уже понюхавший пороха, сам начинаешь оттирать его плечом, собой прикрывать от возможной пули - так, как прикрывали поначалу тебя.
Идем тяжело. Грязь липнет к подошвам ботинок, быстро размокший от дождя бронежилет тянет в земле, мелкие капли падают с небес и шипят на раскаленной ревущей броне машин, высыхают на вороненой стали наших автоматов. Впереди - напряженные спины саперов, которые дырявят тонкими щупами землю.
- По колее! - Чей-то резкий окрик из-за спины останавливает мой неосторожный шаг в сторону от дороги.
- Весной у Панджшера цвет, как у "парадки". Цвет морской волны, - задумчиво глядя на реку, говорит мне идущий рядом комроты Александр Зауличный. Он собирается добавить что-то еще, но не успевает.
- Фугас! Всем - назад!
Желтый ребристый бок "итальянки" - пластиковой противотанковой мины - торчит в разрытой сапером лунке. Рядовой Радий Сайтов, иркутянин, растерянно хлопает ресницами, склонившись над колеей. Бывает же! Всего ничего, несколько недель осталось служить бойцу до увольнения в запас, а тут - первый в жизни, лично им обнаруженный фугас, который сейчас будет взорван, поднимется к небу жирным черным смерчем, окатит нас пригоршнями скальной крошки. Это значит: и сам сапер Радий Сайтов, и мы, идущие следом за ним, теперь и далее - живые.
На повороте дороги карабкаемся на мокрую "броню", съезжаем в реку. Нам надо перебраться на противоположный берег, куда спустится "караван" с горы, на которой расположен пост.
Наш механик-водитель Андрей Вештер глушит наконец мотор БМП, но рокот движка еще долго стоит в ушах, сливаясь с далеким тарахтеньем колонны, ушедшей вниз по ущелью. Ребята сбрасывают с плеч автоматы, запаливают костерок. Теперь можно передохнуть: со всех сторон мы прикрыты "блоками", а ждать нам долго. "Караван", который заберет у нас крупу и сгущенку, сигареты и дрова, только начал спуск с вершины: фигуры солдат едва заметны на буром склоне.
Там, на постах, сейчас несладко. Мокрый снег вперемешку с дождем валит с панджшерских небес уже десятые сутки, и вертолетов нет. На связь посты выходят теперь только в крайнем случае: на исходе батареи радиостанций. Кое-где уже кончились дрова и уголь, на обогрев пошли обшивки землянок, которых едва хватает, чтобы подсушить продрогших часовых, вскипятить чай.
В меню на завтрак, обед и ужин только одно блюдо - сухпай. В нем несколько упаковок печенья из отбойной муки ценой 6 копеек за штуку, крошечная банка тушенки и такая же - сгущенного молока. Щепотка сахара и соли. На высоте нескольких тысяч метров над уровнем моря даже без физической нагрузки это мизер, которого едва хватает, чтобы не протянуть ноги. Прибавьте к этому постоянный страх смерти, снег вперемешку с дождем, газеты и письма из дома, которые приходят раз в месяц, и вам станет понятно, что это такое - пост.
Самим спуститься к реке, чтобы пополнить запасы, у многих постов возможности нет: слишком круты вершины. Им придется терпеть, пока в воздух сможет подняться авиация. Ну а к тем, кто все же сможет спуститься, как раз и идет наша колонна, выставляя по пути "блоки" прикрытия. Кроме того, у нас еще и поручение к рядовому Алиджану Эсенову.
Недели две вытерпел в госпитале после ранения Алиджан, а потом уговорил врачей, чтобы отпустили его обратно. "Скучно стало без друзей", - уговаривал их Алиджан.
Нет, ни разу не пожалел он о том, что прошла его афганская служба на этом крохотном пятачке каменистой земли.
- Но ведь тоска там смертная, - говорю я ему. - Караул, койка, обед, снова караул. Спятить можно!
Алиджан смотрит на меня непонимающими глазами. О чем это я? Во-первых, объясняет он, караул не где-нибудь, а в Панджшере: десятки пар глаз ни на минуту не оставляют дорогу без присмотра, иначе быть беде. Стало быть, ответственность. Во-вторых, у них есть даже телевизор, он работает иногда, если есть питание для батарей. Наконец, самое главное: там же ребята, друзья, "настоящая жизнь"!
Странное дело: сколько раз заводил подобные разговоры в Афганистане, ответы солдат были похожи, как пряжки на их ремнях. Да, здесь настоящая жизнь. Нет, ни о чем не жалеют. Да, будут скучать по своей "горушке" - стали здесь братьями. Быть может, это оттого, что именно здесь впервые в жизни каждый из них почувствовал себя не винтиком в колесе - человеком?
Спустившись наконец и наскоро перекурив, "караван" строится у реки. От имени командования ротный вручает солдату орден Красной Звезды - за мужество и героизм, проявленные при выполнении боевой задачи. Это и есть наше особое поручение к бойцу Алиджану Эсенову. Будь мы на плацу, греми сейчас туш оркестра, комроты сказал бы, наверное, высокие и правильные слова, вручая Алиджану этот орден. Но мы не на плацу, на берегу Панджшера, бойцам пора возвращаться на пост, и времени на длинные речи нет. Да и нужны ли они здесь, эти речи?