- Повернули, гады! - воскликнул подполковник. - Ага! - Казалось, что подполковник выхватит сейчас пистолет и будет стрелять от радости в потолок.
- Ага! - исступленно кричал он.
Шесть вражеских танков замерли на месте, два загорелись. Когда дым рассеялся, мы увидели - на поле лежит много гитлеровцев, неестественно раскинувших руки и ноги.
- Дай поцелую! - сказал подполковник и, обняв меня, крепко поцеловал в губы.
Зазвенел полевой телефон.
- Шестой слушает, - сказал подполковник. - Спасибо. Накормили огурцами. У них понос начался, домой побежали. Думаю, что сегодня не очухаются. Ваш огородник молодец! Точно врезал. Передаю ему трубку.
- Слушает сорок первый.
- Как дела? - крикнул капитан Савельев, и голос его показался мне родным.
- Потрясающе, товарищ капитан! - ответил я.
- Ну будь! - сказал капитан. - До встречи.
Подполковник отцепил от пояса фляжку и налил себе водки.
Залпом он выпил ее и крякнул. Рукавом обтер рот и закурил.
- Налить? - спросил подполковник.
- Не надо!
- Иногда полезно. Особенно в такие минуты! Сколько гадов угробили.
Кто-то вошел на НП. Я обернулся и увидел Уткина.
- Ну, Уткин, дали мы фашисту по мозгам, - радостно сказал я. - Посмотри в бинокль.
Уткин как-то безразлично взял бинокль.
- Да ты в стереотрубу взгляни, виднее, - предложил подполковник.
Уткин посмотрел и сказал:
- Здорово! Так им и надо, гадам.
Потом обратился ко мне:
- Можно вас на минуточку?
Мы вышли с НП.
- Юрку осколком ранило, - сказал Уткин.
- Тяжело?
- Правую руку оторвало!
- Где он?
- В медсанбате.
Мы быстро шли по ходу сообщения. Красноармейцы, стоявшие у бруствера с оружием в руках, пропускали нас, прижимаясь к стенке окопа.
"Зачем я его взял?" - горько подумал я и не мог найти ответа на вопрос.
Медсанбат расположился в каменном доме, у которого одна стена во время бомбежки была разрушена. На полу, застеленном соломой, лежали раненые. Фельдшер, пожилой человек в очках, метался от одного раненого к другому. Он ловко орудовал ножницами, скальпелем, торопливо заматывал раны бинтами и кричал на сестру, если она не успевала определить, что нужно было подать или взять у него из рук.
Юрка лежал на соломе. Он был бледен. Рядом с ним сидел Попов.
- Юра, - сказал Уткин, - я лейтенанта привел.
Юрка открыл глаза. Как он не похож на того вчерашнего, розовощекого Юрку. Чудовище "война" уже выпила из него кровь.
- Вот как вышло, товарищ лейтенант, - сказал Юрка, пытаясь улыбнуться.
Я не знал, что ответить. Я стоял и смотрел на него.
Потом сказал:
- Ты, Попов, доставь Юрку к нашим.
"Зачем я его взял?" - эти слова снова вонзились в меня. "Дело ответственное", - услышал я слова капитана Савельева. И вдруг впервые неприятные слова капитана возымели смысл. Я понял, что всю свою жизнь я ни за что не отвечал. Я лихорадочно ворошил в памяти события и дела, пытаясь найти в своей жизни что-нибудь "ответственное". Я отвечал на экзаменах. Я отвечал за выпуск стенгазеты в школе… Юрку я мог бы не брать. Попов и Уткин вдвоем могли протянуть телефонную линию, "Пусть на переднем крае потолкается. Вернется, во взводе по-другому к нему относиться будут".
И уже нельзя ничего исправить.
Я брел куда-то. Я прислонился плечом к холодной стенке хода сообщения.
- Товарищ лейтенант, - услышал я голос Уткина. - Выпейте. Легче будет.
Уткин снял с пояса флягу, достал из кармана кружку и налил ее до краев.
Теплая водка противно пахла.
- Вы вдохните поглубже и до дна ее! - сказал Уткин.
Водка обжигала горло и огнем вливалась в желудок. В кружке ее становилось все меньше, и скоро пустое алюминиевое дно закрыло небо.
- Ну вот и хорошо, - сказал сержант и дал мне черный сухарь.
Мы присели на ящик из-под патронов. Я грыз сухарь. Меня уже перестало тошнить.
- На фронте всякое бывает, товарищ лейтенант! Одни воюют долго, другие погибают сразу. Судьба!
Я не отвечал.
- Ваш друг, лейтенант Берзалин, отличился, - сказал Уткин. - Как только снаряды оглушили фрицев, он вместе с пехотой в атаку бросился. Пока суд да дело, они десяток пленных прихватили. А на вид никакой в нем храбрости нет.
Я прислонился головой к сырой стенке окопа. Тепло разливалось по телу. Мир вокруг уже не казался жестоким. Мне очень захотелось увидеть сейчас же Вовку. "Вот встану и пойду к нему. Напрямик пойду".
Потом я хотел пойти к командиру полка и - сказать ему, что он хороший человек, что здорово мы дали фашисту, но ноги мои не слушались.
Я никуда не пошел, а так и сидел, намереваясь что-то сделать, но не делая, желая встать, но не вставая.
В этот момент Попов вел безрукого Юрку в тыл.
Примечания
1
Полностью повесть выйдет в свет отдельной книгой в издательстве "Детская литература".