2. LЕ PLAISIR DE GRACES. Взять полстакана памплемусного сока, стакан джина, стакан старого виски, полстакана крепкой настойки сливы и полстакана на косточках оливы, стакан сухого белого. Прибавить льду и очень старательно взболтать. Подавать, положив в стакан тонкую стружку лимонной корки. Пить через соломинку.
Знание французского и английского языков обязательно, я же могу и по-немецки. А в общем, Николаша, сиди и не рыпайся, мой совет.
Твой конструктор Г.".
7
Коленька почему-то боялся оставлять эти письма в своей комнате, в Доме Советов, бывш. "Метрополь", а уничтожить их - был нс в силах. Так, с и письмами конструктора Гука в кармане темно-синего френча, ежедневно ездит Коленька в Кремль - в Кремле он пишет портрет Ленина.
То, чего инстинктивно ожидал Коленька Хохлов, впервые входя к Ленину, не произошло: Ленин не сидел за столом, углубившись в бумаги, не сделал обычного в таких случаях вида, будто с трудом отрывается от работы, случайно заметив вошедшего. Напротив, как только Хохлов показался в дверях кабинета, Ленин быстро и учтиво встал с кресла, направляясь навстречу.
ЛЕНИН (улыбаясь): Здравствуйте, товарищ. Мне думалось почему-то, что вы старше. Пожалуйста, садитесь. Я - жертва нашей партии: она заставляет меня вам позировать. Скажите, в чем будут мои обязанности и как вы хотите меня изобразить?
Коленька улыбаясь ответил, что Ленин олицетворяет собой движение, рост и волю революции. Коленька видит не портрет в прямом смысле, а картину, в которой Ленин неотделим от масс.
ЛЕНИН (улыбаясь): Но ведь я только скромный журналист. Я предполагал, что буду изображен за письменным столом. Если когда-нибудь я увижу ваш холст осуществленным, то непременно залезу под стол от смущения.
ХОХЛОВ (улыбаясь): Право и привилегия художника - создавать легенды. Если наши произведения становятся в противоречие с истиной, будущее наказывает прежде всего нас самих. Но лишать себя этого права мы не можем. О Ленине-журналисте я не задумывался, а портрет обывателя с бородкой меня не интересует.
ЛЕНИН (улыбаясь): Хорошо. Я считаю недопустимым навязывать художнику мою волю. Поступайте так, как вам кажется правильнее. Я в вашем распоряжении, приказывайте - я буду повиноваться. Но сначала договоримся честно: я подчиняюсь дисциплине, я исполняю волю партии, но я - не сообщник.
Ленин улыбается. В русской революции сосуществовали две мимические линии: первая, ленинская, - в улыбке. Добродушная улыбка с подмигиванием - свидетельство душевной простоты, а также любви к ближнему или, по крайней мере, к классу. Вторая линия - от Троцкого: пронзающая острота взгляда, символизирующая непреклонность и бдительность революции; улыбка допускалась только саркастическая или, как принято ее называть, мефистофельская. Лицо Ленина обращено к светлому будущему, лицо Троцкого повернуто в сторону врагов. Влияние Ленина велико: улыбались, как могли, вожди, наркомы, полпреды, особо ответственные работники; нежно и ласково улыбался Феликс Дзержинский. Ястребиная мимика Троцкого получила распространение преимущественно в военной среде и в партийных низах: секретари комячеек, следователи ГПУ, рабкоры, управдомы, дворники. Кроме того, намечалась еще средняя, синтетическая, линия: так, Феликс Дзержинский улыбался по-ленински, бородку же стриг под Троцкого, создавая таким образом новый тип "добродушного Мефистофеля".
Ленин неразговорчив. Сеансы проходили в молчании. Ленин как бы забывал о Хохлове и, только встречаясь с ним взглядами, неизменно улыбался. Как-то Хохлов вздумал заговорить об искусстве - Ленин прервал его:
- Я, знаете, в искусстве не силен. Вы уж об этом лучше с Луначарским: большой специалист. У него там даже какие-то идеи… Иногда, очень редко, желтое лицо Ленина передергивалось судорогой. Тогда он вздрагивал, проводил рукой по темени и, вздохнув, улыбался снова, как после сильной боли, которая вдруг отлегла.
В Кремлевском дворце - покойно, тихо, домовито. Жужжат мухи, маляры белят потолки, красят стены. В белом коридоре - коридор наркомов прогуливаются вожди, говорят о безделицах, курят папиросы высшего сорта - "Совнаркомские" и "Посольские"; раздается смех. Карл Радек, похожий на Грибоедова, а может быть, и на Пушкина, если бы Пушкин носил очки и порыжел, на Добролюбова, да и на Решетникова, пожалуй, - декламирует на ухо Демьяну Бедному, настоящая фамилия которого - Придворов:
Все говорят - ты Бe-ран-же.
Ты просто "б", ты просто "ж"..
