Мальчики побежали за хворостом. Святослав присел на корточки у корзины с раками, пошевелил их осторожно пальцем. Тот, большой, пойманный Петром, воинственно задрал клешню, норовя цапнуть.
Святослав выпрямился, оглянулся.
Голова Ягубы прыгала в воде уже в шагах в тридцати от острова.
И вдруг Святославу захотелось догнать мальчишку.
Он разбежался, прыгнул в воду, проплыл, словно огромная лягушка, под водой саженей пять, вынырнул, отфыркиваясь. Голова Ягубы стала ближе.
Он снова поплыл, делая длинные гребки руками и буравя воду ногами, - так плавали греческие воины из стражи Киевского митрополита.
Теперь голова Ягубы быстро приближалась.
Оставалось проплыть ещё какие-нибудь шесть-семь саженей, и он бы догнал его, как вдруг резкая боль пронзила ногу, и Святослав с ужасом почувствовал, как сильная судорога свела мышцы правой ноги.
Он изловчился и крепко ущипнул себя за голень.
Не помогло.
Тогда он высунулся из воды, глотнул побольше воздуха и, изгибаясь, погрузился, чтобы достать до стопы. И тут почувствовал, что свело и левую ногу.
Он вынырнул и поплыл обратно к берегу, преодолевая боль и загребая только руками.
Святослав с детских лет привык терпеть боль, какой бы она ни была - от падения ли, от удара игрушечным мечом или копьём, от судорог в воде, часто хватающих его в холодное время. Но сейчас боль нарастала и становилась нестерпимой...
И тут он увидел рядом с собой лицо Ягубы.
- Свело? - крикнул мальчик и, не дожидаясь ответа, распорядился: - Клади руку мне на плечо!
- Я справлюсь, - постарался спокойно ответить Святослав.
- Знамо, справишься. Только зачем, если я тут?
Княжич положил руку на плечо Ягубы, и они медленно поплыли к берегу.
- Как ты догадался?
- Оглянулся - смотрю, ныряешь. "Чего это?" - думаю, - порывисто дыша стал объяснять Ягуба. - Я знаю, здесь холодное течение... Смотрю - обратно плывёшь. Вот и догадался.
На берегу стояли обеспокоенные мальчишки, смотрели, как тяжело плывут двое.
Уже у самого берега Ягуба повелительно крикнул:
- Помогите же, чего рты раззявили!
Пётр послушно прыгнул в воду, за ним остальные.
Княгиня Агафья смотрела на разгорячённое лицо сына, слушала его сбивчивый рассказ о событиях на реке и думала: до чего же похож Святослав на отца, князя Всеволода, и в то же время не похож. Всеволод красавец, да такой, что у неё - вот уже скоро четырнадцать лет как замужем за ним - до сих пор сладко замирает сердце, когда видит его после разлуки. А сын хоть и похож на него, да непригож.
- Так чего же ты хочешь? - спросила она наконец сына, понимая, что молчит уже довольно долго.
- Взять его в свою дружину.
- Твоя дружина - твоё и решение, - уклончиво ответила мать.
- Но дворскому только ты можешь повелеть.
Так вот что смущает сына... Его собственная дружина только начинала складываться. В неё входили его сверстники, дети ближних бояр отца, дети старших дружинников и нарочитых мужей. Называлась эта дружина детской. Сегодня - ватага на Десне, товарищи по играм и забавам, завтра - товарищи в походах, а там, глядишь, и ближние бояре, составляющие старшую дружину князя.
И вдруг среди них окажется безродный приблудный мальчишка. Как сын его назвал?.. Ягуба? И имя то нехристианское, кличка какая-то. Но если воевода одобрит, то и мальчишки смирятся, хотя, возможно, будут не согласны с таким решением.
Княгиня внимательно посмотрела на сына и с удивлением подумала, что для двенадцатилетнего отрока Святослав уж слишком тонко и точно разобрался в хитросплетениях дворцовых отношений.
Как же получилось, что до сих пор она, зачарованная странным сходством сына с мужем, когда каждая чёрточка вроде бы повторяла черты красивого лица, а все вместе не складывалось в гармоничное целое, не обратила внимания на его глаза? Не по-детски вдумчивые и острые, они глядели на неё напряжённо, с ожиданием, и в то же время где-то, в самой глубине их, она уловила лёгкую усмешку, словно Святослав получал удовольствие, наблюдая, как мать распутывает сложный клубок.