В открытые окна глядит веселое московское солнышко; прыгают по стенам желтые зайчики и голубые, легкие тени. Внизу, у подъезда, фыркает одинокий автомобиль. Пахнет летом, булыжной пылью и свежей краской…
Когда Ленин умер, Коленька Хохлов видел его мозг: одно полушарие было здоровым и полновесным, с отчетливыми извилинами; другое, как бы подвешенное на тесемочке к первому, - сморщено, скомкано, смято и величиной - не более грецкого ореха.
8
Дни бегут, года проходят чередою,
И становится короче жизни путь.
Не пора ли нам с измученной душою
На минуточку прилечь и отдохнуть?
ГОЛОС ИЗ ПУБЛИКИ: Пора!
Звенит посуда. Шныряют половые с бутылками. Табачный дым облекает певицу в голубой тюль. Конферансье - в смокинге. На локтях смокинг потерт, шелк отворотов лоснится жиром. Галстук - в синюю клеточку.
КОНФЕРАНСЬЕ: Следующий номер программы… А, Семен Иванович! Товарищи, рекомендую: врач по нехорошим болезням, с хорошей практикой. Нездоровы? Скучаете? Это все от желудка, милейший. Откушайте супцу с фрикадельками - сразу все пройдет, сытому всегда весело, например - мне…
ГОЛОС ИЗ ПУБЛИКИ: Открыл фонтан, дармоед!
КОНФЕРАНСЬЕ: Чего-с?
ГОЛОС: Ничего-с, катайте дальше!
КОНФЕРАНСЬЕ: Извольте. Следующий номер…
ГОЛОС: Как в номер, так и помер!
КОНФЕРАНСЬЕ: Выражайтесь ясней, гражданин.
ГОЛОС: С нас хватит.
КОНФЕРАНСЬЕ: Вы, гражданин, я замечаю, никогда не проголодаетесь.
ГОЛОС: Это почему же?
КОНФЕРАНСЬЕ: А потому-с, что у вас во рту каша.
ГОЛОС: Сволочь!
ВТОРОЙ ГОЛОС: Недопустимо так с товарищем конферансье колбаситься! Чего пристал?
КОНФЕРАНСЬЕ: Не беспокойтесь, гражданин, мы привыкши, такая наша профессия - конферансье. Следующий номер программы: "Зеркало девственности"…
ТРЕТИЙ ГОЛОС: Саша, милый, пойми: я пью, потому что мне в душу наплевали…
ЧЕТВЕРТЫЙ ГОЛОС (шепотом): Не все люди спасутся. Наступит страшный час, пшеница будет отделена от плевел, овцы от козлов, праведные от злых… Соберут ангелы из Царства Его все соблазны и делающих беззаконие и ввергнут в пещь дьявола, где будет плач и зубовный скрежет. Пойдут грешные в муку вечную, в огонь вечный, а праведники воссияют как солнце… Великое множество людей, милый товарищ, погибнет. Тесны врата, и узок путь… Парочку светлого, гражданин!.. Ибо много званых, да мало избранных… Страшно будет стенанье отверженных, милый товарищ…
И вот снова на эстраду выступает гармонист Ванька Жерихов со своим ансамблем. Ванька Жерихов стрижен в скобку, на шее вздувается огромный кадык. И снова танцор Еремейка по прозвищу Осьминог отбивает каблуками смазных сапогов русскую, бьет ладонями по коленам и по подошвам, плывет неслышно вприсядку, крутит волчка на одной ноге. И запевало Федя Пахоруков покрывает гармонистов звенящим тенором, свистун Веревкин свистит в два пальца Соловьем-Разбойником, в табачном дыму синеют поддевки…
Осушая бутылку за бутылкой, Коленька Хохлов с командармом Билибиным, которому стукнуло 22 года, говорят о стихах и о живописи, а также о девочках - о девочках дольше всего. И снова зацветают бумажные цветы, золотая фольга, лиловый анилин, и на шестом году революции лохматый рабфаковец роняет голову на локоть, чтобы плакать навзрыд от смутного сознания непоправимости жизни… Зима ли, лето ли - московская ночь подобна пустыне.
- Не всякий говорящий мне: Господи, Господи, но исполняющий волю Отца Моего Небесного… Истинно говорю вам - не знаю вас… Примите предостережение, милый товарищ, готовьтесь к сретению Господа Бога вашего, дабы не погибнуть окончательно и бесповоротно… Еще парочку пивка с горошком, гражданин услужающий!
- Сашка, подлец, дорогуша, мне в душу нахамили, сукин ты сын, вот я и гуляю…
Дребезжит посуда. Голубой тюль упирается в потолок. Конферансье икает, в руках у него бутылка. Голубой потолок, голубые стены, голубой смокинг у конферансье. Голубой оазис в черной пустыне ночи.
Арбат безмолвствует. У подножья памятника Гоголю дремлют бездомные старики, песчинки классово чуждой психологии. Зимой - там же - они замерзнут.