- Иди к дворскому и распорядись. Скажи, я согласна. И воеводе то же самое скажи.
Святослав поклонился и степенно пошёл к двери, потом вдруг повернулся, подбежал к матери, обнял её порывисто, поцеловал в щёку и ушёл.
Выйдя из материнской светёлки, он выглянул в небольшое, открытое по случаю летней жары окошко.
Ягуба сидел во дворе, в тени, там, где оставил его княжич, и с любопытством вертел головой, провожая взглядом то отрока, спешащего на конюшню, то дворовую девку с охапкой меховой рухляди - наверное, ключница затеяла проветривать сундуки.
...Дворский выслушал княжича молча, вопросов не задавал, уточнил только:
- Грамотен ли?
- Не знаю, - растерялся княжич.
- Если нет, то завтра же отцу Игнатию скажу, пусть займётся.
Теперь предстоял разговор с воеводой.
Старый боярин Векса начинал службу ещё при князе Олеге Святославиче. Мог бы доживать свои дни на покое - был у него в Киеве дом, не уступающий иным княжеским дворцам. Из поколения в поколение наполняли дом добром бояре, воеводы, тысяцкие из рода Вексов. Считали они себя прямыми потомками первых новгородских нарочитых мужей, что поехали с князем Игорем Старым из северного города в неведомый им Аскольдов Киев.
С тех пор служили Вексы верой и правдой не князю, а Киевскому великому столу, принимая с переменой князя нового хозяина, иногда неприязненно, иногда затаив ненависть. Но принимали. И служили. В начале городу, а потом уж тому, кого в данное время судьба посадила на великий Киевский стол.
И только нынешний Векса изменил традиции.
Он привязался всем сердцем к злополучному Олегу Святославичу и вместе с ним испил всю чашу неудач.
А теперь, вместо того чтобы доживать свой век в Киеве, окружённым внуками и почётом, он преданно служил князю Всеволоду, сыну своего давно умершего господина. И хотя уже много лет не становился он в челе дружины перед боем, не водил полки, князь неизменно приглашал его в совет и часто принимал решения, прислушавшись к словам старика.
Здесь же, в загородном дворце, старый боярин был полновластным воеводой.
Княжич нашёл его в малой гриднице. Старик сидел за столом и смотрел в оконце на стрижей, что с резкими криками чертили синеву вечернего неба.
- Княжич? Садись, - повернулся к нему старый Векса.
Святослав в который раз поразился черноте внимательных глаз воеводы. Говорили, что его предки вышли из Угорской земли и в роду время от времени рождаются чернявые, темноглазые, горбоносые мальчики.
- Вот, думаю, сколько копий сможем выставить, если что заварится, упаси Господи.
Святослав промолчал. Он знал, что задавать вопросы бессмысленно - боярин сам скажет ровно столько, сколько посчитает нужным.
- На днях твой отец вернулся в Чернигов из Киева мрачнее тучи. Опять повздорил с Ростиславичами из-за спорных волостей. Вот и прикидываю на всякий случай, что можем выставить в страду. И получается - ничего, кроме младшей дружины да трёх сотен гридей. - Векса тяжко вздохнул. - Ты по делу, княжич?
- Хочу взять в детскую дружину одного отрока. Он мне сегодня жизнь спас. Будет преданным дружинником.
- Чей сын? - спросил Векса.
Святослав замялся с ответом, и старик сразу же понял причину.
- Смерд? - спросил он.
- Возьму в дружину - и будет дружинник. Смышлён и проворен. - И, заметив, что воевода нахмурился, торопливо добавил: - Мама согласна.
- А чего княгине Агафье возражать? Матери, конечно, спокойнее, если её сына верные люди окружают. Надолго ли верен?
- Не знаю, боярин. И знать не желаю. Хочу о своих людях по их делам судить.
- Это верно... Ну, коли так, я распоряжусь, чтобы доспех подобрали, оружие, коня...
Святослав согласно кивнул, показывая, что разговор окончен, повернулся и спокойно, совсем по-взрослому пошёл к двери. Закрыв за собой дверь, он бегом побежал во двор.
Ягуба всё так же сидел в тенёчке.
Святослав торжественно подошёл к нему.
- Ну? - спросил мальчик, глядя снизу вверх на княжича.
- Встань! - звонким голосом сказал княжич.
- Ты чего?
- Встань! - снова приказал он.
Ягуба встал.